Дело Кольцова - Виктор Фрадкин

Работая в «Известиях» КАРМЕН был близко связан с ТАЛЕМ и КРИВИЦКИМ, поселил последнего у себя на квартире и после его ареста сохранял его архив. В 1938 году КАРМЕН вел антисоветские разговоры о разгроме старых партийных кадров.

АБОЛЬНИКОВ С.Я. работал в начале в журнале «РОСТ» (под редакцией КИРШОНА В.) и был активным рапповцем. Затем перешел на работу секретаря журнала «Огонек» и секретаря парторганизации. АБОЛЬНИКОВ был человек подхалимского склада, носителем обывательских антипартийных слухов и исполнителем указаний моих и ПРОКОФЬЕВОЙ С. Е. АБОЛЬНИКОВ покрывал и поддерживал антипартийных и антисоветских людей в издательстве.

ПРОКОФЬЕВА С.Е. была со мной знакома с 1919 года, когда я работал с ней и ее мужем — ПРОКОФЬЕВЫМ Г.Е. (б. Замнаркомвнудела) в политотделе XII армии. Затем я их потерял из виду, вновь встретился около 1927 года и пригласил ПРОКОФЬЕВУ на работу в издательство. Здесь она была редактором «Женского журнала», затем, до мая 1937 года директором издательства. В этой должности ПРОКОФЬЕВА по моим указаниям и с моего ведома организационно осуществляла вредный деляческий курс в работе издательства и поддерживала в нем чуждые враждебные элементы.

Перечисленные антипартийные и антисоветские дела лиц, входивших в группу при «Огоньке», мне были известны, я их, покрывал и в этом являюсь виновным.

Возобновив знакомство с ПРОКОФЬЕВЫМИ, я бывал у них на дому и на даче. Здесь часто бывали также работники НКВД — МИРОНОВ, ФРИНОВСКИЙ, ШАНИН, СТАНИСЛАВСКИЙ, ГОРЯНОВ, ФЕЛЬДМАН, а также директор Промбанка — ПОПОВ Н.В., Наркомторг — ВЕЙЦЕР, его жена Наталья САЦ, поэт ЛУГОВСКОЙ, артисты БЕРСЕНЕВ и ГИАЦИНТОВА. Времяпрепровождение носило домашний, легкомысленный характер. Иногда ПРОКОФЬЕВ рассказывал мне о своих огромных успехах в борьбе с вредительством и в области перевоспитания осужденных вредителей. Он уверял, что силами вредителей, находившихся в его ведении, он может выполнять ряд хозяйственных задач, например, по конструкции машин и предметов вооружения гораздо быстрее и лучше, чем соответствующие хозяйственные организации и Наркоматы.

В конце 1936 года, находясь в Испании, я узнал из газет о назначении ЯГОДЫ и ПРОКОФЬЕВА в Наркомсвязь, а затем получил письмо от ПРОКОФЬЕВОЙ С.Е., где среди прочего говорилось, что «Георгий стал почтарем, и очень доволен своей новой работой». Приехав в апреле 1937 года в Москву, я дважды посетил ПРОКОФЬЕВЫХ на дому. При первом посещении я лишь на ходу видел ПРОКОФЬЕВА. При втором моем приходе он был в очень мрачном настроении. На мой вопрос, чем объясняется арест ЯГОДЫ, он сказал, что это связано с денежными злоупотреблениями. Я спросил также — чувствует ли себя он, ПРОКОФЬЕВ, сопричастным к делам ЯГОДЫ. Он ответил, что как заместитель наркома он ответственен за многое, совершенное ЯГОДОЙ, о чем он знал и не сигнализировал, в частности, за какие-то махинации ЯГОДЫ с драгоценностями. На другой день ко мне на квартиру пришла ПРОКОФЬЕВА С.Е. в почти невменяемом состоянии и рассказала, что вскоре после моего ухода ПРОКОФЬЕВ арестован. Она согласилась, с тем, что дальнейшая ее работа в издательстве невозможна и отправилась сдавать дела.

