Счастье по наследству (СИ) - Грушевицкая Ирма "Irmania"

И всё же хочется верить, что крупица актёрского таланта Николь передалась и мне, и ни мать, ни сестра не раскусили мой блеф. Достаточно было погуглить имя Виктора Броуди, чтобы понять всю беспочвенность моих надежд. Я ничего не смогу сделать против такого человека, если только действительно поднять скандал на весь мир. Но я прекрасно отдаю себе отчёт, что в первую очередь пострадаем не мы с Николь и не мистер Броуди. Это будет Лекс. И с этим надо считаться.

Виктор Броуди. Пятьдесят семь лет. Инвестиционный магнат, банкир из первой двадцатки Форбс, заметная личность в мире бизнеса. Неужели моя сестра стала его ахиллесовой пятой? Судя по редким кадрам хроники трёхлетней давности, у Николь действительно был с ним роман. Как доказательство — несколько тёмных снимков, где их застают выходящими из ресторана. Виктор идёт впереди, закрывая собой спутницу. Николь я узнаю только по светлым волосам и татуировке на щиколотке — маленькому скрипичному ключу. А вот фото на яхте, где тот же мужчина, только теперь в плавательных шортах, собственническим жестом засовывает руку в бикини хохочущей сестры. Красивая фигура, характерная внешность. Хоть здесь Николь не соврала — Виктор Броуди и правда был отцом Лекса. Те же тёмные глаза, тот же высокий лоб и ровный нос. В свою биологическую мать мой сын пошёл только цветом волос.

Их расставание прошло тихо. Не было скандала в прессе. Николь просто исчезла с общих фото. Появились другие, но все, как под копирку, похожи на мою сестру: светловолосые, худые модели с большими глазами и длинными ногами. Неужели мистер Броуди настолько сильно запал на Николь, что пытался заменить её этими ходячими вешалками? Если бы в тот момент я не ненавидела старшую сестру всем сердцем, то вполне могла бы за неё порадоваться.

Я нахожу адрес его компании в Сан-Франциско — и почтовый, и электронный. Я даже звоню по телефону, указанному на сайте, и прошу соединить меня с мистером Броуди. Непонятно, на что я рассчитываю, и, пожалуй, хорошо, что офисный администратор останавливает меня, устроив допрос с пристрастием. Это жест отчаяния — в те дни я много их делала, к сожалению, — но как такового общего плана действия у меня нет. Муха в стеклянной банке — вот кого я себе напоминаю в те страшные дни. Много суеты, много беготни. Много метаний от стены к стене и непоследовательных действий. Факт остаётся фактом — я всё ещё в банке. Фрагментарный — вот каким словом характеризую я тот период в своей жизни. Воспоминания о нём так же обрывочны.

Лекс чувствует мою нервозность и из-за непонимания её природы начинает вести себя, как маленький Гитлер. Он вредничает на завтраке, не желает надевать резиновые сапожки, которые до этого обожал, с боем идёт в детский сад, в конце концов там дерётся. Капризы сына становятся для меня последней каплей, и в пятницу вечером я звоню Фло.

Она появляется через сорок минут. Рассказ о событиях, перевернувших мою жизнь, занимает всего три. Эпитеты, которыми после этого награждает Флоренс мою мать и сестру, не прошли бы цензуру даже на Порнхабе.

Достаётся и мне за то, что не позвонила раньше.

— Я же обещала во всём тебе помогать, помнишь? — шипит на меня подруга.

— Помню, — отвечаю я и начинаю реветь.

Фло отправляет меня в ванную, а сама караулит Лекса. Он спит очень чутко, и мои стенания за тонкой перегородкой вполне могут его разбудить.

Позже, уже на кухне Флоренс вливает в меня несколько шотов виски и, не принимая никаких возражений, укладывает спать.

Нам снова шестнадцать и мы снова ночуем в моей комнате. Фло привычно раскатывает на полу матрас, стягивает с дивана плед и хватает мою любимую подушку.

— Помолимся святой Скарлетт, — говорит она, и я снова начинаю хлюпать носом, повторяя за Фло нашу детскую молитву.

