Междукняжеские отношения на Руси. Х – первая четверть XII в. - Дмитрий Александрович Боровков

этого текста мы можем узнать о том, что, оставив Киев, Изяслав не сразу покинул Русь. По всей видимости, он двинулся к польской границе через Туровскую землю и во время этой поездки собрал «много имения» – имущества, с помощью которого позднее попытался заручиться поддержкой поляков, – поэтому не исключено, что для его изгнания из Руси могли потребоваться дополнительные меры со стороны Святослава и Всеволода. После этого установленный в Берестове режим временного «двоевластия» завершился и в Киеве сел Святослав. Трудно сказать, какие договоренности существовали между младшими Ярославичами на этот счет, но вряд ли при замещении киевского стола князья, только что прогнавшие «брата старейшего», руководствовались только принципом старшинства. Скорее всего, Святослав занял место Изяслава по праву сильнейшего, а так как прецедента пребывания двух правящих братьев-князей в одном городе (= на одном столе) не существовало, исследователи предполагают, что Всеволод за свое участие в перевороте 1073 г. мог получить от Святослава определенную территориальную компенсацию.

Вопрос о сущности этой компенсации является предметом споров. В.Н. Татищев во второй редакции «Истории Российской» утверждал, что Святослав уступил Всеволоду черниговскую волость, а место Всеволода в Переяславле занял переведенный из Новгорода Глеб, которого сменил на новгородском столе брат Давид. В различных модификациях эта гипотеза получила развитие у его последователей, начиная с С.М. Соловьева[441], некоторые из которых рассматривали ее как доказательство принципа «лествичного восхождения». Сторонники альтернативной гипотезы, восходящей к Н.М. Карамзину[442], предполагают, что черниговский стол остался за Святославом. С источниковедческой точки зрения ситуация такова: ПВЛ, сообщая в конце статьи 1073 г. о том, что Святослав вокняжился в Киеве, ничего не говорит о судьбе черниговского стола; процитированный выше фрагмент «Жития» Феодосия свидетельствует, что после мартовских событий 1073 г. Всеволод вернулся в «область свою», т. е. в Переяславль. В «Киево-Печерском патерике» сообщается, что вскоре после вокняжения Святослава в Киеве Всеволод посетил Печерский монастырь, приехав вместе со своим сыном Владимиром Мономахом из Переяславля[443]. В пользу того, что Всеволод Ярославич остался на княжении в том городе, который был получен им от отца, говорит и летописная статья 1093 г., где в некрологе почившему князю говорится, что он княжил в Чернигове «лето» (имеется в виду 1077–1078 гг.)[444]. Нет никаких данных для того, чтобы предполагать замену в Новгороде Глеба Святославича, якобы перешедшего в Переяславль, Давидом Святославичем, который, согласно списку «А се князи Великого Новагорода», занял новгородский стол лишь в середине 1090-х гг.[445] Таким образом, ни один из элементов гипотезы, предложенной В.Н. Татищевым, не только не подкреплен какими-либо документальными фактами, но и противоречит свидетельствам остальных источников. Если Святослав, как утверждал составитель «Начального свода», желал «большей власти» (вне зависимости от того, подразумевать ли под этим определением расширение полномочий или территорию большего по размерам княжества), вряд ли он уступил Всеволоду Чернигов, так как после смерти был погребен именно в этом городе. Все это свидетельствует в пользу того, что в 1073–1076 гг. существовала «уния» киевского и черниговского столов, воплотившаяся в лице Святослава, который, по всей видимости, продолжал управлять старой столицей через посадника; в таком положении Чернигов оставался до тех пор, пока 4 мая 1078 г. в нем на 8 дней не вокняжился сын смоленского князя Борис Вячеславич[446]. Но в таком случае с еще большей остротой возникает вопрос о том, какую выгоду от своего участия в перевороте 1073 г. мог получить Всеволод?

Диапазон гипотез, затрагивающих эту тему, достаточно широк – в различных комбинациях он включает в себя те городские центры, которые упоминает в своем «Поучении» Владимир Мономах (Смоленск, Владимир-Волынский, Туров)[447]. Решение этого вопроса зависит от того, какой конкретный смысл мы вкладываем в слова Мономаха о его походах к этим городам, которые упоминаются в следующем контексте: «Первое к Ростову идохъ, сквозе вятиче, посла мя отець, а самъ иде Курьску; и пакы 2-е к Смолиньску со Ставкомь с Гордятичемъ, той пакы и отъиде к Берестию со Изяславомь, а мене посла Смолиньску, то и-Смолиньска идохъ Володимерю»[448]. Прежде всего отметим, что в данном случае речь идет преимущественно о походах автора к тем или иным населенным пунктам, однако нельзя точно сказать, выполнял он там какие-то административные функции или только использовал их в качестве временных военных баз. Судя по тексту, первый поход Мономах по приказу своего отца совершает к Ростову, а второй – к Смоленску, – вместе со Ставком Гордятичем, который затем отправляется в Берестье к Изяславу Ярославичу. Еще И.М. Ивакин писал, что Ставко следует считать приближенным Всеволода, посланным на помощь Изяславу, а дополнительные аргументы в пользу этой гипотезы привел А.А. Гиппиус, текстологически обосновавший предположение о том, что руководителем передвижений Мономаха был Всеволод, который из Курска отправился к Берестью на встречу с Изяславом, а сына послал к Смоленску (тогда как имя Ставко Гордятича по каким-то причинам было внесено в «Поучение» позже)[449]. При любой интерпретации данного фрагмента этот факт может быть отнесен только к событиям 1068, а не 1073 гг., в которых Всеволод выступил против Изяслава, а также может свидетельствовать в пользу того, что в этих мероприятиях Мономах находился в положении «младшего» князя, выполнявшего распоряжения «старших», что согласуется с его возрастом в 1068 г., когда ему было 15–16 лет. В таком возрасте был посажен на новгородский стол его дядя Владимир Ярославич (1036 г.), в том же возрасте первые административные функции были возложены на Владимира Мономаха, который далее пишет: «Тое же зимы тое посласта Берестию брата на головне, иде бяху пожгли, той ту блюдъ городъ тихъ»[450]. В интерпретации этого фрагмента существуют расхождения из-за предложенной И.М. Ивакиным конъектуры, подразумевающей сожжение Берестья польскими войсками в 1074 г. (по хронологической реконструкции Погодина – Линниченко)[451], которую А.А. Гиппиус считает излишней, предполагая (в рамках хронологической реконструкции Соловьева – Кучкина), что пожар в Берестье устроили Изяслав и Всеволод, в ответ на выступления жителей города, предпринятые под влиянием киевского восстания 1068 г.[452]

Выше мы привели один из аргументов в пользу того, что события, упомянутые Мономахом в «Поучении», могли иметь место в 1068 г. Теперь, исходя из этого, попытаемся найти геополитический смысл в географии его передвижений. Предположим, что первый поход к Ростову мог быть вызван необходимостью сбора войск на периферии владений Всеволода (что в условиях военно-политического кризиса осенью 1068 г. было отнюдь не лишним). В таком случае второй поход Мономаха – к Смоленску – мог быть обусловлен необходимостью защиты города от пришедшего к власти в Киеве Всеслава, который мог использовать свое положение для усиления Полоцка и попытаться установить контроль над