Если бы Берию не убили... Вечная память! - Сергей Кремлёв

Более того, что могло бы произойти в будущем, если бы СССР, имея возможность уделять больше внимания внутреннему развитию и прежде всего — развитию социальной сферы, где-то к середине 60-х годов обеспечил бы внушительный рост благосостояния народа? Это вполне могло быть при умной политике.

Но тогда немцы, видя материальные преимущества социализма для миллионных масс, могли бы задуматься — не стоит ли конституционным, выборным путём дать власть в Германии таким бундестагу и правительству, которые поведут Германию социалистическим путём?

А могучий Советский Союз мог бы стать гарантом свободного социалистического выбора немцев в единой Германии.

Могло ведь быть, в конечном счёте, и так!

То есть в целом идея единой Германии была богатой, да к тому же изначально не бериевской, а сталинской.

Надо сказать, что Берия был умно активен не только в отношении германского аспекта советской внешней политики. В своём письме «из бункера» 2 июля 1953 года он писал Маленкову и членам Президиума ЦК:

«…B то же время я, также как и все вы, старался внести предложения в президиум, направленные на правильное решение вопросов, как корейский, германский, ответы Эйзенхауэру и Черчилю (так в письме. — С. К.), турецкий, иранский и др.».

Кратко напомню читателю, о чём идет речь.

Война в Корее к 1953 году шла уже три года, и дела для обеих сторон — Корейской Народно-Демократической Республики и действующих под флагом ООН интервенционистских сил во главе с США — шли, как говорится, с переменным успехом.

19 марта 1953 года было принято Постановление Совмина СССР «Вопрос МИДа», сутью которого были предложения по сворачиванию войны в Корее и возобновлению переговоров о перемирии.

Линия на сворачивание (естественно — по возможности) всех внешних конфликтов, ведущихся и потенциальных, в которых прямо или косвенно был завязан Советский Союз, была для Берии после смерти Сталина генеральной.

Думаю, основными причинами здесь были прагматизм и здравый смысл Берии. Было понятно, что сам факт смерти Сталина пусть и не коренным образом, но снижает текущее влияние СССР в мире. Враги России после смерти Сталина не могли не осмелеть, и было очень важно сконцентрироваться на комплексе первостепенных вопросов, не отвлекаясь на вопросы второстепенные или чреватые тем, что СССР может в них увязнуть надолго, распыляя силы и ослабляя себя.

В то же время нельзя было никому позволить сесть нам на голову, Там, где это было целесообразно, надо было давать немедленный отпор любой антисоветской акции. Это Берия тоже понимал.

Так, 16 апреля 1953 года президент США Эйзенхауэр выступил в Американском обществе газетных редакторов с обвинениями Советского Союза в обострении международного положения и начале гонки вооружений (чья бы корова мычала!).

17 апреля Черчилль в Глазго полностью поддержал Эйзенхауэра.

По горячим следам, 24 апреля, Президиум ЦК КПСС обсудил эти речи и принял решение о публикации в «Правде» и «Известиях» ответной статьи, которая 25 апреля и была напечатана в обеих газетах.

Под «турецким» же и «иранским» вопросами Берия имел в виду вот что…

Во-первых, при его участии готовился вопрос об урегулировании взаимных отношений с Турцией, включая вопрос о режиме проливов и отказ от наших территориальных претензий к Турции. Во-вторых, тогда же велись переговоры с Ираном по финансовым претензиям, торговле и пограничным спорам.

И здесь Берия был сторонником компромисса. После Второй мировой войны Иран и тем более Турция всё более прочно входили в орбиту политики США. Обеспечить себе «открытые» Босфор и Дарданеллы в такой ситуации мы всё равно тогда не смогли бы, да и обострять пограничную ситуацию на границе с Турцией резона не было.

Непросто складывались для нас дела и в Иране… Попытка СССР поддержать иранских курдов и особенно те силы в Иранском Азербайджане, которые могли привести эту иранскую провинцию в состав Азербайджанской ССР, успехом не увенчалась, там пришлось уступить.

При этом в Иране развивались и демократические процессы. С конца 1951 года развернулось широкое движение за национализацию нефтяной промышленности, и в 1951 году был принят соответствующий закон, национализирующий, в том числе Англо-Иранскую нефтяную компанию.

В этих условиях было разумно максимально сблизить Иран и СССР, проявляя уступчивость. Со стороны России — великой державы — уступчивость по отношению к Ирану не выглядела бы слабостью, так что и здесь Берия мыслил верно.

