Тайны Хеттов - Войтех Замаровский

Решение хеттской проблемы

«Решение хеттской проблемы» — так назвал Грозный свое «предварительное сообщение», которое он опубликовал в 56-м номере «Известий Германского востоковедческого общества в Берлине», вышедшем в декабре 1915 года. И это название полностью соответствовало действительности.

Первое сообщение о дешифровке хеттского языка ученый сделал 24 ноября 1915 года, выступив в берлинском Обществе по изучению Передней Азии; вскоре после этого, 16 декабря 1915 года, он повторил ту же лекцию в венском археологическом обществе «Эранос Виндобонензис». Одновременно с «Предварительным сообщением», вышедшим на немецком языке, Грозный написал небольшую статью для «Вестника чешской Академии наук, литературы и искусства», которая увидела свет перед самым Рождеством 1915 года. Статья называлась «Открытие нового индоевропейского языка».

Настоящую серьезную монографию он выпустил в 1917 году в лейпцигском издательстве Гинрихса. Судя по предисловию, Грозный закончил ее в сентябре 1916 года. Название монографии — «Язык хеттов, его структура и принадлежность к семье индоевропейских языков».

«Грозный на 246 страницах представил здесь поистине самую полную дешифровку мертвого языка изо всех когда-либо предлагавшихся, — написал К.В. Керам в 1955 году. — Здесь почти отсутствовали гипотезы, это уже не было нащупыванием пути, тут предлагались результаты».

Одним из первых, кто пришел к Грозному с поздравлениями, был Эрнст Вайднер. Его чувства так же понятны, как и чувства Скотта, который после длительного похода через ледовую пустыню Антарктиды увидел на полюсе флаг Амундсена. При этом Вайднер полагал, что своим открытием Грозный обязан прежде всего счастливому случаю: тому, что он имел возможность работать непосредственно в Стамбуле и что его начальником впоследствии был ленивый австрийский обер-лейтенант, тогда как он, Вайднер, с первого дня войны терпел от муштры узколобых прусских ефрейторов. Однако справедливости ради следует сказать, что концепция хеттского языка, предложенная Вайднером, в основе своей была ошибочной и что одна из первых надписей, которые дешифровал Грозный (Я Аннаннас), находилась не в Стамбуле, а еще в 1907 году была опубликована и, следовательно, доступна для всех. Но, несмотря на то что оба этих ученых спорили между собой, следует в интересах исторической правды отметить, что именно Вайднер назвал 24 ноября 1915 года, когда Грозный прочитал свою берлинскую лекцию, «подлинным днем рождения хеттологии».

Немецкая наука вообще встретила открытия Грозного с огромным воодушевлением. Его «Предварительное сообщение» на 33 страницах вышло сразу с двумя предисловиями. «Хеттская проблема решена!» — с нескрываемой радостью восклицал в первом из них Отто Вебер. А Эдуард Майер, в то время крупнейший историк древнего Востока, написал в другом: «Ни одно открытие из тех, которые расширяют и углубляют наши познания в древнейшей истории и культуре человечества, не может сравниться по своему значению и грандиозности с теми, о которых сообщает тут господин профессор Грозный!»

Но дело не ограничилось одними восторгами, столь редкими в устах сухих ученых типа Вайднера, Вебера и Майера. Раздались и голоса сомнения, появились противники.

Это было естественно. Сомнения — это автоматически срабатывающий аварийный тормоз, которым наука оснащается в собственных интересах и который для нее столь же необходим, как и критика. Дешифровка хеттского языка, выполненная Грозным, и включение хеттов в семью индоевропейских народов были столь же удивительным, сколь и далеко идущим открытием, и величайшая осторожность в его признании была вполне уместна.

Но, как это часто бывает, наряду с теми, кто выступил с деловой критикой, объявились и противники, которые избрали своей мишенью не существо вопроса, а личность автора: насколько сомнительна принадлежность хеттского языка к индоевропейским, настолько же сомнительна компетенция семитолога Грозного в данных вопросах. На все это, словно заключая дискуссию, Грозный ответил в своей лекции 14 марта 1931 года на проходившем тогда крупнейшем форуме мировой ориенталистики в Сорбонне. Ряд упреков он признал, к другим отнесся иронически: «Один из авторитетов, оспаривая мой метод, доказывал, что wadar не может означать «вода», поскольку де в хеттском языке первый слог этого слова долгий, а в индоевропейском это совершенно исключено. А посему вся теория профессора Грозного абсурдна!».

