Херувим (Том 2) - Полина Дашкова

— Вам нехорошо?

— Почему вы так решили? — зло рявкнула Наталья Марковна. — С ним все нормально!

— Наташа, — прошептал генерал и погладил ее по руке, — спокойней, спокойней.

Она понимала, что нельзя так болезненно реагировать на те особенные взгляды, которые теперь постоянно преследуют ее мужа. Но ничего не могла с собой поделать. Она злилась на людей за то, что они так смотрели на Володю. На лице его все отчетливее проступала печать болезни. А если быть до конца честной, то печать смерти. Люди чувствовали это и смотрели, словно пытались прочитать в его воспаленных глазах, в складках смертельно бледной кожи жуткую, но жгуче интересную тайну.

В их взглядах было много всего — любопытство, недоумение, страх, брезгливость. Иногда, очень редко, — жалость. В обычном суетном потоке жизни лицо ее мужа напоминало им о том, о чем они помнить не желали и в общем правильно делали.

«Не смотрите, не надо! — кричала про себя Наталья Марковна. — Ничего интересного для вас, это к вам пока что не относится, вы здоровы, живы. Радуйтесь, и дай вам Бог, только не смотрите так!»

— Будьте добры, принесите простой воды, без газа. Эту я выпью сама, а моему мужу, пожалуйста, без газа, — попросила она девушку и заставила себя приветливо ей улыбнуться.

Самолет плавно шел на посадку. В иллюминаторе показались разноцветные огни, огромная россыпь огней. Наталья Марковна любила возвращаться в Москву ночью именно из-за этой таинственно мерцающей красоты. Каждый раз она припадала лицом к ледяному стеклу и на время посадки становилась маленькой девочкой, сладко волновалась, начинала верить, что дома ждет ее что-нибудь необыкновенно хорошее, щурилась на легкий иней, которым было покрыто снаружи стекло иллюминатора. Ей нравилось думать, что ледяное кружево надышали на стекла невидимые ангелы на высоте пять тысяч метров. Эти фантазии потом оседали на дно души, и сухой осадок был чем-то вроде топлива для дальнейшей жизни.

Громадина самолета дважды приближалась к земле, но разворачивалась и вновь шла вверх, огни терялись, таяли, за круглым окошком опять был мрак.

— Наташа, я должен предупредить тебя, — сказал генерал, склонившись к ее голове.

Она услышала только хриплый гул его голоса и не могла разобрать ни слова. У нее сильно заложило уши.

— Что, Володя?

— Там, в Москве… это важно, ты должна быть готова… Миша Райский придумал…

— Я ничего не слышу, — она сморщилась и помотала головой, — говори громче, не слышу.

Но громче он не мог.

Наконец самолет сел. По всем салонам прокатилась волна благодарных аплодисментов. Уши у Натальи Марковны были все еще заложены, голова гудела, в глазах застыла радужная рябь.

Обычно, как только садился самолет, Владимир Марленович включал свой мобильный, однако на этот раз забыл.

Полковник Райский рассчитал все по минутам, поставил его номер на автодозвон, чтобы напомнить, предупредить, избежать недоразумений, но тщетно.

В салонах нарастала суета, приятный женский голос по радио умолял всех оставаться на местах до полной остановки двигателей.

К их креслам подошла стюардесса, почтительно склонилась к генералу и произнесла в полголоса:

— Владимир Марленович, машина ждет на летном поле. Давайте я провожу вас.

Они ступили на трап, в лица им ударил теплый сильный ветер. В ярком свете прожекторов генерал сразу узнал черный «Мерседес», принадлежащей службе безопасности банка. От машины отделился мужской силуэт и направился к трапу.

Генерал и генеральша спускались медленно, тяжело. Первой шла Наталья Марковна.

Человек внизу ждал их, задрав голову. Половина его лица была закрыта темными очками.

— Володя, кто это? — тревожно спросила генеральша, повернувшись к мужу. — Почему он в очках?

Но генерал не услышал. Он через ее голову вглядывался в смутное лицо незнакомца, пытаясь понять, кого из ребят прислал Плешаков и почему этот парень ночью напялил темные очки.

Наталья Марковна опять повернулась к мужу, оступилась на нижних ступеньках трапа, чуть не упала. Человек в очках подхватил ее, другую руку подал генералу.

Гудели двигатели, отчаянно ревел ветер, ничего не было слышно. Сверху стали спускаться пассажиры, толпа приближалась. Человек в очках повел их машине. Наталья Марковна все еще сжимала его руку и пыталась заглянуть в лицо, но видела только круглый затылок, светлый ежик волос, угол скулы, черную тонкую дужку очков, причем видела довольно смутно, сквозь радужную ледяную паутину.

