Формула грез. Как соцсети создают наши мечты - Екатерина Владимировна Колпинец

Тем не менее взгляд на работу, смещающий фокус с заработка на страсть, созидание и вклад в благое дело, возник задолго до социальных сетей. В конце 1990-х – начале 2000-х выходит сразу несколько знаковых книг, определивших видение работы на два десятилетия вперед: «Креативный класс» Ричарда Флориды, «Бобо в раю» Дэвида Брукса и «Новый дух капитализма» французских социологов Люка Болтански и Эв Кьяппело.

По мнению Флориды, креативный класс, появившийся в США в конце 1990-х годов, состоит из людей, создающих экономические ценности в процессе творческой деятельности. Это работники интеллектуального труда – от инженеров и программистов до свободных художников и ученых. Главное, что их объединяет, – реальная роль в экономике. При этом «класс» Флориды не привязан к владению собственностью, капиталом или средствами производства. Представители креативного класса часто не владеют собственностью в материальном смысле, а их главный актив – творческие способности – не имеет физической формы. Флорида уточнял разницу между владением и контролем и считал, что современные люди в большей мере, чем когда-либо, контролируют средства производства, потому что последние находятся у них в голове:

Мозг и есть средство производства. Потому окончательная проблема «контроля» состоит не в том, кто будет владеть возможными патентами, и не в том, кому принадлежит преимущество в переговорах на рынке труда – творческому специалисту или его работодателю[115].

Исследования Флориды, многочисленные наблюдения, интервью с людьми, так или иначе относившими себя к креативному классу, показали, что его представители на тот момент не рассматривали себя в качестве единой общественной группы, хотя их объединяли общие вкусы, желания и предпочтения:

Суперкреативное ядро нового класса включает ученых и инженеров, университетских профессоров, поэтов и писателей, художников и актеров, дизайнеров и архитекторов, равно как интеллектуальную элиту современного общества: публицистов, редакторов, крупных деятелей культуры, экспертов аналитических центров, обозревателей и других людей, чьи взгляды формируют общественное мнение. Отличительная особенность креативного класса заключается в том, что его представители заняты работой, главная функция которой – «создание значимых новых форм». Кем бы они ни были по профессии – программистами, инженерами, архитекторами или кинорежиссерами, – творческий процесс поглощает их целиком. Люди, принадлежащие к ядру креативного класса, занимаются подобными вещами на регулярной основе – именно за это им платят деньги[116].

Так же, как и Флорида, французские социологи Люк Болтански и Эв Кьяпелло считают, что креативность и способность выстраивать горизонтальные связи пришли на смену жестким иерархиям старой корпоративной культуры. Подобные принципы управления лежат в основе «нового духа капитализма». Под духом капитализма исследователи понимают идеологию, оправдывающую приверженность людей капитализму, делающую его привлекательным. Болтански и Кьяпелло выделяют минимум три разновидности «духа»:

– первый, семейный, возникает в начале XIX века, его олицетворение – буржуа;

– второй, корпоративный, связан с представлениями о сплоченной фирме, возникает в 1930-е годы и длится до 1960-х, его олицетворение – директор на постоянной должности;

– третий, проектно-ориентированный, формируется во второй половине 1980-х, его воплощение – проектный менеджер.

Чтобы понять этот новый дух, исследователи проанализировали два корпуса текстов, взятых из учебников по менеджменту: один – датированный 1960-ми, другой – 1990-ми годами. Оба посвящены новым корпоративным формам организаций и условиям работы менеджеров. При сравнении текстов видно, как возникает новое представление о фирме как небольшой компании, организованной по проектному принципу, где на место иерархического контроля приходят «креативщики», способные управлять автономными и творческими людьми. Главными качествами руководителей в подобных проектно-ориентированных фирмах становятся гибкость и умение адаптироваться, способность рисковать и завязывать новые контакты с новыми людьми, постоянно искать новые возможности[117].

В фирме нового типа разделение на личную и профессиональную жизнь считается неприемлемым, а трудовая деятельность преодолевает оппозицию между работой и не-работой, оплачиваемым и неоплачиваемым трудом, работой ради денег и волонтерством.

Жизнь воспринимается как ряд проектов, тем более высоко оцениваемых, чем больше они отличаются друг от друга. Важно постоянно чем-то заниматься, никогда не быть вне проекта, без идей, всегда пребывать в предвкушении, готовности делать что-то вместе с другими людьми, к встрече с которыми приводит непрекращающийся порыв активности[118].

Пожалуй, лучше всех трудовую и корпоративную этику нового тысячелетия описал американский журналист Дэвид Брукс. Его книга посвящена гибридной культуре «бобо» – богемной буржуазии, соединившей в себе, казалось бы, несовместимые вещи: контркультурный дух 1960-х и буржуазные представления о порядке и нацеленность на успех. Как и «креативный класс» Флориды, проектные менеджеры Болтански и Кьяпелло, «бобо» Брукса – это обширная, аморфная группа самовыдвиженцев с общими взглядами и собственной системой ценностей:

Их объединяет всеобщая преданность делу примирения и сглаживания противоречий внутри бобо. Пропуск в высший свет получается по выполнении целого ряда замысловатых культурных задач: нужно стать состоятельным, но не стяжателем; нужно угодить старшим, не ударяясь в конформизм; поднявшись на самый верх, нужно воздержаться от слишком заметных взглядов свысока на тех, кто остался внизу; нужно добиться успеха, при этом не попирая принятых в их обществе идеалов социального равенства; нужно поддерживать стиль жизни преуспевающего человека, избегая старых клише показного статусного потребления (следовать новым стереотипам разрешается)[119].

Брукс называет «бобо» новой элитой и новым истеблишментом. Это важное замечание, поскольку «бобо» – это не просто рядовые сотрудники постфордистской экономики, рабочие нематериального труда. Это визионеры, трендсеттеры, создатели новой системы социальных кодов. Они определяют параметры хорошего вкуса и границы допустимого, формируют новые неофициальные иерархии, создают новый язык описания деловых и личных взаимоотношений. В конечном счете они создают стиль жизни, а не просто новые представления о работе. Революционные слоганы 1960-х, ставшие достоянием корпоративной культуры, – также заслуга «бобо». Именно представители нового истеблишмента призывают крушить истеблишмент и плевать на статус-кво, носить худи и потертые джинсы вместо костюмов-троек и вести себя максимально экстравагантно:

Это «Бургер Кинг» учит Америку, что: «Иногда надо нарушать правила». Это Apple Computers носится как с писаной торбой со своими фанатами, величая их: «Безумцы. Неудачники. Бунтари. Смутьяны».

Когда читаешь все три книги 20 лет спустя, не сразу обращаешь внимание, что в каждой из них речь идет о людях, которые всегда находятся в позиции активного субъекта: создают и управляют, – CEO, менеджерах высшего звена, креативных директорах, создателях стартапов. Ни в одной из работ не упоминаются полчища фрилансеров и создателей контента, которые наводнят рынок труда уже к концу нулевых. На первый взгляд труд этих людей также имеет отношение к креативу, т. е. созданию нового, они так же разделяют трудовую этику, согласно которой отождествление себя с работой и страсть к выбранному делу