Аномальный континент - Алексей Бобл

Костер разводить не стали, люди были вымотаны, я решил, что буду дежурить всю ночь, а если устану, разбужу Джима. Вместе с Владасом промыл и заштопал обычной ниткой руку Вонгу, затем – рассечение Жоре и приказал всем отдыхать.

Кати отправил спать отдельно от остальных в конец тоннеля. Похоже, это не сильно обрадовало ее, но она промолчала, хотя по лицу было заметно, что хотела высказаться. Жору положил ближе к выходу, опять же, чтобы с француженкой ночью не поцапался: оба до сих пор смотрели друг на друга с ненавистью и злобой. Между ними легли Владас, приладив сумку и пистолет себе под голову, и Вонг, мимо которого во сне мышь не проскочит, не то что Кати или Жора.

Ночь накрыла холмы, равнину под ними, на черном небе замерцали звезды. Если бы не сопение и шум беспокойного дыхания людей, я бы очумел от звенящей тишины вокруг. Возникло полное ощущение нереальности происходящего, будто нет никакой Пангеи, задания ФАБ, лишь чувство: сижу в горах вдали от цивилизации, погружаясь в собственные мысли. Под холмом простирается степь, поросшая ковылем, благоухают островки цветущей лаванды, стрекочут кузнечики…

Я вздрогнул от того, что провалился в дрему. Попытался понять: уснул реально и надолго или всего лишь на миг? Луны на Пангее не было, возвышенности не отбрасывали тени, света звезд едва хватало, чтобы разглядеть очертания холмов, поэтому сколько минуло времени на самом деле, определить было невозможно. Подумав, я все-таки поднялся и разбудил Джима. Он разлепил глаза, мотнул головой и молча прошел к выходу из тоннеля, взяв с собой дробовик.

Из трофеев нам достались два «ремингтона», тридцать патронов к ним, ружье Кати оказалось изделием итальянских оружейников, на цевье я с трудом, но все же разглядел гравировку «Benelli». У ружья был удлиненный трубчатый магазин и переключатель режимов с автоматического заряжания на помповое.

Вообще-то неплохой выбор, учитывая условия, где приходится пользоваться оружием, оно достаточно универсальное, легкое, надежное. Доверить Кати дробовик пока не входило в мои планы, Жоре – тем более. Пусть обвыкнутся, притрутся, там видно будет.

Я посмотрел в спину Джиму, сидящему у входа в пещеру, вытащил из-под сумки у спящего Владаса пистолет, снова нагнулся и приподнял голову нейротехника, забрал сумку – он даже не проснулся, а вот Вонгу шепотом пришлось объяснять, чтобы отдал ружье. Китаец раскрыл глаза, как только я приблизился к нему.

Решив разобрать и почистить стволы, я хотел скоротать время, заодно перебить сон. Опустился рядом с Джимом, протиравшим глаза кулаками, положил ружье Кати на колени и полез в сумку за ветошью.

– Дай лучше мне, – сказал он.

Голос у него был уверенный, будто у взрослого мужчины, а не подростка-матроса, каким я его представлял. За время нашего знакомства Джим заговорил со мной впервые (пара фраз на плоту не в счет). Это было довольно необычно, ведь столько уже вместе, столько пережили, преодолели, но даже словом не обмолвились.

Он пододвинул к себе сумку, взял ружье и начал разбирать его, быстро, умело, со знанием дела раскладывать детали на лоскут чистой, развернутой мною ткани.

– Где так с оружием наловчился? – поинтересовался я. – Молодец, ловко справился.

– Дядька научил. – Джим поднял на меня лицо.

И все-таки пацан-пацаном, вон как глаза от гордости заблестели. А что еще в таком возрасте надо – похвала отца или опытного наставника окрыляет, прибавляет сил. Забываются прошлые обиды – вся жизнь впереди, кажется, юность никогда не кончится.

А была ли у Джима нормальная юность? Ведь он не видел ничего, кроме Пангеи, ссыльных, не бывал на Земле. Знает про нее лишь по рассказам.

– У меня к тебе вопрос, – вновь став серьезным, произнес он.

– Валяй.

Джим покрутил затвор в руке, глядя на равнину, будто с мыслями собирался.

– Вот все, – кивнул назад, – Жора, дядька Ларс, Дед-покойник, с кем бы я ни разговаривал, утверждали одно и то же: живется на Земле плохо. Правительства там людей зажимают налогами, законами давят, в тюрьмы сажают. Мне рассказывали, что раньше были партии, они боролись между собой за власть, из-за них началась война… – Он почесал взъерошенные волосы на макушке и продолжил: – И вот открыли Пангею, куда провинившихся ссылают, типа, порядок на Земле наводят. А я думаю, как же так происходит, столько недовольных, почему? По нескольку раз в месяц ссыльных привозят.

