Ганнибал. Кровавые поля - Бен Кейн

Гастатов и принципов, составлявших первые и вторые шеренги, было сложнее различать. И те, и другие носили простые бронзовые шлемы, у некоторых украшенные гребнями из птичьих перьев; прямоугольные пластины защищали грудь. Только самые богатые могли позволить себе кольчуги, как ветераны-триарии. Их оружие и щиты также не отличались друг от друга. Тысячи легионеров маршировали, останавливались, перестраивались в манипулы или двойные центурии. Затем следовал залп копьями и переход в атаку, потом все повторялось снова. Центурионы и опционы наблюдали за тренировкой, выкрикивали приказы и поносили нерадивых солдат. Тут же развевались штандарты манипул, но с такими мелкими надписями, что прочитать их удавалось, только подойдя к каждому вплотную. Вздохнув, Квинт направился к ближайшему.

На десятой манипуле его охватил гнев. По смешкам, которые слышались у него за спиной, Квинт понял, что его специально посылали не в ту сторону. Одиннадцатая манипула находилась чуть в стороне от остальных. Два центуриона разделили своих солдат на центурии. У каждого был деревянный щит и меч. Снова и снова они атаковали друг друга, лишь немного притормаживая в последний момент, а потом сталкивались с грохотом, который напомнил Квинту шум сражения. Бойцы наносили друг другу удары так, словно шел настоящий бой. То, что он сейчас видел, очень сильно отличалось от действий кавалерии – там схватка редко составляла более двух ударов. Поглощенный новым для себя зрелищем, Квинт подошел к центурионам, сам того не заметив.

– Тяжелая работа, – послышался голос.

Квинт удивленно оглянулся. Один из центурионов, мужчина среднего возраста с узким лицом и глубоко посаженными глазами, смотрел прямо на него.

– Да, так и есть.

– Ты здесь по делу, – сказал он, указывая на пергамент, зажатый в кулаке Квинта.

– Да, командир. – Квинт и сам не знал, почему, но ему не хотелось, чтобы его приняли за избалованного сына кавалерийского офицера. Поэтому он заговорил с чуть более сильным акцентом, чем всегда. – Ты не знаешь, где я могу найти Марка Юния Коракса, центуриона гастатов Первого легиона Лонга?

На губах центуриона появилась насмешливая улыбка.

– Твои поиски завершены. Зачем ты меня искал?

– Вот, командир. – Квинт поспешно подошел к центуриону. – Послание от Гая Фабриция, командующего кавалерией.

– Я о нем слышал. – Взяв послание, Коракс сломал восковую печать, развернул пергамент и принялся читать, беззвучно шевеля губами. – Любопытно, – сказал он через некоторое время.

Квинт его не услышал. Все его внимание было сосредоточено на ближайших гастатах, которые обменивались мощными ударами щитов.

– Это неприятная, грязная работа, – сказал Коракс. – И она совсем не похожа на славные дела, в которых принимают участие кавалеристы.

– В наши дни быть кавалеристом не так уже и приятно, – с горечью ответил Квинт.

– Думаю, ты прав. Однако я слышал много хорошего о Фабриции.

– Уверен, что так и есть, командир, – ответил Квинт, но ему не удалось скрыть иронию.

Он облегченно вздохнул, когда Коракс не стал комментировать его слова.

– Когда он хочет получить ответ?

– Он сказал, что мне следует подождать, командир.

– Хорошо. Это не займет много времени.

Коракс выкрикнул приказ, его люди прервали тренировку, и Квинт услышал их тяжелое хриплое дыхание. Центурион подошел к ним и отдал новые приказы. На этот раз солдаты выстроились в две колонны и начали быстро бегать по кругу.

Квинт, точно зачарованный, наблюдал за ними, сообразив, что это тренировка на выносливость; прежде он никогда не видел ничего подобного. Деревянные щиты и мечи были вдвое тяжелее настоящих, и очень скоро гастаты начали сильно потеть. Коракс приказал им десять раз пробежать туда и обратно на полной скорости.

«Отец никогда не проводит таких тяжелых тренировок», – скептически подумал Квинт, решив, что это не слишком разумно, и не важно, что они сражаются верхом. Он вновь попытался представить, каково было бы сражаться в пешем строю, рядом с дюжинами товарищей по оружию. Возможно, лучше, чем быть кавалеристом?

– Тебе интересно?

– Да, командир.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы стать пехотинцем?

Квинт искал, что ответить. Его искусственный акцент, простые плащ и туника должны были навести Коракса на мысль, что он слуга Фабриция.

– Да, командир.

– Ну, велиты нам нужны не меньше, чем любые другие солдаты.

Квинт попытался выглядеть довольным. Он мечтал служить в тяжелой пехоте, но слова Коракса породили в его сознании сумасбродный план. И юноша решил, что, если он хочет, чтобы его мечты стали реальностью, следует продолжить игру.

– Да, командир.

– Твой хозяин не будет очень доволен, но мы с радостью тебя возьмем. Конечно, если ты выдержишь начальную подготовку. Некоторые офицеры не слишком сильно нагружают новичков, но только не я.

– Благодарю, командир. Сочту за честь.

«Но так ли это?» – спросил себя Квинт. Он не раз слышал, что велиты пользуются наименьшим уважением среди легионеров. Однако стать одним из них лучше, чем с позором вернуться домой. Или никогда больше не служить в армии.

– Не нужно говорить о чести. Лучше хорошенько подумай. Риму необходимы такие солдаты, как ты. Через год или два службы ты сможешь получить повышение и стать гастатом.

Квинта охватило радостное возбуждение, но боль в левой руке заставила не принимать поспешных решений. Если он сейчас начнет тренироваться вместе с велитами, то его ранение скоро будет обнаружено. Объяснить, почему он был ранен стрелой, будет практически невозможно. Кроме того, ему требовалось учесть все варианты.

– Я подумаю, командир, – сказал он.

Коракс посмотрел на него, но тут его помощник прокричал какой-то вопрос, и центурион вернулся к своей работе.

Однако к тому моменту, когда Коракс написал ответ на нижней части пергамента Фабриция, разум Квинта проделал отчаянную работу. Отец грозил отправить его домой в самое ближайшее время – а так у него появился шанс остаться в армии. Он не мог перейти в другую кавалерийскую часть – Фабриций этого не позволит; к тому же офицеры знают, кто он такой. Однако здесь у него может получиться. И если он будет хорошо служить, его произведут в гастаты. План казался ему удачным, и походка Квинта обрела упругость, когда он возвращался к кавалеристам. Осталось лишь подождать, когда левая рука вновь обретет силу.

Но через несколько часов он был уже не так уверен в правильности своих рассуждений. Калатин ему сначала даже не поверил.

– Твой отец не станет отсылать тебя домой! – воскликнул он.

Но, увидев, что Квинт в этом уверен, он принялся всячески отговаривать друга от вступления в пехоту. Все очень скоро узнают, кто он такой. Новые товарищи никогда не будут считать его своим из-за акцента; не говоря уже о том, как много велитов гибнут во время сражений.