— О, святая Скарлетт! Да святится имя твоё. Да приидет царствие твоё. Да прибудет воля твоя. Да будет так же тонка талия наша, как и у тебя. Дай нам красоту твою и мудрость. И пусть у каждой из нас будет свой Ретт. И остави нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим. И подумай за нас завтра, как думала за себя, ибо с тобой есть царствие небесное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я продолжаю молиться о том, чтобы решение обязательно нашлось, но теперь уже не Скарлетт О’Харе, а кому-то более сведущему.

А на утро к нам в дом приходит полиция.

Это Фло идёт дверь открывать, не я, и её почему-то долго нет.

Я в это время нарезаю ветчину для тостов и слежу за тем, как Лекс чистит зубы. Он всегда делает это под моим присмотром, и иногда это происходит на кухне — так быстрее можно приступить к завтраку. Мой желудок урчит, будто в нём не было ничего целую неделю. А может, и не было — теперь уже и не вспомню: при стрессе у меня обычно пропадает аппетит. Лекс хихикает, и я закидываю в рот ломоть ветчины.

Это утро, непривычно солнечное для ноября, почему-то вселяет в меня надежду. Не имею представления как, но в том, что для нас с этим чудесным белокурым мальчишкой в пижаме в мячиках оно не последнее, я больше не сомневаюсь.

Я откладываю нож, вытираю руки и встаю за Лексом, Слежу, чтобы он хорошо прополоскал рот, затем поворачиваю его к себе, делаю ревизию маленьких беленьких зубиков, после чего беру сына на руки и крепко прижимаю к себе.

— Никому тебя не отдам, — шепчу я в белокурую, пахнущую сладостью макушку.

Это моя клятва.

Двое мужчин в одинаковых серых костюмах, вошедшие на кухню вслед за перепуганной Фло, пришли как раз вовремя — есть возможность испытать её на прочность.

Их появление для меня ожидаемо. Я меняю положение тела, отворачиваю ребёнка от внезапно возникшей опасности, становясь в оборонительную позу.

— Убирайтесь! Сына я вам не отдам. Фло, вызывай полицию.

Мужчины быстро переглядываются, и я вижу в их лицах замешательство.

— Мисс Бейтс?

— Что? — я не очень-то любезна, но кто меня в этом обвинит.

— Мы из полиции. И мы вовсе не собираемся забирать вашего сына.

— Тогда какого чёрта вы здесь делаете? Резонный вопрос для десяти утра субботы, не находите?

Лекс начинает крутиться в руках, заинтригованный и моим тоном, и гостями.

Достаётся и ему:

— Сиди тихо.

Я редко когда позволяю себе такой тон, поэтому неудивительно, что моя грудь начинает сотрясаться от недовольного сопения.

— Тебе надо их выслушать, милая, — подаёт голос Фло, и он отчего-то очень тихий. Но это всё равно не спасает её от моего гневного взгляда.

«Предательница, — говорю я одними глазами. — Зачем ты их впустила?»

Фло выглядит растерянной, но дело, похоже, вовсе не во мне. В поисках ответа я снова перевожу взгляд на мужчин.

Вероятно, они ждут моего разрешения говорить, но здесь уж фигушки: вас никто не ждал, справляйтесь сами.

Не выдерживает тот, что постарше.

— Мисс Бейтс, этот адрес указан как основной в документах вашей сестры. Мне жаль, что приходится сообщать вам эту новость, но вчера вечером Николь Бейтс, больше известная как Никки Би, попала в автомобильную аварию. Машина, в которой она находилась, упала в реку недалеко от Келсо. Водитель и пассажир получили травмы, не совместимые с жизнью.

— А… а Николь? — выдавливаю я из себя, превозмогая бешено скачущий в горле пульс.

— Ваша сестра была единственным пассажиром, мисс Бейтс. Необходимо, чтобы вы поехали с нами. Нужно произвести опознание.

Следующие дни я помню плохо, хотя вся организация похорон Николь легла на меня. Сеймур ещё неделю должен был провести в больнице. Хотя, конечно, он рвался ко мне, но врачи запретили. Когда я сообщила ему о смерти Николь, у него подскочило давление. Деда перевели в реанимацию. На похороны его не отпустили.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

От матери толку не было. Она стенала, что жизнь её теперь кончена и она совершенно не понимает, что делать дальше.

Не понимала и я, но рядом всегда оказывались люди, которые подсказывали.

Посмотрите на эти фотографии, мисс Бейтс. Вы уверены, что это ваша сестра?