Красные фонари - Валентин Гафт

Пушкин

Как многолик певец творенья —Вот гениальности пример.Но как едино вдохновенье,Как в нем слились в одно мгновеньеИ слезы, и стихи, и Керн.

* * * *

Вечер не вечность. Промчится —как миг новогодний,Снег, поискрившись, — сойдет,не оставив следа.Знаю, что очень люблю,что люблю тебя очень — сегодня,Завтра, быть может, не будетуже никогда.

* * * *

Когда настанет час похмелья,Когда придет расплаты срок,Нас примет космос подземелья,Где очень низкий потолок.

Бутылка там под ним повисла,Как спутник в невесомой мгле,И нет ни в чем ни капли смысла,Весь смысл остался на земле.

Мать и дитя

Нет, не ошибка, не накладка,Не сказка это, не загадка.И грудь полна, бела как снег,Без крыльев, голенький, весь в складках,Быть может, спит утенок гадкий,А может, гадкий человек.

* * * *

Земли скрипучие руладыТерзают слух мой по ночам.Ей тяжесть дантовского АдаУже давно не по плечам.Пронзив иглой земное темя,Замрет натруженная Ось,И перекрестит Землю Время,Чтоб ей спокойнее спалось.

Солнце

Я солнце пяткой заслонил в окне,Чтобы оно глаза мне не слепило,Но почему-то стало стыдно мне,Что так я обошелся со Светилом.

Чуть-чуть ногой я влево шевельнул,И солнце мне в глаза, как зверь, вцепилось.Лицо в слезах в подушку я воткнул,А желтое пятно за тучей скрылось.

Как стало вдруг темно средь бела дня.Нет, тыкать пяткой в солнце я не вправе.Лишь туча черная смотрела на меняВ небесно-золотой оправе.

* * * *

Упало зеркало — разбилось отраженье,Сегодня или завтра быть беде,Не так причесан мир, и все его движеньяПреломлены, как тени на воде.

Разбитых стекол свет стал узким, колким,Но отраженье мира погребя,Мы соберем души своей осколки,Чтоб, может быть, увидеть в них себя.

* * * *

И опять навязчивая мысльО беде, о гибели, о смерти.Не спеши, костлявая, уймись.Не с тобой плясать мне в круговерти.

Мы еще наладим Дом и Быт,Крыльями раскинутся лопатки.Мне всего-то, чтобы не навзрыд,Капельку тепла — и все в порядке.

Размахнуться б в ширину плеча,Перерезать вены отступленью,Чтоб не пасть у ножек палача,Чтобы не вернуться в заточенье.

И опять навязчивая мысль.Я гоню ее, как бабку-сводню.Помоги мне, неземная высь,Черти меня тянут в преисподню.

Черный квадрат

Начала не было, и не было конца,Непостижимо это семя,Меняет на ходу гонцаЭйнштейном тронутое Время.

Конь Времени неудержим,Но гениальные маразмыЕще заигрывают с ним,Катаясь в саночках из плазмы.

Но наберут ли ВысотуКачели нобелевской славы?Качнувшись «влево налету»,Мир, как всегда, «качнется вправо».

Молчат сомкнутые уста,Совсем иного царства врата,Непостижима чернотаСверхгениального квадрата.

Там Время — черная дыра,Как давит глубина сетчатку.Какая темная игра.Как ослепительна разгадка.

Древность

И древностьВызывает ревность.На то есть веские причины,В нее влюбляются мужчины,И женщин покидаетВерность.

Нет в этой старости изъянов,Ее ничем не удивишь,В ней сексуальность ресторановИ легкость черепичных крыш.

Она — как молодость в сединах,Что век для древности — лишь час.Она останется в гардинах,Посуде, мебели и винахИ с королями на картинахПереживет меня и Вас!

Шляпа

Всегда на столбовой дорогеМне преграждали жизни путьВот эти бешеные ноги,Вот эта бешеная грудь.Пошли последние этапы,Уже недолго ждать конца,А мне навстречу только шляпы,И нет ни одного лица.

* * * *

Что я слышу в конском ржанье,Зов любви или страданье?

В нем раскаты грома, взрыв,В нем к бесстрашию призыв,А потом опять тревога,Словно просят на подмогуЛошадиные глаза.Снова страх, обвал, гроза,В конском ржанье приступ страстиВороной каленой масти.Конь меж ног, как бы хлыстом,Охлаждает страсть хвостом.Но натягивают жилыВулканические силы,Радость ржет, и ржет печаль,Конь, как дьявол, сатанеет,Все мгновенно каменеетИ становится как сталь.Выхлоп, буря, изверженье,Приступ, ноздри, храп и стон,И награда за терпенье —Взлет, астрал, освобожденьеИ блаженство облегченьяСразу в сотни тысяч тонн.

Вот какое содержаньеЯ услышал в конском ржанье.

Ю. Любимов

Он жил с азартом дуэлянта,Бесстрашно дрался с палачом.В нем мудрость Пушкина и ДантеИ шпагой были, и мечом.

Он не сгибал пред властью спину,Для них он был страшней чумы,Он не вернулся блудным сыном,Он был отцом, блудили мы.

И мы, как прежде, виноваты,Что честным стал считаться вор.«Нет, все не так, не так, ребята», —Хрипит Володя до сих пор.

Восстань, «Таганка», стань примером,Не дай опошлить новый век.За вашу чистоту и веру —Седой красивый человек!

Сюжет для большого романа[2]