Что еще к этому прибавить? Разве то, что и после опубликования «Языка хеттов» Грозный продолжал свои изыскания и благодаря коллективным усилиям целого ряда филологов — специалистов по древнему Востоку, особенно Ф. Зоммера, Г. Элольфа, Э. Форрера, И. Фридриха, А. Гётце, Э. Стертевэнта, Г. Оттена и Э. Лароша — хеттский клинописный язык был дешифрован до мельчайших подробностей со всеми необходимыми уточнениями и доработками. А также, может быть, еще и то, что в 1948 году, оглядываясь назад, на грандиозное дело своей жизни, Бедржих Грозный мог с удовлетворением констатировать:

«После девяти лет самой придирчивой проверки всех моих доказательств и признания их справедливыми моя дешифровка хеттского языка и моя теория о его индоевропейском происхождении постепенно сделались достоянием науки, что теперь уже никто не ставит под сомнение».

III. ПОИСКИ, ЗАБЛУЖДЕНИЯ И НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ

Глава седьмая. ПО СТОПАМ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ

«Ничего, кроме надежды»

После 28 октября 1918 года[8] осуществилась давняя мечта Грозного: его назначили ординарным профессором кафедры изучения клинописи и истории древнего Востока. Должность эта была предоставлена ему в Пражском университете. Как чеха, из венской библиотеки его уволили. И он об этом не жалел.

С тех пор наука перестала быть для него побочным занятием: с профессорским званием было связано и «жалованье».

Впервые войдя в свой новый рабочий кабинет на философском факультете Карлова университета (кабинет этот помещался в малопригодном доходном доме на Велеславиновой улице), Грозный задумчиво оглядел книжные полки. «Разумеется, науку делают люди, а не библиотеки и приборы. Но тут в самом деле нет ничего, кроме… надежды!»

Его работа началась с решения проблем, о которых он ранее не имел ни малейшего представления. Грозный значительно лучше разбирался в формулах вавилонских астрологов, чем в формулярах, которые ему нужно было заполнить, чтобы получить средства для создания кабинета клинописи. Когда ему удалось справиться с этим, он обнаружил, что, согласно бюджетной разнарядке, в его распоряжении на всё про всё пять тысяч крон. Такой суммы не хватило бы даже на годовую подписку на специальные журналы и пополнение уже существующей библиотеки. Бюрократия столкнулась с ученым самой непрактичной научной специальности, какую себе только можно представить… и все же ученый победил! (Позднее он объяснил суть своей тактики, основной принцип которой был весьма прост: «Только не поддаваться!») И если его упорство еще может не вызвать удивления, то поразителен организаторский талант, благодаря которому за несколько лет он создал свой кабинет; немалые заслуги принадлежат ему и в деле основания пражского Восточного института (1922 год), центра ориенталистических исследований, вскоре получившего международное признание.

«Для ученого нет оправданий, если он ничего не публикует. Ссылки на недостаток времени не более чем отговорки». Несмотря на изматывающую организационную работу, ему удается издать в 1919–1921 годах «Клинописные тексты из Богазкёя» (на Немецком языке), а в 1922 году — перевод «Хеттских законов» (на французском языке). Кроме того, он читает лекции в университете и пишет популярные статьи для ежедневной прессы — ведь «наука существует не только для ученых, народ имеет право знать ее достижения».

Мир видит в Грозном филолога, специализирующегося по древнему Востоку, сам же он считает себя историком.

Историком, намеревающимся исследовать самые темные и дальние уголки в прошлом Востока, вплоть до истоков человеческого рода. И тут, конечно, нельзя было обойтись без археологических исследований. Уже в 1920 году Грозный формулирует «Новые задачи археологии Востока», притом вполне конкретно, имея в виду возможный и необходимый вклад в нее чехословацкой науки. «Проблема хеттского языка разрешена, — говорит он в 1924 году, — сейчас мы уже можем в основных чертах переводить и понимать хеттские надписи. Но именно содержание этих надписей ставит перед нами новые вопросы, которые тоже требуют ответа. Хеттские надписи познакомили нас с рядом новых государств и народов, местонахождение которых в Малой Азии, Сирии и Месопотамии необходимо установить. Мы узнаем также новые языки, и каждый из них — новая проблема.