Он посмотрел на меня, я поднял брови, собираясь ответить, только слова пытался нужные подыскать. Но Джим, оказывается, не закончил:

– Мой вопрос такой: если ссыльные, неугодные правительствам люди на Земле, большинство которых политические заключенные, так ратовали там за справедливость, почему здесь вытворяют подобное? – На мгновение он задумался и пояснил: – Здесь люди тоже грызутся между собой, власть делят, слабых эксплуатируют. Получается, они хотели лучшей жизни на Земле, но сами на Пангее поступают так, как с ними там поступало правительство.

Я озадаченно смотрел ему в лицо, а Джим все говорил:

– Ну, ясно, что плохих, как Маклейн, нельзя подпускать к власти. Только опять не пойму, чего ж все под ним ходят в городе, подчиняются?

Он перевел дух и с волнением произнес:

– Я нормально задал вопрос? Ты понял меня?

Да уж… Что тут скажешь? Неожиданно, без затей и – прямо в лоб.

– Слушай, – я потянулся за флягой в боковом кармане сумки, – ты откуда про налоги, законы, неравенство и политзаключенных знаешь, то есть понимаешь, что к чему?

– Родители меня учили.

– Кто они, кем были на Земле?

– Отец – нейроимплантологом, а мать – учительницей в школе.

– А где они сейчас?

– Умерли от чумы.

Он достал нож, сдвинул на расстеленной ткани детали, отхватил угол и стал протирать затвор.

– Прости, – я медленно отвернул крышку фляги. – Сожалею.

– Ничего. Это случилось давно.

Джим был абсолютно спокоен, даже голос не дрогнул.

– А я своих не помню, – я сделал глоток, убрал флягу в сумку. – Вырос в приюте, хм… как попал туда, помню, а что произошло с родными – нет. Будто память стерли.

Я молча просидел минуту, удивляясь собственным мыслям, никогда раньше не задумывался о родителях, кто они, кем были. Почему? Странно.

– Ты… – начал я. – Ты все верно сказал насчет людей. Всех разом не изменишь. Мы просто неспособны осознать, что…

Мне хотелось, чтобы Джим понял мою мысль, но какой у него уровень образования, я не знал.

– Что? – спросил он, отложив затвор. Взял возвратную пружину. – Что люди должны осознать?

– Отец рассказывал тебе о работе?

– Да. Очень подробно, мне нравилось его слушать. Он вел дневник, там было много научных записей.

– Тогда ты знаешь, что наш организм децентрализован, наполнен гибкими системами.

– Я понимаю, о чем ты. – Он кивнул. – У нас нет главного органа, отвечающего за все.

– Правильно. Лишь небольшое уточнение: если узел в действующей системе выходит из строя, связи перестраиваются. Ведь оторвав тебе голову, поразив сердце, печень, почки – однозначно умрешь.

– Да, но это не значит, что названные тобой органы главенствуют в организме.

– Точно. Подобным способом конструируют электронные сети, где в узлах стоят маршрутизаторы. У нас в организме тоже присутствуют сети, заключенные в оболочки, и, если один узел выйдет из строя, другие найдут способ обойти неисправность, пока та не будет устранена.

– И? – Джим перестал протирать пружину.

– Модель нашего общества имеет другую структуру. Есть строгая вертикаль власти и главный орган управления на вершине, откуда спускают указы, где решают, как поступить в той или иной ситуации. Каждый гражданин, если он законопослушный, подчиняется системе правил, законам, установленным правительством.

– Угу. – Он кивнул, глядя на равнину. – Если разрушить основной орган – система рухнет.

– Ты прав. Быстро соображаешь. На Пангее могли попытаться построить новое общество, но люди не меняются. Мы такие на генном уровне… Ты знаешь, что такое гены?

– Это… – Он замялся на миг, возведя глаза к небу. – Это наследственная память, так?

– Да, в нас поколениями предков заложена действующая модель общества, основанная на подчинении, всегда будет лидер, избранный или захвативший власть силой, уже не важно. Вот ответь на вопрос. Ты свободен? Только хорошенько подумай.

– Пожалуй… я распоряжаюсь своей жизнью, – медленно произнес Джим, – но не могу делать все, что захочу. Я вынужден… – Он кивнул. – Да, вынужден подчиняться и… И подчиняюсь воле одного человека, который управляет артелью.

– Допустим, – я поднял руку, – если не станет Ларса Свенсона?

– Его место займет новый лидер, – без раздумий отозвался Джим.

– Который встанет во главе артели, – подчеркнул я.

Джим молчал, но выражение его лица менялось – он все понял.

– Печально, – наконец произнес он и вздохнул. Положил пружину, взялся за ствольную коробку с прикладом, надавив ружьем на колени. – Неужели никогда ничего не изменится?