Литература и котики. Для тех, кто не разучился читать - Латунова Ольга Владимировна

Природа часто производила в них удивительные странности; один котенок родился без хвоста; другой был горбатый, третий, чудо по своей прекрасной шерсти, был настоящее чудовище по своему образованию; я заботилась о нем больше, нежели о других; и он был совершенно здоров. Однажды поднесла я его к зеркалу; он так испугался своего вида, что впал в ужаснейшие конвульсии и тут же издох. Удивительное действие страха или самолюбия.

Наконец, в доказательство того, как вредно предаваться страстям, я приведу тот день, когда вышел декрет, чтобы все дворяне выехали из Парижа немедленно. Я, спеша удалиться, уже выехала за заставу, как, вздумав приласкать своих кошек, увидела, что в огромной корзине, куда я их поместила, недостает одного кота. Тотчас велела я ехать назад в Париж, на свою бывшую квартиру, и нашла несчастного кота, который мяукал так, что у меня сердце разрывалось. Увидев меня, он перестал жаловаться и начал ласкаться ко мне. Но тут я испугалась, потому что пришло уже полтора часа сроку, назначенному для выезда; меня могли остановить, судить, казнить за эту просрочку — потому что я видела уже довольно примеров. Не медля ни минуты, я отправилась в дорогу и счастливо выбралась за город».

В первой части воспоминаний Талейрана все понятно — там речь идет о коте Жозефины, первой жены Наполеона, а вот по второй части возникает два вопроса: кто была эта знатная дама, имевшая страсть к кошкам, и как месье Бюффон оклеветал их?

Относительно дамы ничего определенного сейчас сказать нельзя. Возможно, это была графиня де Морепа? Во всяком случае, в генеалогических таблицах говорится, что брат отца графа де Морепа был аббатом в Руайомоне. Так не это ли было то самое аббатство «дяди моего аббата Р…», о котором написано у Талейрана? Плюс сама Мари-Жанна прожила 89 лет, так что она вполне могла в восемьдесят лет быть ветренной «точно так же, как в двадцать».

Что нам известно о Мари-Жанне де Морепа? Она была женой графа де Морепа, одного из министров Людовика XV, а потом и Людовика XVI. А еще она известна тем, что у нее был белоснежный кот, которого звали Бриллиант, и он играл при Людовике XVI весьма важную роль. В частности, составлялись специальные бюллетени о состоянии его здоровья, и о нем говорили так, словно он был принцем крови. Но Бриллиант оставался при этом котом в самом прямом смысле этого слова, и вот однажды он покинул апартаменты мадам де Морепа и отправился прогуляться. Его любовные похождения завершились в мастерской Людовика XVI, известного своим пристрастием к слесарному делу. Когда король пришел туда, он увидел полный разгром. Его любимые инструменты и поделки были разбросаны по полу. Король в сердцах швырнул в Бриллианта молоток и… убил его на месте.

Конечно, не из-за этого произошла Великая французская революция и не из-за этого Людовика отправили на эшафот, но все равно как-то некрасиво получилось…

Что же касается мадам де Морепа, то, узнав о гибели любимца, она принялась кричать и заливаться слезами. Королю, дабы как-то загладить свою вину, пришлось даже послать к безутешной графине послов во главе с бароном де Бретёйем. После этого во дворце восемь дней говорили только о Бриллианте и о его трагической гибели.

Был окружен котами и кошками и такой знаменитый актер «Комеди Франсэз», как Анри-Луи Лёкен (достойный соперник Франсуа-Жозефа Тальма), который упомянут в «Мемуарах» Талейрана и которого очень высоко ценил сам Вольтер. Он первым из французских актеров сменил напыщенную декламацию, принятую в те времена, на точность жестов, ради чего он постоянно наблюдал за своими питомцами и имитировал кошачьи движения.

* * *

А вот месье Бюффон — это знаменитый натуралист и писатель Жорж-Луи Леклерк де Бюффон (1707–1788), который в своей «Естественной истории животных», написал о кошках так:

Кошка, по-видимому, испытывает сколько-нибудь серьезные чувства только по отношению к самой себе — ее любовь весьма условна; кошка вступает во взаимоотношения с людьми только для того, чтобы сделать из них своих слуг.

