Весна сорок пятого - Илья Туричин

В большом мрачном зале замка кроме комбрига был только дед Ондрей. Оба сидели у края дубового стола и молча смотрели на приближающегося Павла.

– Товарищ командир, партизан Лужин прибыл по вашему приказанию.

Алексей Павлович с любопытством оглядел Павла, будто тот был какой диковинкой и видел он ту диковинку впервые.

– Садись.

Павел присел на стул с высокой резной спинкой. Не мягче чем на лавке в деревенской избе.

– Красная Армия начала наступление. Конец приходит фашистам. - Алексей Павлович задумчиво погладил ладонью мореный дуб столешницы. Сказал неожиданно: - Все думаю, какие удивительные мастера сработали эту мебель! А?

– Уж потрудились, - обронил дед Ондрей.

– Потрудились, - кивнул Алексей Павлович, и в голосе его прозвучало уважение к мастерам. - А ты как думаешь? - обратился он к Павлу.

Павел не ответил, но внутреннее напряжение перестало сковывать, ослабело. И он сказал неожиданно даже для самого себя, сказал о том, что его мучило последние дни.

– Альжбетку жалко. - И пояснил: - Ту, что с куклами, у которой дедушку похоронили.

Алексей Павлович молча кивнул.

– Что с ней будет? - спросил Павел. - Нельзя ж ее одну бросить!…

– Нельзя, - согласился Алексей Павлович.

– Значит, вы возьмете ее в бригаду?

– Она и так уже в бригаде. Но начнутся бои…

– Альжбетка храбрая и сильная, - горячо сказал Павел. - Она санитаркой может, поварихой, да кем угодно!

– Верю, - улыбнулся Алексей Павлович и спросил лукаво: - А в разведку годится?

– Конечно! Она ж маленькая, как девочка, на нее никто внимания не обратит!

Алексей Павлович помолчал, обдумывая что-то, потом сказал:

– Говорят, ты с куклами освоился?

– В каком смысле? - насторожился Павел.

– В прямом. Знаешь, за какую ниточку дергать, что да как сказать.

– Так. Художественная самодеятельность, - небрежно произнес Павел.

– Значит, не достиг еще совершенства? - снова улыбнулся Алексей Павлович.

– Не достиг.

– Ну что ж, даю тебе два дня сроку. Достигай.

– В каком смысле? - удивился Павел.

– В прямом. Это тебе боевое задание. Через двое суток отправитесь в глубь Словакии, в немецкие тылы. Нам нужно знать все до мелочи. Да тебя учить не надо, ты даже к немцам на укрепления ходил! Кстати, тех укреплений нет. Штурмовики снесли. Так что от имени командования Красной Армии объявляю благодарность.

– Спасибо.

– Э-эх, Лужин, надо отвечать: Служу Советскому Союзу!

– Служу Советскому Союзу! - произнес Павел и покраснел. - Не приходилось, товарищ командир. Я больше "хайль Гитлер" кричал, - добавил он с затаенной горечью.

– Ничего, Павел. Скоро здесь будут наши. И конец Гитлеру. И поедем мы с тобой, Павел Лужин, домой. Домой!

– Где он, дом? - неожиданно вырвалось у Павла. Действительно, где он, дом? В Москве? В Гронске? В Березове?

Алексей Павлович нахмурился.

– Человек бездомным не бывает. Просто дом у нас с тобой большой - Родина. И нас там ждут… - добавил Алексей Павлович не очень уверенно, потому что его никто не ждал. Не было у него семьи, не успел обзавестись. Неожиданно вспомнилась Гертруда Иоганновна. Вот она идет к нему, чуть прихрамывая… Тоненькая, светленькая, в туфлях на босу ногу… Этого еще не хватало! - Два дня, Лужин, - сердито сказал он. - Поедете втроем. Ты, Альжбетка и вот дед Ондрей. Он эти края знает. Подучите его кукол дергать. Он - старший, его приказания… Сам понимаешь.

Павел кивнул и сказал:

– Альжбетка не плачет. Совсем не плачет. Как не в себе.

– Я зайду вечером. Поговорю с ней. Иди.

– Есть!

Павел спускался вниз по крутой каменистой тропе, спотыкаясь о древесные корни. Тропой ближе, чем дорогой.

Что ж получается? Бригада вступит в бой, а его как бы вывели из боя. Как в первые партизанские бои, когда командир считал его маленьким… Надо доложить командиру о приказе товарища Алексея. Еще подумает, что дезертировал… Нет, командир так о нем подумать не может. Командир ему верит. Наверно, и Алексей Павлович, прежде чем дать ему это задание, посоветовался с командиром. Странное задание. Хотя почему странное? Разведка есть разведка. А кукольный театр - отличное прикрытие.

Командир выслушал Павла молча и вздохнул.

