Цена познания - Юрий Алкин

Его книги проходят очень придирчивую фильтрацию, но тем не менее их пропускают к читателям. То, что было до него написано от имени Пятого, мне не нравится. Эти литературные поделки представляют собой сухое, занудное и порой нравоучительное изложение скучных фактов, никогда не имевших место в действительности, но выдающихся за правду. А вот его книги чем-то задевают. Хотя, казалось бы, чем тут можно задеть? В его мире нет ни ярких чувств, ни страха, ни надежд, ни опасностей, ни переживаний — ну ровным счетом ничего из того, что так или иначе образует ткань привычной для меня литературы. И все же он каким-то образом ухитряется приковывать внимание читателя и задевать какие-то струнки в его душе, описывая эти выхолощенные доброжелательные отношения и характеры, которыми наполнен его мир. Раньше, до сдачи экзамена, его книги вливались в мощный поток информации, которую мне необходимо было усвоить. Я читал их и тут же забывал. Теперь же, перечитывая их, а также просматривая книги других авторов, я начинаю понимать, что он первым внес в этот мир литературу, которую можно назвать художественной. День ото дня я проникаюсь все большим уважением к нему. И бессознательно я начинаю подражать его жестам, походке, выражениям. Иногда на какие-то доли секунды мне даже кажется, что необъяснимым способом я раздвоился и что это я сам веду веселую беседу под холодным оком камеры в Секции Трапез.

И еще я много думаю о Мари и Поле. Как там они? Все еще сражаются с Катру? Или лежат где-то на этом этаже, пройдя операции? А может, их конкуренты сдали экзамены первыми, и мои друзья давно вернулись в ту далекую полузабытую жизнь, где люди не живут вечно, но зато имеют так много возможностей? Я так корю себя за то, что не догадался спросить Катру об их успехах, когда он навещал меня после операции. Теперь ко мне больше никто не наведывается. Только молчаливая равнодушная женщина, приносящая еду и иногда убирающая комнату. Изредка в мою постылую обитель вплывает Фольен. Он придирчиво изучает мое лицо, ощупывает его холодными уверенными пальцами и по своему обыкновению приговаривает: «Прелестно… Прелестно» Но вопреки моим настойчивым просьбам он каждый раз оставляет меня еще на «пару деньков». Ни на какие вопросы он не отвечает. Пара деньков тянется до его следующего визита, только для того чтобы смениться следующей парой. Я с нетерпением ожидаю тот день, когда смогу покинуть свою надоевшую келью и наконец-то попасть в этот счастливый мир. Я уже рвусь туда, мечтаю о нем.

В один из тоскливых дней, когда я, утонув в своем мягком, кресле и изнывая от скуки, в каком-то оцепенении вяло переключаю каналы телевизора, в дверь стучат. Стук резкий, уверенный, нетерпеливый, совсем не напоминающий мягкую фольеновскую манеру стучаться. Мое вялое оцепенение мгновенно сменяется неясной, но окрыляющей надеждой.

— Войдите! — радостно кричу я.

Дверь отворяется, на пороге — Тесье и незнакомая красивая женщина. Точнее, она мне откуда-то знакома. Вот только где же мы с ней встречались? В университете? В одной из редакций? Тем временем мои неожиданные посетители проходят в комнату.

— Вы ожидали увидеть кого-то другого? — лукаво интересуется гостья.

Ее голос и интонации воскрешают у меня в памяти разговор в кабинете Тесье. Боже, как давно это было! Прошло, наверное, не меньше полугода, что само по себе немало, но кажется, что с тех пор минуло не одно десятилетие.

— Мадемуазель Луассо? — неуверенно спрашиваю я.

— Луазо, — с очаровательной улыбкой поправляет она. — Можно просто Николь.

— Садитесь, — спохватываюсь я, — что же вы стоите?

— Благодарю, мы ненадолго, — величественно отвечает Тесье, но все же опускается на стул.

Изящная спутница следует его примеру. Тесье, как обычно, не теряет времени на долгие разглагольствования и с ходу приступает к делу.

— Пятый, мы рады сообщить вам о том, что ваш подготовительный период закончился. Скоро вам предстоит переход в ваш мир.

«Наконец-то!» — мысленно ликую я.

Но внешне остаюсь спокойным и сдержанным. Позволяю себе только вежливую полуулыбку и полный достоинства кивок — мол, хорошие новости, спасибо, ценю. Таков уж я, Пятый. Тесье смотрит на меня с одобрением.

— А вы времени зря не теряли, — говорит он.

Еще кивок. Спасибо, цену себе я знаю. В разговор вступает Луазо:

— Пятый, мы пришли для того, чтобы еще раз напомнить вам о ваших обязанностях. Вы должны…

После этого следует уже несколько поднадоевшее мне повествование о том, что я должен быть Пятым везде и всегда, не выходить из образа ни на миг, не пытаться узнать то, что мне знать не положено, слушаться старших, то есть тех, кто будет вещать через мой имплантат, а также сообщать этим старшим о нездоровых тенденциях, буде таковые замечены мною.

— …В основном корректировать ваше поведение буду я, — заканчивает она. — Думаю, что мы с вами сработаемся. На первых порах я, скорее всего, буду вмешиваться в вашу жизнь достаточно часто, но со временем мое вмешательство станет ненужным.

Я несколько снисходительно смотрю на нее. Я — Пятый. Что уж там корректировать…

— Все это, впрочем, вы уже слышали, — говорит Тесье, внимательно глядя на меня. — А теперь самое главное. Как вы догадываетесь, вы не можете просто отворить какую-то дверь и очутиться в вашем мире. Ваш переход должен быть тщательно скоординирован. Ни один обитатель мира Книги не должен знать о том, что один актер сменился другим. Для подобных переходов мы используем специальное помещение, так называемый тамбур. С этой стороны в него зайдете вы, с другой — нынешний Пятый. А выйдет каждый из вас, соответственно, в противоположную дверь. Таким образом, с точки зрения любого наблюдателя, Пятый просто на какое-то время зайдет в комнату.

Нехорошее у меня воображение. Ну почему тамбур, о котором он так важно говорит, представляется мне в виде уборной? Хотя, это легко объяснимо, уборная — очевидный пример комнаты, в которую люди на некоторое время заходят и где никто их не тревожит. Еще месяц назад я бы, наверное, усмехнулся. Сейчас я молчу.

— Для того чтобы свести к минимуму любые возможные осложнения, замена будет произведена ночью, — продолжает Тесье. — А именно, этой ночью.

Мое сердце вдруг начинает стучать громче. Сегодня! Я догадывался об этом, когда они вошли, но все равно это известие поражает меня. Сквозь стук сердца прорывается голос Тесье:

— Около полуночи за вами придут. Ваши личные вещи останутся здесь, обратно вы их получите через три года. Отныне одежда, предметы личной гигиены, канцелярские принадлежности, короче, все, что может вам понадобиться, будет предоставляться в рамках вашего нового мира. Любой предмет будет либо сделан в нем, либо дарован Господом. На три года вам придется забыть обо всем, что не может быть получено одним из этих способов. С сегодняшней ночи вы становитесь настоящим Пятым, и все аспекты вашей жизни начинают подчиняться законам вашего мира.