Через несколько дней она вновь посетила меня, прося о предоставлении ей площади в доме издательства, так как ее выселяют из дома НКВД. Услышав, что предоставить ей площади нельзя, она сказала: «Мне только остается просить НКВД арестовать меня». О встречах и разговорах с ПРОКОФЬЕВЫМИ я сообщил Н. И. ЕЖОВУ тогда же. Я, однако, считаю себя виновным в связи с семьей ПРОКОФЬЕВЫХ.

Основной литературно-политической моей работой была работа в «Правде». До конца 1930 и начала 1931 года я имел здесь функции только литературного сотрудника со стороны, внутри редакции не работал, а приносил фельетоны, большей частью на мною же выбранные темы. По работе я преимущественно был связан с М. И. УЛЬЯНОВОЙ, а также с И. И. СТЕПАНОВЫМ-СКВОРЦОВЫМ, Е. ЯРОСЛАВСКИМ, позднее — с В. ПОПОВЫМ-ДУБОВСКИМ, Д. МАРЕЦКИМ, М. КАНТОРОМ, являвшимися членами редколлегии.

Раз или два в год в редакции появлялся БУХАРИН, в текущей работе участия не принимавший. Отношение со стороны БУХАРИНА и МАРЕЦКОГО ко мне было хорошее, хотя они не имели близкого общения со мной, ограничиваясь предложениями почаще давать фельетоны.

В редакции происходили, в 1928–29 годах, при участии бухаринской школы, ряд закрытых совещаний, на которые я не был допущен. Полагая, что это совещания по редакционной работе, я не раз просил М. И. УЛЬЯНОВУ разрешения присутствовать на них, на что получал ответ, что совещания по специальным вопросам и мое присутствие не требуется. Я чувствовал себя беспризорным и в отношении ответственности за те свои фельетоны, где разоблачались бюрократизм, головотяпство, вредительство. Помещая эти статьи, редакция не интересовалась фактическим материалом, положенным в их основу, а затем, когда на фельетоны поступали возражения от затронутых ими лиц — направляла дела в ЦКК, устраняясь от ответственности и предоставляя мне самому защищать в ЦКК свою правоту.

Все это создавало у меня настроение изолированности и оторванности от газеты, которое владело мною до 1930–31 года, когда я больше вошел во внутреннюю жизнь редакции, уже при новом руководстве. У меня сохранились, однако, личные отношения с М. И. УЛЬЯНОВОЙ и Д. МАРЕЦКИМ, который обратился ко мне, в 1930 году, однажды за материальной помощью.

С 1930–31 годов, при новом руководстве «Правды», отношение ко мне редакции стало более близким и руководство — конкретным и активным. К моей работе были предъявлены определенные политические требования в направлении ее большей заостренности и большего применения к очередным задачам партии. Я стал работать непосредственно в редакции и соприкоснулся с ее внутренней жизнью — насколько это позволяли мне частые разъезды.

В составе работников «Правды» к 1934 году сформировались две группы, взаимно враждовавшие.

В первую группу входили: БОГОВОЙ И.В., ПОПОВ Михаил, НИКИТИН А.Е., НАЗАРОВ А. И. КАПУСТИН А.И., СОЛОВЬЕВ B.C., ТАЛЬ Б.М., КОБЕЛЕВ М.М., ПОТАПОВ Е. К ней также примыкали ДАВИДЮК А.М., ИВАНОВ П., ДАНИЛИН.

Группа эта, по политическому характеру правая, антипартийно и антисоветски настроенная, в своей деятельности стремилась препятствовать борьбе «Правды» против правых, ослабить или отстранить удары, направленные на БУХАРИНА и бухаринцев, помешать разоблачению на страницах газеты правой, антигосударственной вражеской работы.

Конкретно эта деятельность выражалась в отсеивании и отстранении поступавшего в газету материала, компрометирующего правых руководителей, в саботаже оперативных указаний руководства газетой и Центрального Комитета, в постоянных попытках дискредитировать руководство и, наконец, в терроризировании несогласных с группой работников. НИКИТИН в партийном отделе часто выхолащивал или просто задерживал корреспонденции о право-троцкистских делах в партийных организациях. Аналогичного поведения придерживались ПОПОВ и СОЛОВЬЕВ в промышленном и транспортном отделах, КОБЕЛЕВ в отделе советского строительства, НАЗАРОВ и РЕЗНИКОВ в отделе искусств, КАПУСТИН в отделе писем рабочих и колхозников.