Отшельник 2 (СИ) - Шкенёв Сергей Николаевич

Да и что в тех заслугах? Они в Бархатной Книге записаны, что лежит на столике по правую руку от государя-кесаря Иоанна Васильевича, и попробуй им не соответствуй! Раз в год в эту книгу каждого прилюдно мордой ткнут и строго спросят, почему внук славного деда столь скудоумен, нерадив и ленив, что в свои годы не свершил и половины от дедовых деяний. И чем древнее род, тем труднее держать ответ.

Боярыня Морозова тихонько звякнула серебряным колокольчиком, призывая собравшихся к тишине, и церемонно поклонилась сидящему в удобном кожаном кресле мальчику:

— Разреши открыть Совет, государь-кесарь?

Малолетний Иван важно кивнул:

— Разрешаю, Полина Дмитриевна.

Ему нравилось само слово «совет». Это всё-таки не Дума, где бояре пытались думать за государя, здесь собрались серьёзные люди, с которыми можно посоветоваться и даже самому принять решение в зависимости от доверия к советчику. Даже если это будет неправильное решение, то невелика беда — мудрая воспитательница Полина Дмитриевна всегда поправит, сделав это незаметно для других, а на следующий день на уроках подробно расскажет о достоинствах и недостатках принятого решения. Было дело, пару раз Иван заупрямился и настоял на своём, так последствия до сих пор разгребают и вряд ли разгребут в обозримом будущем.

Большой Совет хоть и зовётся большим, но народу в нём всего пятнадцать человек, считая самого Ивана, Полину Дмитриевну, Андрея Михайловича Самарина, Вадима Кукушкина, да Патриарха Евлогия. Было бы семнадцать, но полководец левой руки князь Изборский обороняет Смоленск от крестоносной орды, а заведующий всей разведкой полковник Иван Леонидович отбыл по делам службы в неизвестном направлении, но обещал вернуться не позднее весенней распутицы. Вот и весь Совет.

А где взять людей, готовых не только трепать языками, но и отвечать за свои слова? Вот именно… и никто не знает. Они ни в поле не родятся, ни в лесах не растут.

— Итак, господа, на повестке дня у нас два вопроса.

Дионисий Кутузов, отвечающий за внутреннюю безопасность государства, боязливо поёжился и украдкой перекрестился. В звучании слова «повестка» ему навязчиво мерещилась тень виселицы. А разве он виноват, что воровские мордовцы пожгли только что отстроенные Навашинский и Кулебакский остроги? И ведь просил десятка два новых пищалей для охраны, а толку? Не дали, сказав что и так отобьются. Хрена там отбились… Мордовцы не дурнее прочих, им тоже железо нужно, вот и подступили силами тяжкими, почитай сотни четыре выставили. Конечно же пожгли да разграбили! А кто бы на их месте не разграбил оставленные без должного присмотра железоделательные мастерские?

Тати, правда, не остались безнаказанными — узнавший о беде император Касим Чингизид выкупил право на месть за восемь тысяч серебряных дирхемов и выписал набеговую подорожную сразу пяти отрядам беспокойной татарской молодёжи по тысяче сабель в каждом. Когда ещё подвернётся такой удачный случай испробовать новиков в деле? Да и совместные хлеборобные предприятия в междуречье Волги и Дона нуждаются в крепких рабочих руках.

— Первым вопросом, — Полина Дмитриевна насмешливо посмотрела на загрустившего Кутузова, — рассмотрение просьбы главы Государевой Безопасности Дионисия Кутузова о постройке за свой счёт малых крепостиц в Навашино, Кулебаках и Ворсме.

— Разве её тоже сожгли? — удивился Андрей Михайлович Самарин. — Вот сволочи.

— Ещё нет, — ответила Полина Дмитриевна, зная о особом пристрастии Самарина к недавно основанной Ворсме, — но если и дальше будем клювом щёлкать, то не только сожгут, но и на пепелище нагадят. Оно нам надо?

Вместо Самарина ответил патриарх, стукнув в пол пастырским посохом:

— Оно нам не надо! Радение Кутузова восстановить порушенные крепостицы и построить новую могу только приветствовать и всячески его на то благословляю, но не будет ли умалением чести государства нашего, если оно не возьмёт на себя часть расходов?

