Междукняжеские отношения на Руси. Х – первая четверть XII в. - Дмитрий Александрович Боровков

для Болеслава II поддержку Изяслава. По всей видимости, Всеволод сначала планировал сопротивляться брату, двинувшемуся на Русь с поляками, и сам выступил с войском на Волынь, очевидно, находившуюся в то время под управлением Олега Святославича, но отношения между братьями удалось уладить мирным путем – 15 июля 1077 г. в Киеве вновь вокняжился Изяслав. О подробностях достигнутого соглашения источники умалчивают, но акт 1077 г. может рассматриваться как прецедент, на основе которого несколько позже оформилось представление о приоритете «брата старейшего», развившееся на базе идей, которые могли быть выработаны в Печерском монастыре в 1073–1074 гг.[472] Возможно, именно эти идеи в конечном счете оказали воздействие на решение Всеволода Ярославича отказаться от киевского стола и отправиться на княжение в Чернигов. По крайней мере, нельзя исключать того, что Всеволод был с ними знаком, так как посещал Печерский монастырь, будучи переяславским князем и, по свидетельству летописца, составившего княжеский некролог под 1093 г., был подвержен посторонним влияниям. Судя по ПВЛ, созданному печерскими интеллектуалами стереотипу «идеального правителя» в наибольшей степени соответствовали Всеволод Ярославич и его сын Владимир Мономах. Хотя в действительности позиция, занятая ими в междукняжеских коллизиях, была неоднозначной, это не помешало монастырским книжникам постепенно внедрять в политическую жизнь Руси идею о приоритете «старейшинства» в отношениях между братьями, позднее освятив ее, с одной стороны, авторитетом Ярослава I, а с другой – авторитетом Бориса и Глеба, которые представлены выразителями этой идеи в памятниках Борисоглебского цикла.

Ответив на вопрос о том, почему упоминания о приоритете «старейшинства» присутствуют только во вторичных слоях текста ПВЛ и почему эта идея широко пропагандируется в памятниках печерской агиографии, которая после 1073 г. преследовала своей целью создать определенную модель отношений внутри княжеского рода, перейдем к выяснению обстоятельств, в которых происходило развитие этой концепции, осложнявшееся борьбой между представителями разных поколений княжеского рода – «старшими» и «младшими» князьями.

«Двойные стандарты» отчинного принципа наследования волостей

Вокняжение Изяслава Ярославича в Киеве 15 июля 1077 г. привело к очередному перераспределению волостей. К моменту его возвращения из Польши Новгород, Тмутаракань, Владимир-Волынский находились в руках Глеба, Романа и Олега Святославичей – сохранение за ними этих столов в рамках политической системы, сложившейся в 1068–1069 гг., вряд ли было для Изяслава приемлемым. Учитывая тот факт, что после компромисса, достигнутого летом 1077 г. на Волыни, власть над Черниговом, Переяславлем и Смоленском осталась в руках Всеволода Ярославича и его сына Владимира Мономаха, Изяслав должен был предпринять какие-то решительные меры для того, чтобы изменить геополитическую ситуацию, вернув себе контроль над частью стольных городов – в противном случае его власть в качестве киевского князя стала бы эфемерной. И такие меры последовали: Изяслав Ярославич нанес удар по сыновьям своего брата Святослава, к которым его предшественник Всеволод относился лояльно. Согласно «Поучению», весной 1077 г. Владимир Мономах ходил на помощь Глебу Святославичу. Возможно, этот поход был предпринят в связи с новым обострением конфликта с Всеславом из-за пограничных областей[473]. Мономах также пишет, что он ходил на Полоцк с отцом (летом 1077 г., вероятно, уже после «Волынского компромисса»), а зимой того же года повторил поход и сжег город вместе со своим двоюродным братом Святополком Изяславичем[474], который затем отправился в Новгород. По всей видимости, примерно в это время Глеба Святославича, по словам составителя статьи «А се князи Великого Новагорода», «выгнашя из града и бежа за Волок и убиша и чюдь»[475]. В данном инциденте можно усматривать первое проявление политической самостоятельности новгородского населения в деле замещения княжеского стола, хотя надо признать, что объективно этот акт отвечал интересам Изяслава Ярославича, которому удалось восстановить контроль над Новгородом, нанеся первый удар по клану Святославичей руками новгородцев[476]. Примерно в это же время из Владимира в Чернигов был «выведен» Олег Святославич, который 10 апреля 1078 г. бежал из Чернигова к своему брату Роману в Тмутаракань[477]. Между тем из «Поучения» следует, что Мономах, придя из Смоленска, дал Олегу и Всеволоду обед на «Красном дворе»[478], который И.М. Ивакин приурочивал к пасхальным торжествам 8–9 апреля 1078 г.[479] Если эта гипотеза верна, есть основания думать, что во время данного обеда состоялись переговоры Олега с Всеволодом и его сыном Владимиром. Как бы то ни было, после этого обеда он почти на два десятилетия становится князем-«изгоем», противостоящим Всеволоду и Владимиру, которые в 1078 г. действуют заодно с Изяславом, из чего можно заключить, что попытка Олега найти свое место в новых политических реалиях (если она была предпринята) окончилась неудачей. По всей видимости, к весне 1078 г. юрисдикция Изяслава Ярославича над территориями была восстановлена примерно в том же объеме, в каком она существовала до событий 1068–1069 гг., распространяясь на Новгород, Волынь и Туров[480]. Впрочем, появилось и одно новшество: Изяслав дал статус «стольного града» Вышегороду, посадив там своего сына Ярополка[481]. Этот режим оказался недолговечным из-за вмешательства тех «младших» князей, которые в результате формирования данной политической системы лишились своих волостей и сидели в Тмутаракани, подготавливая вооруженное нападение на Русь.

К тому моменту вооруженные конфликты между представителями разных поколений рода Рюриковичей уже имели прецеденты, но репрезентация их в летописной традиции была различной. Например, конфликт Ярослава с Брячиславом Полоцким в 1021 г., как мы видели выше, описан нейтрально по отношению к его инициатору. Аналогично описание конфликта Святослава Ярославича с Ростиславом Владимировичем из-за Тмутаракани, который вспыхнул в середине 1060-х гг. Летописец пытается продемонстрировать стремление «младшего» князя к предотвращению открытого конфликта со «старшим». В 6572 (1064/65) г. «Бежа Ростиславъ Тмутараканю, сынъ Володимерь, внукъ Ярославль. В 6573 (1065/66) г. Иде Святославъ на Ростислава кь Тмутараканю. Ростиславъ же отступи кроме изъ града, не убоявъся его, но не хотя противу строеви своему оружья взяти (курсив наш. – Д. Б.). Святославъ же, пришедъ Тмутараканю, посади сына своего пакы, Глеба, [и] възвратися опять. Ростиславъ же пришедъ, пакы выгна Глеба, и приде Глебъ къ отцю своему»[482]. Из приведенного фрагмента видно, что политическая воля «старшего» князя в данном случае не является обязательной к исполнению «младшим». В то же время практика второй половины XI в. красноречиво свидетельствует о том, что «старшие» князья становились в «отца место» далеко не для всех племянников – отношение к ним менялось в зависимости от колебаний политической конъюнктуры, что неизбежно приводило к «конфликту поколений». Если в 1060-х гг. подобные эксцессы носили локальный характер, то с формированием «тмутараканского триумвирата» в 1077–1078 гг.[483] они приобрели больший масштаб.

ПВЛ под 1078 г. отмечает: «Приведе Олегъ и Борисъ поганыя