Вспомним: он был жёсток там, где это требовалось, — в части поставок дизелей из Чехословакии, например. Но там, где для России было целесообразно уступить, Берия был готов и уступить. Именно так и обязан поступать мудрый лидер — не может быть одной, заранее заданной, линии по отношению к разным внешним партнёрам и даже друзьям. Неизменным должно оставаться одно — обязательный учёт стратегических интересов СССР.

Не могу утверждать уверенно, однако не исключено, что арест и убийство Берии способствовали тому, что в августе 1953 года купленный агентами ЦРУ иранский генерал Захеди произвёл военный переворот и установил в Иране проамериканскую военную диктатуру. Так или иначе, к концу 1953 года все наши позиции в Иране были утрачены.

Интересно, опять-таки в свете сегодняшнего знания, задаться также вопросом — как повёл бы себя Берия в кубинской проблеме после того, как она возникла? Были ли бы решения и действия виртуального Берии схожи с решениями и действиями реального Хрущёва?

Должен признаться, что ответ на этот вопрос, когда я им задался, вначале был не очень-то ясен для меня самого. До этого я был склонен оценивать «карибские» действия Хрущёва в целом положительно, и лишь виртуально поставив на место Хрущёва в 1962 году Берию, я понял, что всё далеко не так однозначно.

Напомню, что кубинская революция имела в своей первой фазе не социалистический, а, скорее, антибатистовский характер. Диктатор Кубы Батиста к концу 50-х годов надоел всем, даже своим патронам в США. В 1956 году Фидель Кастро начал освободительную борьбу, в 1959 году он и его «бородачи» вошли в Гавану, и вскоре Куба обратилась за поддержкой к СССР.

Советский Союз почти сразу экономически поддержал Кастро, и это было разумно. Разумной была и военная помощь техникой и советниками. Но вот идею с размещением на Кубе советских ядерных ракет разумной уже не назовешь.

По мысли Хрущёва и хрущёвских маршалов это было бы ответом на размещение с конца 50-х годов на территории Турции и Италии американских ядерных баллистических ракет средней дальности (БРСД) «Юпитер». В ходе операции «Анадырь» на Кубу были доставлены наши БРСД, взявшие под прицел уже США.

В итоге к осени 1962 года возник Карибский ракетный кризис, ход которого был чреват обменом ядерными ударами, а результатом стал взаимный вывод наших БРСД с Кубы, а американских — из Турции.

Но была ли необходимость в доведении ситуации до крайности?

Сейчас пытаются представить дело так, что к 1962 году США имели 6000 ядерных зарядов, а СССР — всего 300. Поэтому, мол, безопасность СССР не обеспечивалась, особенно после того, как в Турции появились БРСД США с подлётным временем до Москвы 10 минут. Мы же якобы могли ответить лишь ударом стратегической авиации через несколько часов.

Однако на деле всё было и так, и — вовсе не так…

Конечно, Америка повела себя провокационно, размещая свои ядерные ракеты средней дальности в Европе, что делало их равнозначными по стратегическому эффекту советским межконтинентальным баллистическим ракетам (МБР). Однако реально США уже тогда на первый ядерный удар по СССР не решились бы.

Во-первых, тогда советская стратегическая авиация однозначно обладала потенциалом ответного удара, а то, что он мог быть нанесён лишь через несколько часов после первого удара США, принципиально ситуацию не меняло.

Во-вторых, в США лишь с 1963 года начала поступать на вооружение МБР «Минитмен-1В» с высокой точностью стрельбы, а БРСД «Юпитер» особой точностью не отличалась.

В-третьих же, после запуска Советским Союзом 4 октября 1957 года первого искусственного спутника Земли, а уж тем более после космических полётов Гагарина и Титова в 1961 году Америка знала, что её территория более не является неуязвимой, что в случае первого ядерного удара США им гарантирован ответный ракетно-ядерный удар СССР.

В СССР уже в 1960–1961 годах были сформированы управления дивизий и бригад Ракетных войск стратегического назначения (РВСН) в разных регионах СССР и были созданы первые центры управления и связи РВСН.

9 апреля 1961 года на полигоне Байконур состоялся первый испытательный наземный пуск МБР Р-9А (8К75, код НАТО «SS-8, Sasin») разработки Королёва на топливе «кислород + керосин». Дальность стрельбы — свыше 10 000 км.