Цена познания - Юрий Алкин

— Для того чтобы свести к минимуму любые возможные осложнения, замена будет произведена ночью, — продолжает Тесье. — А именно, этой ночью.

Мое сердце вдруг начинает стучать громче. Сегодня! Я догадывался об этом, когда они вошли, но все равно это известие поражает меня. Сквозь стук сердца прорывается голос Тесье:

— Около полуночи за вами придут. Ваши личные вещи останутся здесь, обратно вы их получите через три года. Отныне одежда, предметы личной гигиены, канцелярские принадлежности, короче, все, что может вам понадобиться, будет предоставляться в рамках вашего нового мира. Любой предмет будет либо сделан в нем, либо дарован Господом. На три года вам придется забыть обо всем, что не может быть получено одним из этих способов. С сегодняшней ночи вы становитесь настоящим Пятым, и все аспекты вашей жизни начинают подчиняться законам вашего мира.

Он поднимается, вслед за ним встает Луазо, а потом, подчиняясь общему движению, встаю и я.

— Я буду видеть и слышать вас достаточно часто, — протягивая руку, говорит Тесье. — Но я очень надеюсь на то, что мне не придется встретиться с вами раньше чем через три года.

Я молча жму его твердую прохладную ладонь. Андре мог бы сказать что-то веселое на прощание. Но Пятому говорить нечего. Он просто возвращается к себе домой. Впрочем…

— Позвольте два вопроса, — говорю я.

Тесье кивает и бросает на свою спутницу быстрый взгляд, всем своим видом выражая что-то вроде «ну что я тебе говорил?» Игнорируя эту пантомиму, я спрашиваю:

— Не могли бы вы сообщить мне, что происходит сейчас с моими бывшими соучениками? А именно, с Четвертым и Восьмой.

— А разве это имеет какое-либо значение для Пятого? — вкрадчиво интересуется он в ответ. — Перейдя в ваш мир, вы обнаружите в нем Четвертого и Восьмую, которые живут в нем долгие-долгие годы.

Я чувствую, как мое лицо вытягивается. Такого ответа я не ожидал.

— Леон, ответь ему, — вдруг настойчиво говорит Луазо. — А то я сама скажу.

— Вот и скажи, — неожиданно усмехается Тесье.

Луазо поворачивается ко мне. В ее глазах светится сочувствие.

— К сожалению, Пятый, нам нечем вас порадовать. Доктор Тесье просто пытался избавить вас от печальной правды. Поль и Мари не сумели пройти экзамен раньше своих конкурентов, и их контракты были аннулированы.

Мое радостное возбуждение мгновенно улетучивается. Аннулированы… это значит, что я не увижу Мари целых три года. Три года! Только теперь я понимаю, какой это долгий срок.

— Каков был ваш второй вопрос? — помолчав, спрашивает Тесье.

Я спрашиваю скорее по инерции, абсолютно не ощущая щекочущего любопытства, которое владело мной минуту назад:

— Кем были в мире Книги вы?

На какое-то мгновение мне кажется, что он удивлен. Затем обычное спокойное выражение возвращается на его лицо.

— Опять Луи проболтался, — досадливо бросает он, недовольно кривя губы. — Скажите, а почему вас это интересует?

Я пожимаю плечами.

— Просто интересно. Если мне это не положено знать, то не отвечайте.

— Нет, отчего же, — как-то задумчиво говорит он. — Как раз в этом никакой тайны нет. Я был Двенадцатым. А теперь позвольте нам откланяться.

— До встречи в эфире, — прощается со мной Луазо, и парочка удаляется, оставляя меня в смешанных чувствах.

Как только за ними плавно закрывается белая гладкая дверь, я с размаху бросаюсь на кровать. Настроение безнадежно испорчено. Сам не зная почему, я тешил себя надеждой о том, что следующие три года мне предстоит провести вместе с Мари. И вот теперь она там, а я тут. Между нами неодолимой преградой встали стены института. Конечно, за три года она забудет меня. С ее-то внешностью и характером. И ждать она меня не будет. С чего ей ждать? Между нами ведь ничего не было. Так, намек на близость, какая-то взаимная привязанность, ни к чему не обязывающие фразы вроде «ты мне нравишься». Когда я выйду отсюда, я даже не буду знать, где ее искать. Ну положим, информацию о ней я смогу получить в институте. Но только для того, чтобы найти Мари замужней и с ребенком! Как все-таки нехорошо получилось. А может… Я рывком сажусь на кровати. Может, мне разрешат выйти? Хоть на час. Или хотя бы позвонить? Но тут я вспоминаю слова Тесье: «С сегодняшней ночи вы становитесь настоящим Пятым». Если я их сейчас попрошу о подобном одолжении, то, скорее всего, поставлю под угрозу свой контракт. Следуя своему почти маниакальному желанию свести риск к минимуму, они могут решить, что им выгоднее потратить еще пару месяцев на подготовку моего конкурента, чем рисковать, делая ставку на человека, который всей душой тянется наружу. Кроме того, документ, под которым я давным-давно поставил свою подпись, черным по белому запрещал какие-либо контакты с внешним миром. Не-ет, с ними этот фокус не пройдет. Надо выбирать — или фантастические деньги, которые мне сулит контракт, или неясное, отнюдь не однозначное будущее с Мари. Я ведь даже не знаю, что она чувствует по отношению ко мне. Точнее, чувствует ли она вообще что-нибудь. Как там она говорила: «Это место не располагает к любви». Если бы ее ко мне по-настоящему тянуло, то это место было бы для нее ничем не хуже любого другого. Видимо, это был просто красивый повод избежать неприятного для меня отказа. Я знаю, некоторые девушки будут скорее водить парня за нос годами, чем напрямую скажут: «Я не люблю и не полюблю тебя». И не потому что они такие жестокие, просто не хотят расстраивать, не хотят огорчать. И, вспоминая наше прощание, я постепенно успокаиваюсь. Нет, не стоит оно того. Если бы я знал, что она меня любит, то сейчас же попробовал бы с ней связаться, наплевав на возможный разрыв контракта. А так… лучше уж синица в руках, чем журавль в небе. К тому же то, что я держу в руках, напоминает скорее не синицу, а упитанного страуса.

Постепенно мысли переходят обратно на то, что мне предстоит через несколько часов. Прощай, опостылевшая комната, прощай, одиночество. Завтрашнее утро я встречу среди хороших, добрых, милых людей, ставших такими знакомыми за последний месяц. Там будут Четвертый и Восьмая, которые напомнят мне моих друзей, там будет Эмиль под маской Десятого, там будут новые знакомые. Только Пятого там не будет. Нет, конечно же, он будет там. Ведь Пятый — это я. Кстати, зачем я задавал Тесье это дурацкий вопрос? Действительно, какая мне разница, кем он был? Двенадцатым так Двенадцатым. Вот если бы он был Пятым… хотя и это ничего не меняло бы. Напевая под нос какой-то бравурный марш, я начинаю складывать вещи.

Ровно в двенадцать, когда я, нетерпеливо поглядывая на часы, безуспешно пытаюсь сосредоточиться на просмотре фотоальбома, в проеме двери вырастает еще один старый знакомый.