Андрей Михайлович мысленно обозвал Евлогия старым чёртом, и выдвинул встречное предложение:

— Дабы не допустить умаления чести православной церкви, советую государю-кесарю поддержать душевный порыв патриарха, и разрешить ему возместить половину расходов на строительство из личных средств.

К его удивлению Евлогий не стал возражать. Покивал, задумался, что-то подсчитал в уме, и опять стукнул посохом в пол:

— И в каждую крепостицу по четыре пушки. Нужно будет, так и колокола поснимаем да перельём.

— Хороший совет, — улыбнулась боярыня Морозова. — У кого ещё есть советы по этому вопросу? Не стесняйтесь, господа советники, ваше мнение будет обязательно учтено.

Голос Полины Дмитриевны прозвучал столь убедительно и многообещающе, что бывший рязанский воевода Алябьев, за заслуги во время Московского похода возведённый в шестой чин Табели, решил тряхнуть мошной. А как не тряхнуть, ежели безопасность вложенных в железное дело денег под угрозой?

— Готов оплатить по десятку пищалей Шакловитого для каждой крепостицы.

Пронёсся лёгкий гул, в котором угадывались уважение и малая толика зависти к заявленному богатству. ППШ-2, в просторечии именуемые просто новыми пищалями, выделывались числом не более трёх сотен в год и стоили столько, что за три десятка вполне можно выменять какую-нибудь Саксонию или Моравию. А что, уже поступали предложения.

И тут посыпалось:

— Сотню добрых броней оплачиваю!

— Даю кирпич для осьмнадцати домен!

— С меня сорок лодий угля!

— Давеча двух литейщиков умелых от свеев переманил, но для хорошего дела отдам!

Ну и так далее. А что бы не скинуться, если у каждого советника в тех железоделательных предприятиях неплохая доля? Половина, понятно, принадлежит казне государевой, ещё десятая часть выкуплена церковью, но оставшееся поделено по справедливости и по вложенным средствам, и в самом ближайшем будущем сулит принести солидные прибыли. Грешно на такое не пожертвовать.

Боярыня Морозова не просто выслушала всех, но и записала предложения в особую книгу, прошнурованную и опечатанную. Потом каждый подпишется под своими словами, дабы не случилось недоразумений и криков о том, что его неправильно поняли. Любое государство, это прежде всего учёт и контроль.

Закончив с записями, Полина Дмитриевна обратилась к Ивану:

— Какое будет твоё решение, государь-кесарь?

Тот немного подумал, и дал универсальный ответ:

— Быть по сему!

А подробности… подробности будут оформлены на бумаге, скреплены государственной печатью и доведены до общего сведения. Сейчас-то зачем в такие мелочи вдаваться?

И сразу же Полина Дмитриевна перешла ко второму вопросу повестки дня. Зачем растягивать заседание Совета? Это же не боярская Дума, где лишний раз оторвать наеденную задницу от лавки уже само по себе является подвигом. Здесь собрались люди дела, для которых каждая минута на вес золота, и тратить эти минуты на пустопорожний трёп будет явным расточительством.

— Итак, господа советники, пришло сообщение, что к нам от крестоносного воинства на переговоры едет целый кардинал. Точнее, его везут, но сути дела это не меняет.

— У меня есть прекрасные сырые подвалы и толстенные ржавые цепи, — оживился патриарх Евлогий. — Закуём в железа в лучшем виде, да оставим на хлебе и воде. Глядишь, к весне уже никаких кардиналов на Москве и нету. Так я распоряжусь?

— Погоди с цепями, — покачал головой Самарин. — Он едет с требованием соблюдать правила благородной войны, а ты его…

— Какой-какой войны? — Алябьев от удивления аж привстал со своего места. — Они там что, белену вёдрами жрут али мухоморы?

— Нанюхаются своей дурман-травы, а потом содомскому греху предаются, — сурово нахмурился Евлогий. — Так может того… сожжение в срубе устроим?

Андрей Михайлович погрозил патриарху пальцем:

— Ты, отче, не заговаривайся. Мы не католики, чтобы оппонентов на костёр отправлять.

— Зато он католик! Дело-то ему привычное.

— Вот давай без словоблудия. У тебя есть конкретные предложения?