Он шел, повернувшись к генералу, и что-то объяснял ему на ухо. Генерал кивал в ответ. На полпути к «Мерседесу» они остановились. Генерал быстрым движением снял с него темные очки, и оба повернулись к ней, пытаясь что-то сказать, но уши ее все еще были заложены. Она помотала головой, растерянно пожала плечами, и вдруг сердце ее дико, страшно заколотилось, ноги стали ватными, она покачнулась и, заглушая ветер и рев двигателей, крикнула:

— Сережа!

Глава тридцать четвертая

Ярчайший свет ударил в глаза и Анжеле показалось, что все вокруг залито огнем, воздух в комнате густой, красный, ничего не видно и нечем дышать. Не открывая глаз, она потянула одеяло, чтобы накрыться с головой, но тут же оказалась вообще без одеяла, его сдернули.

— Все, хорош дрыхнуть! — прозвучал над ней знакомый, почти родной голос.

Она отвернулась от света и только тогда решилась разлепить веки. Над ней стояла Милка, единственная ее близкая подруга, которая жила у нее и вела хозяйство.

— С ума сошла? Что случилось? Который час?

— Четыре утра. Вставай, одевайся, быстро!

— Зачем? Я спать хочу! — захныкала Анжела и потянула на себя одеяло, но Милка крепко держала его в руках.

— Давай, давай, просыпайся, надо срочно ехать в больницу.

— В какую больницу? Совсем офигела?

Анжела привыкла к яркому свету и смогла разглядеть Милку. Она стояла, полностью одетая, причесанная и бледная до синевы. Глаза ее тревожно бегали.

— Швы у тебя разошлись, дура! — сообщила Милка, отбросила одеяло, подняла Анжелу легко, как ребенка, и поставила ее перед большим трельяжем. — Вот, полюбуйся. Хорошо, я заглянула к тебе, увидела.

Анжела тихо вскрикнула. Повязка была красной. Вишневые пятна проступали сквозь бинты. Она схватилась за лицо и тихо, жалобно застонала:

— Ой, мамочки, это же кровь! Ну почему, почему? За что?

— Кончай скулить, — скомандовала Милка, — да не снимай ты кофту пижамную и так сойдет. В больницу едем, не на тусовку. Штаны только переодень и что-нибудь сверху накинь. Давай, шевелись, машина уже ждет.

— Какая машина?

— Я такси вызвала, все, кончай болтать.

— Погоди, надо позвонить моему врачу, Господи, ужас какой, четыре утра… Дай телефон!

— Некогда, из машины позвонишь, — Милка кинула ей джинсы и огромную вязаную кофту.

Анжела покорно оделась, то и дело косясь на зеркало.

— Странно, мне совсем не больно, — пробормотала она, когда они входили в лифт, — погоди, ты телефон взяла?

— Взяла, все взяла, не волнуйся, — Милка похлопала по своей объемной сумке.

— Совершенно не больно, вообще ничего не чувствую, — растерянно повторила Анжела.

— Еще бы, — усмехнулась Милка, — ты же выпила две таблетки тазепама и две седуксена.

— А, ну да… конечно…

Анжела отчетливо вспомнила, как всего пару часов назад не могла уснуть, ее мучил зуд под повязкой и всякие кошмарные мысли. Она вышла на кухню. Милка сидела там, курила и читала какой-то любовный роман. Анжела пожаловалась ей на бессонницу и верная подруга достала из аптечки таблетки, налила соку, чтобы запить.

Прямо у подъезда стоял скромный голубенький «жигуль».

— Долго собираетесь, девушка, минута простоя три рубля, — ехидно заметил шофер.

— Не боись, заплатим, сколько скажешь! — успокоила его Милка и втолкнула Анжелу на заднее сиденье, прикрывая ей голову ладонью, как это делают американские полицейские, усаживая в машину арестованных в наручниках.

— Дай телефон, я врачу позвоню, — попросила Анжела, когда «жигуль» сорвался с места.

— Ага, сейчас, — Милка принялась рыться в сумке.

— Девушка, — обратился к Анжеле шофер, — а чего с лицом-то у вас.

— Ничего! — рявкнул в ответ Анжела и повернулась к Милке. — У что ты возишься? Давай быстрей.

— Подожди, надо повязку твою перекисью увлажнить, чтобы не пристала.

Огни проезжающей машины осветили салон и Анжела увидела у Милки в руках вместо телефона какую-то белую тряпку и маленький аптечный флакон оранжевого стекла. Прежде чем она успела что-либо сообразить, ей в нос ударил резкий запах хлороформа.

За полчаса до этого наружников, дремавших во дворе в машине, разбудил телефонный звонок, прозвучавший в квартире Анжелы Болдянко.