Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Придется все объяснять, а такие контакты нам запрещены. Тем более, я иностранка… – она успокоила себя тем, что навещала костел по служебному заданию:
– Пусть проверяют, – хмыкнула девушка, – они хотят направить меня на работу среди религиозных кругов. Понятно, что без посещения церкви я не обойдусь. Но я уверена, что Павел не имеет отношения к Комитету…
О принятии обетов пока речь не шла:
– Торопиться некуда, – сказали ей на совещании, – пока поработайте с местными прелатами. Вернувшись в Краков, вы начнете подготовку основного задания… – Дануту ждало пострижение, но девушку это нисколько не занимало. Потянувшись, она зевнула:
– Ерунда, отсталая чушь. Выполнив задание, я вернусь в Польшу, и все. Обеты, ничего не значащий пережиток прошлого… – Павлу она не рассказывала правды. Для него девушка была обыкновенной студенткой, филологом, приехавшей по обмену в Москву.
Шелестя журналом, Данута увидела, что юноша улыбается. Она подавила желание залезть под теплое одеяло, устроиться у него под боком:
– Спит и улыбается, – девушка скрыла вздох, – с ним хорошо, спокойно. Он не товарищ Матвеев, – Данута дернула уголком припухших губ, – который меня проверял. Павел меня младше, но с ним лучше, чем с другими… – отложив журнал, она обхватила коленки руками:
– Я не давала ему телефона на квартире Светы… – Данута боялась комитетских жучков, – а ему звонить можно, но только в мастерскую его наставника… – Павел предусмотрительно попросил у Неизвестного разрешения пользоваться телефоном:
– Сколько угодно, – отмахнулся учитель, – как говорится, свидания, встречи, расставания… – Павел полюбовался изящной головой Нади на деревянном постаменте:
– Стиль непохож на французского скульптора… – кусок старой газеты с фотографией бюста Марианны пришпилили к щиту, где Неизвестный собирал, как он говорил, задумки, – но Надя очень напоминает эту женщину, кем бы она ни была… – Неизвестный заметил:
– Твоя сестра вернется с гастролей и займемся фигурой… – голос Лемешева оборвался, Данута встрепенулась:
– Восемь вечера. В девять меня ждут рядом с МИДом… – в студенческом общежитии ленинградского пединститута, где поселили девушку, Данута получила телеграмму из столицы. Зайдя, как и было предписано, в Большой Дом на Литейном, она услышала по телефону о новом задании. Разговаривал с ней сам товарищ Матвеев:
– Вы временно переселяетесь на загородную дачу, – сухо сказал он, – займетесь девушкой, участником важной операции. Подружитесь с ней, ей нужна женская компания… – Данута понятия не имела, сколько продлится задание:
– Надо сказать что-то Павлу… – подумала она, – хотя зачем? Товарищ Матвеев обещал, что по выходным я смогу ездить в Москву. Я позвоню Павлу, мы увидимся… – по словам юноши, комната принадлежала его дальнему родственнику:
– Он в больнице, нам никто не помешает, и вообще квартира тихая, – весело сказал он на перроне, забирая у Дануты сумку. Багаж стоял в углу комнаты, рядом с ее смявшимся платьем. Девушка подняла с ковра белье:
– Надо одеваться. Я оставлю Павлу записку, извинюсь… – она вздрогнула. Ласковые губы коснулись ее спины, он потерся щекой о мягкое, белое плечо:
– Не убегай… – Данута откинулась в его руки, – не убегай, прекрасная полячка… – он шептал что-то нежное, глупое, привлекая ее к себе, зарываясь лицом в спутанные, вороные волосы:
– Он ничего никогда не узнает, – пообещала себе Данута, – и вообще, через год все закончится. Я уеду, он забудет обо мне… – обнимая Павла, она шепнула:
– Только быстро, я должна идти… – в серых глазах юноши мелькнула усмешка:
– Так и быть, но в следующий раз я тебя никуда не отпущу. Я тебя больше никуда не отпущу, Данута… – девушка незаметно сглотнула: «Я тоже о нем забуду. Забуду».
