Лондон бульвар - Кен Бруен

Я взял ее за руку, медсестра принесла мне стул, сказала:

— Вы можете с ней говорить.

— А она слышит?

— Возможно.

— Это будет в первый раз.

— Извините?

— Раньше она меня никогда не слышала.

~~~

ОНА УМЕРЛА в начале седьмого утра. Так и не смогла дожить до рассвета. Чуть позже Пател привел меня в свой кабинет, сказал:

— Кури, если хочешь.

— Спасибо.

— Мне очень жаль.

— Чего там!

— У меня… были чувства к ней… я…

— Док, я не хочу об этом слышать… О'кей?

— Конечно.

Сделали бумажную работу, Док говорит:

— Хоронить будете на семейном участке?

Я злобно усмехнулся, отвечаю:

— Обувная коробка наш семейный участок.

— А..

Он опустил голову. Я сунул руку в карман, достал пачку денег, бросил на стол, говорю:

— Сожги ее. Ведь вы, индусы, так делаете? Потом поставь ее пепел на каминную доску, и наконец Бри будет твоя.

Я уже уходил, когда он спросил:

— А как быть с ее собачкой?

— Щенок потерял голову, — ответил я, — это наша фамильная черта.

У регистратуры меня позвала медсестра:

— Мистер Митчелл?

— Да.

— Мне так жаль.

— Конечно.

— Вам нужен ее плащ?

— Что?

— Она была укутана в плащ… Хотите его забрать?

Я долго смотрел на нее, потом сказал:

— Она была вашего роста, оставьте себе.

Уже повернулся, чтобы уйти, в этот момент она сказала:

— Это «Гант».

— Что?!

— Плащ — это «Гант», американская марка. Очень дорогой бренд.

Я уже ничего не понимал, отмахнулся от нее. На улице попытался закурить. Руки исполняли фанданго. Выбросил сигарету, пошел к машине.

Что бы ни было в том виновато: последние дни или недели, или наркота и пьянка, или шок от смерти Бриони, или сам я, тупой ублюдок, — но я не задал два самых важных вопроса.

1. Кто нашел Бриони?

2. Кто привез ее в госпиталь?

Нет, мне просто хотелось что-нибудь разрушить. Вмазать кому-нибудь.

Ко мне приближалась униформа. Я сфокусировал взгляд на блестящих штанах.

Они отражали плевки в его душу. Чудеса химчистки на него еще не снизошли. Скрестив на груди руки, охранник молчал. Ну и хорошо, подумал я. Пошел ты к черту.

Подошел к BMW. На переднем крыле громадными буквами процарапано:

КАЗЕЛ

Я крутанулся к нему, заорал:

— Ты еще охранником называешься?

— Почему нет? Ты же называешь себя доктором.

На меня накатила волной чистая белая ярость. Особенно меня взбесило, что этот рихтовщик писал с ошибками. Я спросил:

— И ты, конечно, не знаешь, кто это сделал?

Он зубасто улыбнулся, ответил:

— Нет.

Ярость куда-то испарилась. Доставать меня было бесполезно. Сел в машину и уехал. До сих пор вижу его физиономию, поникшую от того, что я так просто все оставил. Слишком уж поникшим был я сам.

Весь оставшийся день я как призрак мотался по пабам юго-восточного Лондона. Я там

пил

но ни разу не свалился.

Еще позже, в Холланд-парке, завалился спать не раздеваясь. Проснулся от того, что актриса делала мне минет. Она прервалась, сказала:

— Не волнуйся, любимый, мы почти готовы.

Я подумал, что она, наверное, имеет в виду оргазм. И, как почти во всем прочем, я снова безнадежно ошибся.

~~~

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я побрился, принял душ и надел чистую одежду.

Чувствовал себя если не лучше, то свежее. Отрабатывал двойной удар никотина с кофеином, когда зазвонил телефон. Сказал:

— Да.

— Митч.

— Это ты, Джефф?

— Да, послушай, брат, так погано, что Бри…

— Спасибо.

— Слушай, братан, мне нужно с тобой поговорить.

— Хорошо.

— Сегодня в восемь вечера в «Чарли Чаплине».

— Я приду.

Положил трубку, подумал: «Будет этому конец когда-нибудь?»

Потом отмел всё это: не Джефф, нет… он мой кореш. Черт, мы так давно знали друг друга.

Недалеко от дома в саду работал Джордан. Я сказал:

— Несть числа твоим талантам, да?

Он посмотрел на меня снизу вверх, ничего не ответил. Я подошел к BMW. Процарапанная надпись исчезла. Джордан сказал:

— Я не мог это так оставить.

— Ты сам все сделал?

— Да.

— Черт возьми, это просто блеск.

— Как всегда, мистер Митчелл, вы преувеличиваете очевидное.

