Кто нашел, берет себе /Что упало, то пропало/ - Стивен Кинг

Когда он был молод и считал, что был бы рад всем тем вещам, по которым загоняются молодые люди, когда их ноги крепкие, а яйца тугие: путешествия и женщины, машины и женщины, большие дома, как те, что стоят на Сахарном пригорке и женщины. Сейчас же ему все это уже почти перестало сниться, а последняя женщина, с которой он занимался сексом, способствовала продолжению его заключения. Он осознавал иронию своего положения. Но покорился. Светские потребности постепенно отмирают. Ты теряешь скорость, теряешь зрение, у тебя, черт, даже агрегат перестает работать, но литература вечна, и его ждал целый затерянный мир, которого до сих пор не видели глаза ни одного человека, кроме его создателя. Если ему не суждено было увидеть этот мир раньше семидесяти лет, значит, так тому и быть. Были еще деньги, все эти упаковки с наличными. НЕ состояние, конечно, но на черный день хватит.

У меня есть на что жить, говорил он себе. Много людей здесь могут такое сказать о себе, особенно, когда у них бедра станут плоскими, а член будет вставать, только когда захочется отлить?

Моррис несколько раз написал Энди Халлидею, который приобрел собственный магазин, — Моррис узнал об этом из бюллетеня библиофилов. Еще он узнал, что у его приятеля были неприятности, по меньшей мере однажды, когда тот пытался продать похищенную копию известной книги Джеймса Эйджи, хотя ему удалось выйти сухим из воды. А жаль. Моррис с превеликим удовольствием встретил бы в Вейнсвилли этого гомика — ценителя одеколона. Здесь было полно плохих парней, которые с радостью сделали бы ему больно за Морри Беллами. Впрочем, все это мечты. Если бы Энди даже осудили, он, наверное, отделался бы штрафом. Хуже всего, что с ним могло произойти, это загородный клуб на западной границе штата, куда доставляли воров — белых воротничков.

Ни на одно письмо ответа от Энди Моррис не получил.

В 2010 его персональная ласточка снова вернулась к Капистрана, снова вся в черном, будто оделась на собственные похороны. «Чего недолго ждать, если она не сбросит вес», — с отвращением подумал Моррис. Щеки Кори Энн Хупер теперь свисали по бокам шеи мясистыми лепешками, глаза почти исчезли в жировых карманах, кожа приобрела землистый оттенок. Черную сумочку она заменила на синюю, но все остальное осталось неизменным. Ночные кошмары! Бесконечная терапия! Жизнь, разрушенная из-за жуткого зверя, который в ту ночь выскочил из переулка. И все то же самое, и тому подобное.

«Ты все еще живешь тем вшивым изнасилованием? — Подумал Моррис. — Ты не собираешься двигаться дальше?»

Моррис вернулся в камеру, думая о том, что дерьмо, насрать. Насрать, черт возьми, дерьмо!

В том году ему исполнилось пятьдесят пять.

Как-то в марте 2 014 один из надзирателей зашел за Моррисом в библиотеку, где тот сидел за стойкой на раздаче, в третий раз перечитывая «Американскую пастораль». (По мнению Морриса, это была, безусловно, лучшая книга Филипа Рота.) Наблюдатель сообщил, что его вызывают в администрацию.

— Зачем? — Спросил Моррис, вставая из-за стола. Вызовы к администрации обычно не предвещали ничего хорошего. Чаще всего копы начинали склонять тебя стучать на кого-нибудь и угрожали различными ужасами, если откажешься сотрудничать.

— Собирается комиссия по условно-досрочному.

— Нет, — удивился Моррис. — Это ошибка. Меня должны рассматривать только в следующем году.

— Я делаю то, что мне сказали, — ответил надзиратель. — Если не хочешь, чтобы я записал тебе замечание, найди кого-то тебя подменить и поднимай задницу.

Комиссия по условно-досрочному освобождению — в этот раз три человека и три женщины — собралась в конференц-зале. Филипп Даунс, юрист-консультант комиссии, дополнял комиссию. Он зачитал письмо от Кори Энн Хупер. Это было удивительное письмо. У курвы обнаружили рак. Хорошая новость, но следующая новость была еще лучше. Она снимала все возражения против досрочного освобождения Беллами и сожалела, что так долго этого не делала. Затем Даунс зачитал письмо из Городского арт-культурного комплекса Среднего Запада, известного под названием МАК. В течение многих лет они приняли на работу не одного досрочно освобожденного из Вейнсвилла и были готовы взять Морриса Беллами на полставки, назначив делопроизводителем и оператором компьютера. К работе он мог приступить с мая, если он будет уволен.