Пыльные клавиши старинного пианино заныли на разные голоса. Пройдясь по краю инструмента, черный котик ловко прыгнул на колени сидящего за круглым столом плотного мужчины. Наборный орех обеденного гарнитура когда-то искололи ножом, о стол явно тушили окурки. Хозяин дома, как думал о нем Джон, перехватил взгляд герцога:
– Люди дураки, – скрипуче сказал его собеседник, – они выбрасывают антикварную мебель на помойку, а через полсотни лет их внуки будут за такими стульями ездить на запад… – опрокинув стопочку ледяной водки, Джон понюхал соленый огурец:
– Марта в Мейденхеде, в подвале, держит дубовые бочки, заказанные в Бордо у виноделов, – вспомнил герцог, – она на участке развела укроп и черную смородину. У нее лучшие огурцы в Лондоне, то есть единственные, как она смеется…
Неприметный домик стоял неподалеку от деревянного барака, где, по словам хозяина, размещалась синагога. По соседству возвышалось облезлое, унылое здание таксопарка, выстроенное в двадцатые годы. По ближней улице грохотали потрепанные трамваи, над мостовой развевались кумачовые лозунги. На газетных щитах висела «Правда», с бесконечными сообщениями о съезде КПСС:
– Здесь словно ничего этого нет… – Джон обвел глазами тесную комнату, – словно мы в другом веке или в другом мире… – получив шкурку от сала, котик удовлетворенно заурчал. В голом дворе домика, правда, стояла черная, забрызганная грязью «Волга». Крепкие ребята в машине, покуривая дешевые сигареты, изучали журнал «За рулем»:
– Это его охранники, – подумал Джон, – шестерки, как говорит Волк… – он только знал, что его собеседника зовут Алексеем Ивановичем:
– Дядя Теодор рассказывал о нем, – вспомнил Джон, – он тоже участвовал в нападении на воронок на Садовом кольце, когда они освободили покойного Степана. В этом домике они прятались перед побегом из Москвы… – кроме адреса, у Джона имелся еще и безопасный телефон:
– Удивительно, что, с моей операцией, я все помню… – он почесал шрам под волосами, – но Волк очень толково объясняет, судебная практика дает о себе знать… – кузен сказал, что на телефоне будет сидеть кто-то, не вызывающий недоверия у посторонних:
– Чья-то матушка или тетушка, – добавил Волк, – она скажет, что тебе делать дальше… – выслушав Джона, пожилой женский голос велел ему ждать у метро Сокольники:
– Опишите себя, – собеседница зашлась хриплым кашлем давней курильщицы, – к вам подойдут, скажут, что они от Алексея Ивановича… – подошел к ним приятный, приветливый паренек, представившийся Виктором:
– Он лет шестнадцати, – подумал герцог, – он родился после войны, или в самом ее конце… – Виктор проводил их с Машей в ту самую «Волгу», в компанию молчаливых ребят. Алексей Иванович ожидал машину в домике. По тому, как он обращался с Виктором, герцог понял, что перед ним отец и сын:
– Интересно, где его жена, то есть сожительница, – мимолетно подумал Джон, – Волк говорил, что им нельзя официально жениться. Он с Мартой венчался тайно, такое позволено… – племянницу он оставил на кухне домика, где Виктор накрыл чай, со свежей пастилой и тульскими пряниками:
– Мы на второй бутылке водки… – Джон бросил взгляд на стол, – но пока прямо ничего не сказали, ходим вокруг да около. Волк предупреждал, что так и случится. Надо потерпеть, Алексей Иванович, то есть его люди, меня проверяют… – герцог начал с рассказа о побеге из психиатрической больницы в Новосибирске. Алексей Иванович нарезал натертое черным перцем сало:
– Максим Михайлович был здесь, – уважительно сказал он, – и дальше отправился. То есть вы с ним разминулись… – герцог развел руками:
– Меня привезли в Суханово с Урала, а потом отправили на юг, в Среднюю Азию, – он понял, что не знает, где находится госпиталь, владения профессора Кардозо:
– На Аральском или Каспийском море, – задумался Джон, – погода всегда стояла жаркая….
Алексей Иванович потер подбородок:
– О месте, где вы сидели, вы мне еще расскажете. Ладно… – он соорудил бутерброд с салом, – пока, Иван Иванович, подождем вестей из Новосибирска… – в Новосибирске стояла глубокая ночь, но это, как подозревал Джон, было неважно. Один из парней четверть часа
