Я тебя (не)отпущу - Галина Милоградская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изаму возвратился домой и до возвращения Асами просидел в кресле, не шевелясь, глядя на свои руки, лежащие на коленях ладонями вверх. Какой толк от силы, знаний, техник, если ты не можешь самого простого и самого главного: спасти любимого человека от шага к пропасти? Никаких слов не хватит, чтобы утешить, он сам это прекрасно знал. Но и молчать, ждать, что всё пройдёт само, не мог — слишком часто видел, как боль съедает изнутри, оставляя пустую оболочку. Почувствовав её приближение, Изаму с силой потёр лицо и обернулся к двери, как только она открылась.
Асами зашла, не глядя в его сторону, разулась, поставила сумку на пол. Замялась на пороге, пытаясь придумать себе дело, чтобы сбежать. В больницу, в лес — куда угодно. Только не встречаться с ним взглядом. Не говорить. Не слушать. Он оказался рядом моментально. Просто молча обнял, прижался виском к волосам, пытаясь поделиться тем немногим, что мог сейчас дать: своим теплом. Она застыла. Заторможено подумала, что сейчас должна заплакать, но слёз не было. Наоборот — злость на него вспыхнула, как порох, раздражение ядом сжало внутренности. Молчит, обнимает — слишком хороший, как всегда. Ни упрёка, ни слова о том, что виновата. Наверняка Каэдэ всё рассказала, значит, знает, что это её, Асами вина, и только её. А Изаму опять сам такт и благородство.
Отстранившись, Асами выпуталась из его объятий, прошла на кухню. Не оборачиваясь, спросила сухо:
— Ты ещё не ужинал?
Молча пройдя за ней, Изаму остановился за спиной, положил руки на плечи. С силой сжал, шумно выдохнул — волосы на затылке обдало горячей волной. Откинуться ему на грудь, прикрыть глаза, позволить жалеть… Асами хотелось этого, безумно хотелось. И в то же время от его жалости руки непроизвольно сжимались в кулаки. Пусть лучше обвиняет. Пусть скажет то, что постоянно твердит себе она, чем так.
— Я… — хрипло проговорил он, — я не знаю, что сказать.
— Лучше ничего не говори, — тихо ответила Асами. Повела плечами, сбрасывая его руки, и пошла к холодильнику. Он следил за её движениями: механическими, отточенными, и видел в ней себя. Каждый раз, когда небеса обрушивались на голову, он был таким же: отстранённым, максимально собранным, максимально закрытым. И единственное, чего хотел — чтобы оставили в покое. Тихо вздохнув, Изаму принял её выбор, молча встал рядом, помогая нарезать овощи.
— Расскажешь, как прошла поездка? — это были первые слова за прошедший час. Они сидели за столом напротив друг друга, пытались есть, хотя кусок не лез в горло. Снова чужие на большой кухне, далёкие, как никогда прежде.
— Ничего особенного, — ровно ответил Изаму. По сравнению с тем, что происходило сейчас, собственное раздражение казалось смешным и глупым. Асами равнодушно кивнула и начала убирать тарелки, он так же молча подошёл к раковине, чтобы их помыть. Тишина давила на плечи, они вязли в ней, как в болоте, погружаясь всё глубже и глубже.
— Ты же понимаешь, что нам надо поговорить? — нарушил молчание Изаму, когда они вернулись в гостиную. Темнота плавно окутывала дом, погружала в тени и безнадёжность. Асами сидела с ногами на диване, смотрела в одну точку, а он — на неё. На расстоянии вытянутой руки, но слишком далеко. Кивнув, Асами нехотя перевела на него взгляд, поджала губы. Только сейчас заметила, что он без маски. Когда снял? Или был без неё с самого начала? Плотно сжатые челюсти, росчерк морщины между бровей, в глазах ожидание.
Что я теперь могу тебе дать?
— Я не знаю, что ты сейчас чувствуешь и, пожалуй, никогда не смогу этого понять. — Изаму вздохнул, потянул было к ней руку, но уронил, так и не коснувшись. — Просто хочу, чтобы ты знала, что я рядом.
Лицо Асами исказила судорога боли. Наощупь она нашла его руку и крепко сжала, но тут же отпустила. Закусила щёку — слёзы всё же подступили, собрались горьким комком в горле. Она тихо всхлипнула, и в следующую секунду уже рыдала на его груди, оплакивая потерю. Нежное скольжение рук по спине — как он хотел забрать её боль себе! Заполнить дыру в груди, заполнить её хоть чем-то, чтобы не чувствовать себя таким отвратительно пустым. Таким отвратительно беззащитным. Будто со стороны наблюдал за собой и не мог понять, куда двигаться дальше. Затихнув, Асами задремала. Её дыхание, перемежаемое еле слышными судорожными всхлипами, проникало к сердцу, заставляя то сжиматься сильнее с каждым новым выдохом. Изаму боялся разжать руки, боялся отпустить, словно, стоит это сделать, и он потеряет её навсегда.
Надежды кружились серым пеплом, оседали на губах, покрывали плечи — кто он для неё теперь? Будет ли нужен, когда единственная связывающая нить исчезла? Захочет ли она попытаться и начать всё сначала? Попробовать всё наладить, жить, как обычная пара? Пропасть между ними, едва затянувшаяся, снова начала расти. Пока небольшая — легко перешагнуть, она могла увеличиться в любую секунду, с любым неосторожным словом.
Этой ночью Асами спала в гостиной. Проснувшись в его руках, села, потёрла глаза, посмотрела на часы и пробормотала о том, что завтра рано вставать. Он не стал настаивать, и всю ночь провёл без сна, глядя в потолок, ворочаясь на новом матрасе. Услышал, как утром хлопнула дверь — Асами не стала даже заглядывать, ушла раньше. Изаму накрыл ладонью глаза и шумно вздохнул, пытаясь справиться с подступающим отчаянием. Он совершенно не знал, как себя вести с этой новой, чужой Сакурой. И она не собиралась облегчать ему задачу.
16. С отчаянием по живому
Монотонные, однообразные будни потекли, смываясь из памяти к ночи. Асами приходила под вечер, тихо здоровалась, садилась ужинать, а потом ложилась на диван. Изаму же всё больше чувствовал себя чужим в доме, который так толком и не смог стать его. По ночам слушал, как она плачет, поначалу вставал, подходил к двери: выйти, утешить, сделать хоть что-то!
