Вторжение 1944 года. Высадка союзников в Нормандии глазами генерала Третьего рейха - Ганс Шпейдель

Роммель передал этот доклад дословно, выразил с ним полное согласие и еще раз подчеркнул требование свободы маневра. Услышав об отзыве Гейра фон Швеппенбурга, сразу же поддержал своего командующего группой, но его протесты бесцеремонно отверг Кейтель.

Новый командующий генерал Эбербах был способным солдатом, имевшим большой опыт в бронетанковой войне. Характер, поведение и политическая интуиция делали его особенно одаренным командиром.

Офицеры и солдаты подобным же образом ожидали, что их опытный и испытанный в боях командующий группой армий фельдмаршал Роммель станет преемником Рундштедта в командовании на Западе. К их удивлению, новым главнокомандующим вооруженными силами на Западе стал фельдмаршал Гюнтер фон Клюге.

Недоверие Гитлера к Роммелю стало слишком сильным.

Гюнтер фон Клюге был артиллерийским офицером, побывавшим на всех постах в Генеральном штабе. Он отличился в кампании 1940 года на посту командира 4-й армии. Под его командованием Роммель вел дивизию «Фантом» в знаменитом наступлении к побережью. Клюге проявил себя как мастер импровизации, продемонстрировав силу воли в качестве командующего группой армий «Центр» на русском фронте. Он был благоразумным, энергичным, храбрым и требовательным к себе, но склонен к позерству. В войсках его прозвали Хитроумный Ганс. Он был безжалостен, требуя от подчиненных полной отдачи. Холодные глаза на лице с резкими чертами выражали чувство непримиримости. В разговорах личного характера он выказывал сильную любовь к природе и огромный интерес к военным дисциплинам и современной истории. Он не соглашался с Гитлером и все же чувствовал себя связанным с ним; наверное, находился под влиянием чувства обязанности за особые почести и награды, которые получал от Гитлера.

Он оправился после автокатастрофы, случившейся зимой 1943/44 года, когда его автомобиль перевернулся на шоссе Минск – Смоленск. Выглядел свежим и энергичным. Клюге только что провел две недели в Берхтесгадене, где Гитлер проинструктировал его по поводу новой задачи и убедил в том, что провалы на Западе стали результатом плохого руководства, ошибок и упущений, допущенных воюющими армиями.

Оба фельдмаршала довольно холодно встретились, когда Клюге ближе к вечеру 5 июля прибыл в Ла-Рош-Гюйон. Во время дискуссии в оружейном зале замка Клюге указал, что отзыв фельдмаршала фон Рундштедта был очевидным признаком недовольства Гитлера руководством на Западе. Сам Роммель не пользовался абсолютным доверием фюрера. У Верховного командования складывалось впечатление, что теперь, как и в Африке, Роммель слишком легко попадал под влияние «якобы подавляющего воздействия оружия противника» и был слишком склонен к пессимизму. Роммель также каждый день проявлял упрямство и не выполнял распоряжения фюрера.

«Фельдмаршал Роммель, – заключил Клюге, – даже вы должны теперь подчиняться безоговорочно. Это добрый совет, который я вам даю».

Несогласие в оценке привело к жаркому спору между двумя фельдмаршалами – ситуации, во время которой Роммель неоднократно и настойчиво говорил Клюге, чтобы тот сделал собственные выводы из требований конкретного момента. Роммель на повышенных тонах протестовал против несправедливой критики со стороны Гитлера и Верховного командования. Атмосфера разговора настолько накалилась, что Клюге велел начальнику штаба и оперативным офицерам (IA) группы армий покинуть помещение.

Роммель потребовал, чтобы новый главнокомандующий немедленно взял назад свои обвинения, а потом в письменной форме известил об этом Верховное командование вооруженными силами. Роммель установил срок, к которому должно было быть удовлетворено его требование. Он посоветовал Клюге не принимать решения, не посовещавшись со своими войсковыми командирами и солдатами и не побывав с инспекцией на фронте.

Они не могли справиться с чувством глубокой обиды друг на друга. После этого совещания Клюге не вдавался в общую ситуацию, а Роммелю было тяжело осознавать, что Клюге более не склонен обсуждать жгучий вопрос о том, как спасти рейх от уничтожения. Роммель владел конфиденциальной информацией, которая привела его к справедливому заключению, что Клюге годами контактировал с оппозиционными силами в Германии. Теперь он предстал глашатаем Гитлера и говорил в духе Берхтесгадена, не имея информации из первых рук о положении на фронте.

Следуя маршруту, подготовленному группой армий, Клюге начиная с 6 июля в течение двух дней ездил с инспекцией и говорил со всеми попадавшимися ему командирами и солдатами. Савл превратился в Павла. Под давлением неоспоримых фактов и проясняющих ситуацию мнений всех командиров ему пришлось осознать: Роммель был прав, говоря о том, что Клюге был временно ослеплен обманчивыми высказываниями Гитлера.

Клюге взял обратно все обвинения, оправдывая свое поведение тем, что Гитлер и Кейтель дезинформировали его. Он понял, что Гитлер не хочет видеть истинную ситуацию, несмотря на все донесения, телефонные звонки и личные беседы. Гитлер жил в мире грез, а когда грезы улетучивались, искал козлов отпущения.

Оберст-лейтенант резерва доктор фон Хофакер прибыл в Ла-Рош-Гюйон 9 июля по указанию военного губернатора Франции генерала фон Штюльпнагеля. Хофакер был сыном командующего Вюртембергского корпуса в Италии в Первую мировую войну, под командованием которого Роммель получил свой орден «За заслуги» за штурм горы Матажюр. Полковник фон Хофакер был также двоюродным братом полковника графа Клауса фон Штауффенберга, члена Генерального штаба, который поставил в известность начальника штаба группы армий «Б» о своем предстоящем визите от имени генерала Бека. Однако события 20 июля сделали этот визит невозможным. Цезарь фон Хофакер, энтузиаст, с талантом политика и редким даром убеждения, до войны занимал в Берлине высокий пост в сталелитейной промышленности, а в последние годы стал самым доверенным штабным офицером Штюльпнагеля. Вместе с ним работал доктор Макс Хорст, доверенное лицо Штюльпнагеля. Хофакер должен был формировать окончательное мнение о положении на фронте для Бека и Штауффенберга. Он представил хорошо известный меморандум, содержавший точку зрения военного губернатора, в котором призывал к незамедлительным и решительным действиям ввиду сложившейся военной и политической ситуации, заканчивая призывом всех сил Сопротивления к фельдмаршалу сразу начать действовать независимо с тем, чтобы покончить с войной на Западе. Это был откровенный призыв к мятежу, и он совпадал с точкой зрения заговорщиков в Берлине о том, что союзники никогда не пойдут на переговоры с Гитлером и его когортой – Герингом, Гиммлером или Риббентропом. Предлагалось одновременно отмежеваться от того, что называлось национал-социалистическая система. Меморандум делал акцент на вопросе, поднимавшемся Роммелем во время более ранних дискуссий о том, что бомбардировки противника следует прекратить для того, чтобы дать Германии моральную и экономическую передышку. Хофакер спрашивал, как долго можно удерживать Германский фронт на Западе. Решения Берлина существенно повлияют на ответ на этот вопрос. Ответ, который давал Роммель, был столь же прямым: «Самое большее от четырнадцати дней до трех недель. Потом можно ожидать прорыва. У нас нет дополнительных сил, которые можно было бы бросить в бой».