Аз победиши или Между землёй и небом - война - Сергей Стульник

А быть может, ветра свежего?.. Или солнечного восхода? Тихого шепота речных струй на перекате, лесной травы на укромной поляне?..

Этого? Стало быть, вся загвоздка в том, что мне в городе _д_у_ш_н_о_, потянуло на природу, зов крови, то, се?.. Мои предки до седьмого колена крестьяне, соль земли... Отец, получив образование в Одесском Политехе, стал городским поневоле, а ведь еще дед мой, Григорий Иванович, почти всю жизнь, за вычетом войны и лагерей, на поле проработал... Прадед, насколько я понял из рассказов отца - тоже (опять же, за вычетом войн и революций) пахал землицу и хлеб растил. Но я-то уже оторвался от сохи... А будет ли мне хватать всего для полного счастья там, в поле, в лесу да понад речкой? Не затоскую ли я по реву машин на проспектах, по кинотеатрам и концертам, по троллейбусам и питейным заведениям, видеофильмам и телевизору, асфальту и бетону? По вокзалу этому вот и по высоким домам вокруг?..

Черт меня побери, чего же мне надо-то?! Для того, чтобы полной грудью вдохнуть?..

Ощутил я себя вдруг таким ма-а-аленьким, крошечно-беззащитным жучком на асфальте, никому не нужным и ни на что не годным, но воняющим, исходящим смрадом собственной значительности; конечно же, не соответствующей действительности. Нестерпимо захотелось исчезнуть. Сорваться с асфальта, и улететь куда-нибудь, приземлиться и прижиться там, где я буду кому-то нужен, буду что-то делать, сознавая, что каждый мой поступок необходим не только мне, а еще кому-нибудь. Кому я дорог... Возжаждал я эфемерных категорий, короче говоря. Абстрактных, в среде моего обитания, понятий. Но тогда, три года назад, у меня ничегошеньки не получилось, и я вернулся в свою среду, разочарованный и изверившийся. Там, на вокзале, я собственным умом врубился в простую истину, на понимание которой иным людям требуется вся жизнь, а многим и ее не хватает: "То, что нам нужно, никогда не ожидает нас там, где мы его ищем".

И теперь я знаю наверняка, что в тот день у меня все равно бы ничего не выгорело, я не был готов стать человеком путешествующим, не ведал еще всех необходимых для перехода в иную среду компонентов внутреннего и внешнего состояния. И главное: у меня не было Цели. Путешествие за средой - средство. А без четкой Цели ничего не получится. Всю жизнь проищешь, но всю жизнь - не там, где следует. Лишь мощный стимул способен сконцентрировать волю души, собрать в кулак разжатые пальцы настроя, желания, стремления, вдохновения, отваги, и пробить отчаянным ударом этого духовного кулака стену, с виду несокрушимую..."

27. ВИТЬКА-МАУЗЕР

...в лихую годину запроторила судьба питерского рабочего паренька Витюху Сомова на службу в Его Императорского Величества Военно-Морской Флот.

Весною четырнадцатого года очутился Витюха в матросах балтийского броненосца. И спустя десяток лет в Париже, и еще пару лет спустя в Америке, вспоминал он ту весну: последнюю для Российской Империи мирную весну, с грустною ухмылкой вспоминал, с гримаской, кривящей и без того покореженные шрамом губы. Длинный шрам - след скользящего сабельного удара, заполученного в подарок от буденновского конника в южных степях тянулся скрозь все лицо, сворачивая набок нос, кроя щеку, уходя под черную повязку, прикрывающую складчатую впадину на месте, где когда-то был правый глаз, бороздя лоб и подбородок. От судьбы не уйдешь, думал бывший матрос Его Императорского Величества Военно-Морского Флота, вспоминая весну четырнадцатого. И вправду: не избег Витюха Сомов жарких объятий судьбы...

С началом войны, когда Балтика закишела германскими рейдерами и подводками, русский флот, остервенело огрызаясь, уполз в Заливы, расчленился и зашхерился в порты, отбивая вражеские наскоки с моря на Ревель, Кронштадт, Столицу, и линкор "Севастополь", загнанный под Питер, являлся частью этого затравленного флота. Матрос палубной команды Сомов, зеленый первогодок, был одним из десятков тысяч российских моряков, скрипящих зубами и зверски матерящихся в бессильной ярости: на море германец воцарился намертво, да и на суше лупил в хвост и в гриву раздетую, разобутую, плохообученную и худовооруженную армию. В воздухе, еропланами, говорили, вообще подавлял. Ждали победоносного наступления, ждали виктории доблестной - однако же дождались сплошь сраму и поражения, смерти и разрухи.

Воевал Витюха Сомов честно, в трюм не хоронился и в штаны не клал: знал уже, что от судьбы не ускачешь, не улетишь и не упрячешься. Политикой вначале интересовался мало. Однако к речам агитаторов и беседам задушевным, толокшимся в кубриках, прислушивался со вниманием частенько. А когда в феврале семнадцатого кипящим варевом взбурлила в столицах, а затем и по всей необъятной империи российской, вспенилась пивной шапкой вторая революция и пронеслась грохочущим валом от края до края, от Сахалина-острова до западных фронтов, был уже Витюха Сомов, старший матрос рулевой команды боевого линейного корабля "Севастополь", человеком политически грамотным, вполне идеологически подкованным: убежденным сторонником идей товарищей Кропоткина, Бакунина, Прудона.

Так сложилось, что на линкоре большевиков почти что не имелось, но зато анархистов - как тараканов, тьма-тьмущая. Не меньше, чем крыс в трюмах, наверное. Судьба, одним словом. От слов черных агитаторов попахивало сказками-небывальщинами не меньше, чем от красных, но с черным этим запахом Витюха свыкся...

Напичканный под завязку историческими событиями, прогрохотал семнадцатый, одарив на излете человечество третьей российской революцией и лучезарным коммунистическим грядущим. Убежденный анархист Витюха Сомов, к тому времени уже окрещенный товарищами-синдикалистами "Витькой-Маузером" за нежную любовь к трофейной системе оружия, которую он таскал на ремне в деревянной кобуре, не снимая почти что, участвовал в налете на Зимний (который позднее большевиками был пышно назван "штурмом"), влекомый мощным зарядом классовой ненависти, полученным на Путиловском еще до войны и на всю жизнь. Участвовал, подобно многим анархистам и сторонникам других левых партий, а также многим тем подобно, кои себя ни к одной партии и организации не причисляли. Бежал Витюха-Маузер по Дворцовой на приступ царских палат плечом к плечу с большевиками, анархистами-коммунистами, эСэРами, синдикалистами, просто анархистами, сомневающимися, колеблющимися, неприслонившимися, прочими "многими". Вместе с ними врывался во Дворец, размазывая по мраморным стенкам остатки юнкерских заслонов и топча тяжелой поступью исторической неотвратимости женский батальон; смели защитников, заграбастали "временных", водрузили свекольное знамя, ура, товарищи!!! заживем как цари теперича ВСЕ, от судьбы не спрячешься под кушетками и оттоманками, буржуи да господа помещики, пожалте на эшафот, возведенный историческим процессом...