Однажды - Джеймс Херберт

13

Орлиное гнездо

Предстояло пройти немалое расстояние — на верхний этаж Замка Брейкен, к странному изолированному помещению. Его придумал и соорудил первый обитатель дома, вдохновленный прекрасным видом, открывавшимся с крыши. Некогда романтическое место для обозрения окрестностей теперь превратилось в последний приют умирающего старика. Затхлый воздух здания наполнял легкие, и страх Тома усиливался с каждой ступенькой. Хотя молодой человек никогда не питал особенной любви к Замку, он все же не мог припомнить, когда его отвращение было таким сильным. Возможно, надвигавшаяся кончина старика стала частью этой атмосферы, как когда-то давно могущественное присутствие сэра Рассела придавало всему укладу дома что-то вроде движущей силы; жесткая дисциплина держала в повиновении членов семьи и прислугу, пока немощь не начала медленно брать верх. Каково будет теперь оказаться свидетелем полной утраты сил, увидеть человека, которою он боялся до такой же степени, как и уважал, на пороге смерти? Том мучительно переживал предстоящее свидание.

Длинные пыльные шторы на окнах второго этажа были наполовину приспущены, и потому мрак казался почти могильным. Вытертый ковер, чьи поблекшие цвета почти невозможно было различить, тянулся по всей длине коридора и до самого верха лестницы, а гобелены, тоже утратившие краски, почти полностью закрывали обитые дубовыми панелями стены. Каждая дверь здесь, будь то спальня или малая гостиная, была плотно закрыта, словно запечатана от любопытного взора, в дальнем конце коридора часы в длинном деревянном футляре, с циферблатом из гравированной латуни издавали глубокое звонкое тиканье. Когда Том взглянул на них, минутная стрелка дернулась, и он услышал громкий щелчок; часы изрядно отставали, и он не сомневался, что колесики и пружинки внутри сильно поизносились — как и сам дом. Эти часы, казалось, символизировали не только упадок Замка Брейкен, но и медленно уходящие жизненные силы его хозяина, биение сердца, которое, как и тиканье часов, словно наливалось свинцом.

Киндред хлопнул по перилам ладонью, чтобы хоть немного прийти в себя.

— Ты в порядке, старина? — Хьюго с беспокойством оглянулся через плечо.

— Извини. Просто опять одолели дурные мысли. Меня предупреждали, что время от времени на меня будет наваливаться депрессия.

— Боюсь, то, что ты сейчас увидишь, нельзя отнести к числу приятных зрелищ. Уверен, что хочешь идти дальше?

Кивнув, Том погрузился в молчание, пока они не добрались до площадки третьего этажа, где было еще более мрачно. Здесь занавеси задернули совсем плотно.

— Не понимаю, Хьюго. Почему дом напоминает склеп?

Его друг остановился, чтобы отдышаться.

— Не нарочно, — сказал он, облокачиваясь на перила, — просто на этом этаже никто не живет. У Хартгроува комната там, наверху, — ты же знаешь, когда-то здесь были в основном комнаты для прислуги, и это очень кстати, потому что так он ближе к отцу по ночам. Однако должен признать, что кое в чем ты прав. Дом выглядит и пахнет как какой-нибудь чертов склеп. Похоже, я никогда не замечал этого — слишком занят, вечно ношусь туда-сюда, ухаживая за отцом. Наверное, просто привык.

Он огляделся, сморщив нос. Здесь не было дубовых панелей, только выцветшие обои, которым вполне могло быть полвека, а то и больше. Никаких украшений — ни картин, ни гобеленов, ни мебели. Все двери, краска на которых потрескалась и облупилась, закрыты, как и этажом ниже. В середине коридора находилась другая, более простая, лестница. Двое мужчин направились к ней; дыхание Хьюго стало слегка затрудненным.

— Давным-давно следовало пристроить лифт, но ты же помнишь, у отца проблема с ограниченным пространством, — жаловался приятель, когда они вновь начали пониматься по лестнице. — К сожалению, нынче с деньгами слегка туговато, чтобы тратить их на такие дорогие штуковины, да ему сейчас в любом случае лифт не понадобится. Однако я бы поберег свои бедные ноги. И Хартгроув тоже... Старик мотается вверх-вниз так, что только берегись. Жутко преданный слуга и все такое.

Том удивился, что финансовые ресурсы Блитов не безграничны: состояние сэра Рассела всегда казалось ему беспредельным. Как будто читая его мысли, Хьюго произнес:

— Оставшуюся долю отца от прибыли в его компаниях по импорту сильно урезали с тех пор, как он удалился от дел. А постоянное колебание фунта жутко повлияло на торговлю в последние десятилетия. То он стоит крепко, то понижается, поэтому невозможно ничего спланировать наперед. Разумеется, его доля чего-то стоит, если бы он решился продать ее. Конечно, нельзя сказать, что дела наши совсем дерьмовые, но доходы не те, что бывали когда-то.

Том был не прочь проявить любопытство:

— А почему бы тебе самому не заняться делами?

— К сожалению, чувство семейственности нынче тоже не то, что раньше, — Хьюго остановился и внимательно посмотрел на старого товарища по играм: — Не думаю, что отец когда-нибудь верил в мои способности к бизнесу. Он ставил препятствия любой моей попытке занять место в его фирме. Господи, да я готов был начать мальчиком на побегушках, если бы он только позволил, а уж затем я мог сам проложить себе дорогу, я бы карабкался наверх собственными усилиями, Том! Но как же, отец не желал ничего подобного. Боюсь, что он не слишком-то верил в своих сыновей.

Том сочувственно покачал головой. Неужели сэр Рассел действительно потерял веру в Хьюго после скандала в страховой компании Ллойда? Но ведь уже прошло столько лет...

— Я знаю, о чем ты думаешь. Пойми, это одна из самых крупных страховых катастроф за все время, а отец вбил себе в голову, что основным игроком был я.

— Вряд ли он так считал, Хьюго.

Том облокотился о перила напротив друга, но несколькими ступенями ниже, так что ему приходилось смотреть вверх. Левая нога стала наливаться тяжестью. Разочарованный, он постарался поставить ее прямо — а ведь совсем недавно чувствовал себя так неправдоподобно хорошо!

— О, уверяю тебя! Позорит семейное имя и прочее. Огромное количество богатых людей обанкротилось, простофили, которых обманом уговорили вложить деньги в рынок страхования, обещая приличные прибыли при очень небольших издержках... Многие из них были личными друзьями и деловыми знакомыми отца — на самом деле именно он представлял их мне, — и двое из них покончили жизнь самоубийством, потому что не могли перенести такой позор, как потерю всего состояния. К счастью, сам отец философски отнесся к этому.

— Он тоже участвовал в твоих денежных операциях?

— Да, а ты разве не знал? Именно я пригласил его присоединиться к 404-му синдикату, тому, который занимался патентованными средствами от асбестоза. Я думал, что тебе это известно.