— Учитывая ваше примерное поведение за последние тридцать лет и учитывая письмо мисс Хупер, — заявил Доусон, — я решил назначить рассмотрение вашего дела на год раньше, чем планировалось. Мисс Хупер сообщает, что у нее осталось немного времени, и я уверен, она хочет покончить с этим. — Он повернулся к остальным. — Дамы и господа, что скажете?

Моррис уже знал, что скажут господа. Иначе его бы не стали приводить сюда. За условно-досрочное освобождение проголосовали шесть членов комиссии, против — ни один.

— Что вы об этом думаете, Моррис? — Спросил Даунс.

Моррис, который обычно за словом к отцу не бегал, был слишком поражен, чтобы что-то говорить, но ему и не надо было. Он расплакался.

Два месяца спустя, после обязательного для тех, кто досрочно освобождается, консультирования, и незадолго до начала службы в МАК, он вышел через тюремные ворота. Назад в свободный мир. В его кармане лежал заработок за тридцать пять лет работы в красящей, мебельной мастерской и библиотеке. Всего две тысячи семьсот долларов с мелочью.

Записные книжки Ротстайна наконец стали достижимы.

Часть 2. Давние приятели

Кермит Уильям Ходжес — для друзей просто Билл — едет по Аэропорт-роуд, опустив стекло на окнах, включив радио, подпевая «Многое нужно для смеха, для слез нужен поезд» Дилана. Ему шестьдесят шесть, не юнец, но для человека, пережившего сердечный приступ, выглядит вполне прилично. Он сбросил сорок фунтов после сердечного приступа и перестал есть консервированную пищу, каждая ложка которой его медленно убивала.

«Вы хотите дожить до семидесяти пяти? — Спросил его кардиолог. Это было во время первого полного обследования, за несколько недель после имплантации электрокардиостимулятора. — Если хотите, забудьте о шкварки и пончики. Подружитесь с салатами».

Совет, конечно, не дотягивает до уровня «люби ближнего, как самого себя», но Ходжес отнесся к нему очень серьезно. На сиденьи рядом с ним лежит белый бумажный пакет с салатом. У него будет полно времени, чтобы съесть его и даже запросы «Дасани», если самолет Оливера Мэддена прилетит по расписанию. И если Мэдден вообще не появится. Холли Джибни заверила его, что Мэдден уже в дороге — она нашла расписание его рейса на сайте под названием «AirTracker», — но нельзя исключать возможность того, что он почувствовал, куда ветер дует, и направляется в другое место. Он уже достаточно долго занимается своими грязными делами, а у таких ребят очень чуткие носы.

Ходжес оставляет позади подъездную дорогу, появляется у терминалов, проезжает парковку и едет дальше, двигаясь по указателям с надписями: «ЭЙР Фрайт», «СИГНЕЧЕ ЭЙР», «ТОМАС Зейн АВИЕЙШН». У последнего он останавливается. Это независимый оператор наземного обслуживания рейсов (ОНО), который съежился — почти буквально — в тени гораздо большего его соседнего «Сигнече Эйр». Зеленая трава пробивается из трещин в асфальте на маленькой стоянке, которая, кроме переднего ряда, пуста. Передний ряд занят машинами, которые сдают напрокат, дюжина или около того. Среди автомобилей эконом-класса и средних по размеру громоздится черный «Линкольн Навигатор» с тонированными стеклами на окнах. Ходжес видит в этом добрый знак. Его человек любит ездить с шиком, типичная привычка среди таких отбросов. И хотя его человек может носить костюм за тысячи долларов, он все равно остается подонком.

Ходжес объезжает стоянку и останавливается на площадке для разворотов под вывеской «ТОЛЬКО ДЛЯ Загруз. дорожек-погрузки и разгрузки».

Ходжес надеется, что будет загружаться.

Смотрит на часы. Без четверти одиннадцать. Он вспоминает слова матери: на важное дело всегда приходи бесспорным, Билли, и воспоминание это заставляет его улыбнуться. Он снимает с ремня айфон и звонит в офис. Успевает прозвучать только один гудок.

— «Что упало, то пропало», — произносит Холли. Она всегда начинает с названия компании, кто бы ни звонил, это один из ее маленьких пунктиков. У нее много маленьких пунктиков. — Ты на месте, Билл? В аэропорту? Так?

Если не считать маленьких пунктиков, эта Холли Джибни совсем не похожа на ту, которую он впервые встретил четыре года назад, когда она приехала в город на похороны тети, и изменилась она в лучшую сторону. Хотя опять начала тайком курить — он чувствовал запах сигарет в ее дыхании.

— Я на месте, — отвечает он. — Скажи, что мне повезет.

— Везение здесь ни при чем, — говорит она. — «AirTracker» — отличный сайт. Возможно, ты захочешь узнать, что сейчас в американском воздушном пространстве находится шесть тысяч четыреста двенадцать самолетов. Интересно, не так ли?