Бюффон утверждал:

Известная всем своей врожденной ненавистью к собаке и враждой с нею, кошка отличается от нее не только формой тела и наклонностями, но и во всех отношениях составляет, так сказать, противуположность ей; сколь собака привязчива и верна своему хозяину, и послушается во всем ему, столь кошка переменчива, фальшива и упряма; она неспособна привязываться, лишь привыкает только к месту, а не к людям; так что мы часто видим, что кошка, жившая с кем-нибудь уже несколько лет, при переезде на другую квартиру оставляет хозяев своих и возвращается на старое жилище и привязывается к людям, совершенно ей незнакомым.

Кошка — животное домашнее, но редко кем-нибудь любима, и терпится только, как способствующая удалению мышей, которые немало вредят и причиняют убытку в доме; но если только представляется случай, то им кошка всегда воспользуется, чтобы воровать и лакомиться, и как ее ни наказывают, исправить ее нельзя. Переменчивость и отсутствие всякой любви в натуре кошки сказывается даже и в обращении со своими котятами, которых она иногда как бы страстно любит и тщетно ото всех прячет, иногда совершенно бросает или даже сама их пожирает.

Бюффон постоянно сравнивал кошек и собак. И, да, с ним трудно не согласиться: обычная кошка слабее собаки. Она хитра, робка, но трусит не по своей вине, а потому что принуждена вечно жить со своим заклятым врагом, собакой, которую хозяин обычно еще и больше любит. От такого общества ей не весело, и она стала недоверчива, и прикрывает она свою слабость необыкновенной осторожностью, и походка ее стала нетвердой, и подходит она как-то боком, делая круг, и входит только тогда, когда рядом нет никакой опасности. Разве это значит, что кошка, как говорят некоторые, фальшива? Нет. Она просто осторожна, причем поневоле.

А еще граф де Бюффон написал в своей «Естестественной истории»:

Кошка — неверная услужница, и ее содержат единственно по нужде для противопоставления врагам, более нас беспокоящим и коих мы не можем выгнать. Сие животное хотя и имеет приятности, будучи молодо, но в то же самое время оно заключает в себе врожденную злость, склонность к обману, лицемерие и природное развращение, кои с годами приумножаются, и воспитание ничего иного не производит, как только облекает их личиною притворства.

Это кошка — неверная услужница? А как же тогда кошка герцога Норфолка? Когда в царствование королевы Елизаветы I этот герцог был заключен в лондонский Тауэр, она отыскала своего хозяина, спустившись к нему в печную трубу и показав всему миру образец неповторимой кошачьей верности. Таких примеров можно привести великое множество.

Вообще сообразительность котов и кошек удивительна! В свое время в Париже, в одном монастыре, жила чудесная ангорская кошка. Монастырского повара несколько дней подряд отрывали от своего занятия звонком, проведенным от наружной двери. Он уходил отпирать и всякий раз, возвращаясь, находил, что недоставало одной порции из того, что он приготовил.

Чаще всего пропадала рыба. Тогда он в очередной раз, как позвонили, вместо того, чтобы пойти отворять, стал в стороне и смотрел на свою рыбу. Вскоре монастырская кошка впрыгнула в окно, на стол, схватила кусок и опять выскочила прежней дорогой. Теперь было известно, кто вор. Оставалось узнать, кто звонит. На другой день повар продолжил свои наблюдения и понял, что звонит все та же ангорская кошка, подбираясь к колокольчику по крыше.

Что же касается бюффоновских сравнений кошек и собак, то тут тысячу раз права прекрасная Дельфина де Кюстин[3], которая в одном из писем к Шатобриану писала так:

Вы меня поколотите, если я вам скажу, что привязанность собак меня совершенно не волнует. У них вид приговоренных к тому, чтобы нас любить; это машины верности, а вы знаете про мой страх перед машинами. Да здравствуют коты! Я их предпочитаю собакам. Они более свободные, более независимые, более естественные; человеческая цивилизация не стала для них второй натурой. Они более грациозны, чем собаки; они берут от общества лишь то, что им подходит. Они словно смеются над своим тираном. А когда, по чистой случайности, они любят этого тирана, они не превращаются в жалких рабов, как собаки, что лижут руку, их бьющую.