– Да знаю я, знаю… И одобряю. Ты ж у нас артист, тебе и куклы в руки! - Он засмеялся, а потом посерьезнел: - Главное - умелость. Назвался косарем - коси траву, назвался шофером - крути баранку. Взаправду, чтоб никому и в голову не пришло, что ты не косарь, не шофер, а разведчик. Тогда тебе поверят. А ты парень толковый. Собственно я тебя и рекомендовал товарищу Алексею.

– Вы?

– А что тебя удивляет, Павел? Паренек ты храбрый, голова светлая, к тому ж немецким владеешь. Портсигар не потерял?

– Нет. - Павел похлопал по карману, где лежал подаренный командиром после боя на шоссе портсигар с двумя конскими головами.

– Вот видишь! - удовлетворенно сказал командир, будто, потеряй Павел портсигар, не послали бы его в глубокую разведку.

Альжбетку Павел нашел возле лошади. Девушка сидела на чурбачке, и в глазах ее стояли… слезы.

– Ты чего, Альжбетка? - встревоженно спросил Павел.

– Да-а-а… Запропастился куда-то, а я тут одна.

– Как же одна? А лошадь?

Альжбетка шмыгнула носом, похлопала по торчащим лошадиным ребрам.

– Ты говори, когда уходишь.

– Ладно. Меня командир бригады вызывал, товарищ Алексей.

– Зачем?

– Дело у нас с тобой, Альжбетка. Репетировать надо. Репетировать, репетировать… Будем представления давать.

– Здесь?

– Нет. Туда подадимся. - Он махнул рукой в сторону заходящего солнца.

– Там же немцы, - испуганно прошептала Альжбетка.

– Немцы. Да не только немцы. Там и наши. Ты что, немцев боишься?

– Никого я не боюсь, если с тобой.

Ах, Альжбетка, чистая душа!

– С нами дед Ондрей поедет. И его надо научить, ну хоть с драконом управляться… Красная Армия наступает. Чуешь? А мы едем помогать ей.

– Пусть она их бьет! Пусть она их… - Альжбетка задохнулась от внезапно нахлынувшей жгучей ненависти к фашистам. И заплакала в три ручья.

Павел не стал ее утешать. Пусть плачет. Хозяйка сказала, что нельзя в себе слезы держать. Они, как отрава. Пусть плачет. Он присел рядом на землю.

– Утонут они в твоих слезах, Альжбетка!

– Пусть… тонут…

Они посидели немного молча.

Отдохнувшая лошадь медленно хрупала сеном и вздыхала.

Раскрасневшееся солнце, прежде чем исчезнуть, жаркой щекой коснулось горы, наверно чтоб остынуть. В ущельях быстро сгущались тени. Альжбетка уже не плакала, только всхлипывала тоненько. Павел тронул ее за плечо:

– Все, Альжбетка, все. Давай работать. Репетировать.

– Давай.

Они направились к кибитке. Взяли тяжелые куклы: Павел пастуха Бачу, Альжбетка его сварливую жену Бачеву.

– Ах ты, лежебока, - произнесла она все еще всхлипывая. - Овец проспал.

Бача почесал в затылке.

– Никуда не денутся. Дорогу домой знают.

– Знают? Напасти на тебя нет! А дракон? Дракон всех пожрет.

– Га!… Нужны ему твои овцы. Ему девушек подавай. Хоть бы тебя слопал. Может, подавится!

– Это ты так про жену? Ну погоди, сейчас я возьму вожжи!…

Бачева исчезла в кибитке.

– Ну теперь начнется, - вздохнул Бача. - Не иначе черт мне жену подсунул. И где были мои глаза!

– В бутылке с можжевеловой, - появился маленький Гашпарко.

– Эх, тебе хорошо, ты не женат! А она за вожжами пошла.

– Сховайся.

– Куда от нее сховаешься?

– А вот сюда. Сиди и помалкивай. Я тебя выручу.

Бача убежал, а Гашпарко присел на камень.

– Ну как? - спросил Павел.

– Хорошо. Теперь тебе надо взять Бачеву. И води ее. А я буду на два голоса говорить. Лампу бы зажечь. Темно.

– Нельзя. Приказ.

Где-то далеко-далеко прогрохотало.

– Гром, - сказала Альжбетка.

Павел посмотрел на чистое, вызвездившее небо.

– Нет, это не гроза. Это артиллерия.

– Так близко?

– Наши. Наши идут, - сказал Павел.

Они замерли и стали слушать отдаленный невнятный грохот. И маленький Гашпарко замер и слушал.

Павел пошарил в кармане и заговорщицки сказал:

– Альжбетка, хочешь, я тебе достану звезду с неба?

– Хочу, - так же тихо ответила она.

Павел поднял руку, взмахнул ею и протянул Альжбетке ладонью вверх. На ней лежала и поблескивала маленькая красноармейская звездочка.

Альжбетка взяла ее, повертела в пальцах и прижала к щеке.

Как хорошо! Как хорошо, что есть в мире алые звездочки!

Часть третья. МЫ БЫЛИ И БУДЕМ!

– Никакой физической работы. Не нагибаться, не бегать, не читать. При ярком свете лучше надевать темные очки, светофильтры.