Для моих матримониальных планов требовались свидетельство о рождении и храбрость. Одно я имел, другое надеялся получить. Для встречи с Джеффом я надел пиджак от Гуччи, хотел взять с собой пушку, но передумал. Не поехал на BMW. В юго-восточном Лондоне его угонят за секунду. Махнул таксисту, сказал:

— В «Чарли Чаплин», рядом с «Элефантом».

Он помолчал немного, потом спросил:

— Знаешь, почему это место так называется?

— У меня такое чувство, что ты хочешь мне рассказать.

— Чарли Чаплин родился на той дороге, в Кеннингтоне.

Я ничего не сказал, чтобы не поощрять его рассказывать дальше. Но он, не смутившись, спросил:

— Знаешь, кто еще там живет?

— Нет.

— Грета Скакки![47]

— Да ну!

Доехали, я заплатил, сказал водиле:

— Ты, наверное, в интеллектуальные игры хорошо играешь.

— Хочешь, я тебя подожду?

— Нет, я пас.

Он протянул мне карточку, сказал:

— Звони в любое время.

Я разорвал ее в мелкие клочки, пока шел до паба.

Джефф сидел у стойки с пинтой «Гиннеса» в руке.

Я спросил:

— Давно ждешь?

— Нет.

— Что ты затеял, Джефф?

Он глубоко вздохнул, сказал:

— Этот парень, Керковян, исчез.

— Господи помилуй.

— Тут без вопросов, но и пацан тоже пропал.

— Пацан?

— Этот маленький панк, на которого у тебя зуб был.

— Ну и что?

— Что-что, он терся с Керковяном.

Я взял себе выпить, скрутил сигаретку, сказал:

— Наплюй на все.

— Ты имеешь к этому отношение?

— Нет.

Он допил свою пинту, встал и сказал:

— Народ любил этого пацана… Ходят слухи, что ты его заделал.

— Полная чушь.

— Тут такая вещь, Митч… Как только ты похоронишь сестру, тебе лучше держаться подальше от юго-восточного Лондона.

Прошла минута, пока до меня дошло, я сказал:

— Ты мне угрожаешь?

— Я передаю тебе послание.

Кажется, мне сегодня весь день добрые люди дерьмо в карманы пихают. Я сказал:

— А это ответное послание.

Коротко размахнулся и ударил его снизу в подбородок Он рухнул на стойку бара. Я развернулся на каблуках и пошел к выходу.

Такси нигде не было. И я почти собрался склеивать порванную карточку.

На следующее утро правая рука чертовски болела. Суставы распухли, кожа была содрана. Я обмыл руку, полил антисептиком.

Жжет!

О черт! Выронил бутылку, вскинул голову и завыл как сукин сын.

Надел костюм, глянул на свое отражение. Выглядел как мелкий гангстер из низшей лиги. Полная низовка без всяких связей.

Спустился в кухню — оттуда доносился чудесный аромат. Джордан стоял у плиты; спрашивает:

— Голоден?

— Как волк, — отвечаю.

Придвинул стул, и Джордан налил мне обжигающе-горячий кофе.

Аромат от чашки шел божественный. Я даже боялся пробовать кофе. Вдруг он не оправдает надежды? Джордан поставил передо мной тарелку. Яичница с хрустящими полосками бекона. Нагрузил целую гору, намазал на тост толстый слой масла, откусил. Мама родная, прямо как в детстве, которого не бывало. Джордан сел, тоже навалился на еду. Он ел как дьявол, как будто у него внутри горел огонь, который невозможно было загасить. Быстро закончил. Я сказал:

— Черт, тебе это точно было нужно.

Он холодно кивнул. Я прибавил:

— Ты ведь вроде не жаворонок, правда?

— У меня сегодня очень напряженный график.

Он встал, подошел к комоду, достал толстый конверт и сказал:

— Ты не забирал свою зарплату.

— Что?

— Ты всё еще проходишь по платежной ведомости.

Потом посмотрел на меня, медленно проговорил:

— Или ты предполагаешь попросить отставку?

У меня в мозгу мелькнуло сказать ему, что я ухожу, ни секунды не задерживаясь.

Сказал:

— Конечно нет.

Он вымыл тарелки, говорит:

— В следующую пятницу я и мадам уедем на целый день. Могу я надеяться, что ты позаботишься о доме?

— Это то самое, за что вы, ребята, мне платите. А что будет, романтическое свидание?

— Мадам дает интервью для «Хэлло», готовясь к своему возвращению.

— Оно может быть неудачным, — заметил я.

— Я не верю в удачу.

— Разумеется, нет… А во что-нибудь ты веришь?

Он удивился, ответил:

— В мадам. Я верю только в мадам.

Он, как обычно, говорил все как есть на самом деле. И как обычно, я слушал невнимательно.