Запах денег - Артур Кангин

— Как вам, Тимур Эдуардович, это удается? — подобострастно спрашивали его английские журналисты.

— Надо просто любить своего клиента, как самого себя, — умудрено щурился Поляков. — И надо уметь отпускать на свободу свою фантазию. Никаких барьеров!

— Вы выковали мега-звезду, кто следующий?

— Позвольте сохранить в секрете мою кухню.

— Ваши планы на будущее.

— Возможно я сам запою. По дилетантски. Просто так. Для души.

Капсула 31. ПРИНЦ И НИЩИЙ

Жили-были два мальчика, Тимур и Гриша. Один мальчик был принцем, другой — нищим.

Судите сами.

У Тимура Воропаева папа возглавлял крупный банк. У мальчика была французская гувернантка, жил он в сталинской высотке, квартира занимала целый этаж.

Гриша же Тараканов обитал в полуподвальной коммунальной комнате. Четырнадцать комнат из пятнадцати занимали таджики, торгаши с рынка. Всё жилье было увешено их вонючими тряпками. Таджики много ели и громко кричали.

Тимур ходил в продвинутую физико-математическую школу, учился на одни пятерки.

Гриша посещал самую убогую городскую, с засыпанными хлоркой уборными, перебивался с двойку на тройку.

И вот, вопреки социальному антагонизму, мальчики полюбили друг друга. Они сдружились еще совсем карапузами, в песочнице. Тимур предложил Грише поиграться его формочками для куличей. А там — пошло, поехало.

— Ты мой лучший друг! — со слезами на глазах обнимал Григория Тимур.

— Но мы такие разные, — смущенно замечал Гриша.

— Пусть! — улыбался Тимур. — То, что мой папочка банкир — ничего не значит.

Мальчики росли, закончили школу. Тимур поступил в престижный экономический вуз. Гриша устроился учеником водителя трамвая.

Через пару лет Тимур женился на героине сериалов, ослепительной красавице, актрисе Лизаньке. Гриша взял в жены рыжую татарку, Алсу, задастую дворничиху, без переднего зуба.

Тимур с Лизанькой очень полюбили приглашать в гости Гришу с Алсу. Слуги накроют стол, встанут за спиной. Австрийский чайный сервиз, золотая полоскательница, салфетки с вензелями. А еду-то, еды! А вин разных!

— За тебя, Григорий! — с бокалом бургундского восклицал Тимур. — Ты простой, из народа. Я сердечно тебя люблю. А мы кто? Интеллигенция. Сопля на палочке.

— Ну, зачем так? — Алсу запихивала сразу весь бутерброд с черной икрой себе за щеку. — Вы тоже ничего…

Божественно красивая Лизанька смеялась и во все глаза глядела на чету Таракановых. Таких людей вблизи она еще не видела.

— То-то что ничего! Пустое место, — во всё горло хохотал Тимур. — Оторвались мы от народа. Растеряли корни.

— Буженинку, ту, порозовее, передайте, пожалуйста, — просил у ливрейного лакея Гриша.

— Бери всё что угодно, — грохотал Тимур. — Всё моё — твоё!

Гриша ласково взглянул на Тимура.

Святую дружбу ничто не омрачало. Годы текли, а она становилась всё крепче. Когда у той и другой семьи пошли дети, богатые Воропаевы стали всецело опекать бедных Таракановых. Покупали им детское питание, отдавали роскошные распашонки и чепчики, из которых собственные чада уже выросли.

В России же всё отчетливей чувствовалось дыхание грядущей революции. Властью были недовольны поголовно все. Богатым казалось, что государство слишком много у них забирает. Бедным грезилось, что им ничего не дают.

Гриша сидел у Тимура в кабинете, пил из хрустального бокала чешское пиво. Из окна открывался роскошный вид на Москва-реку.

— Да, если жахнет, мало не покажется, — философствовал Тимур.

— Надоело всё! Скорей бы! — Гриша глотал пиво прямо с пеной.

— Тебе плохо живется? — с удивлением глядел на него Тимур.

— А то, — щерился Григорий. — Кто-то на мерседесах катается, а ты, как последняя сука, рули трамваем.

— Ты, может, и мне завидуешь?

— Ты чего? — Гриша бросал в рот кусок перламутровой семужки. — Мы с тобой сколько лет! С детства!

На следующей неделе Тимур получил Госпремию за экономические разработки. Отмечали награду в царском «Метрополе». Воропаевы позвали и чету Таракановых.

На правах закадычного друга Гриша сел рядом с Тимуром. Рюмку за рюмкой он глотал ледяную водку. На лбу у него выступил бисер пота.

— Гриша, ты бы не увлекался, — притормаживал его руку Тимур.

— Не боись, не обопью, — хохотал Григорий.

— Подначиваешь? — вглядывался в расширенные зрачки друга Тимур.

— Зачем? Хотя… Моя Алсу тоже премию отхряпала. За самый чистый двор Москвы. Поедет отдыхать в Гавану. Мэр посылает.

— Ну, и чудненько.

С торжества Григория и Алсу увозили на мерседесе, обпитых вдрызг, в лежку.

— Хороший, но слабый человек, — поделился с Лизанькой впечатлением от друга Тимур.

А революция таки грянула. Поначалу никто ничего не заметил. Все поголовно испытывали какое-то странное веселье. Ну, кто-то куда-то ворвался и захватил. На рекламных щитах появились какие-то истеричные воззвания. Ну, кого-то даже застрелили на месте.

Месяц спустя Президент вдруг ушел в отставку. Наступило невнятное безвластье. Но в остальном жизнь оставалась такой же, как и была. Магазины ломились от еды. В ночных клубах лихо отплясывали обворожительные стриптизерки. Парк Культуры имени Максима Горького был переполнен катающимися на американских горках. В космос запустили новый военный спутник.

Хотя кое-что и поменялось. Изменились люди. Например, Григорий Тараканов на всех глядел теперь орлом. Тимур же Воропаев погрустнел, задумался.

— Народная справедливость восторжествует! — Григорий с хрустом тёр, обросшее рыжей щетиной, лицо.

— Ты серьёзно? — удивлялся Тимур.

— А то! Почему одним всё, другим кукиш с маслом?

— О грабежах мечтаешь?

— О свободе! Я в школе дурно учился, но кое-что помню. Человек рожден для счастья, как птица для полёта.

— Дурак ты, Гриша.

— Может, и дурак. Но правда на моей стороне. Увидишь!

И Тимур увидел. Из магазинов катастрофически быстро пропало всё. Остались лишь ребристые доски для стирки. Несколько крупных банков были ограблены среди бела дня. На площадях появились цистерны с дармовым спиртом. Улицы наполнились растрепанными людьми, вращающими кроваво-красными от алкогольного бреда глазами.

Половозрелые женщины теперь опасались выходить по одиночке. Насиловали на каждом углу. Богатые люди выступали в плотном кольце охранников-мородоворотов. Грабежи в столице стали нормой.

Внезапно перестал ходить общественный транспорт. Остался не у дел и трамвай Григория Тараканова.

— Как ты живешь? Чем питаешься? — расспрашивал друга Тимур.

— Подножным кормом, — скалился Гриша. — На улице теперь не только бесплатный спирт, но и сыр в придачу.

— Хочешь, пойдешь ко мне в водители?

— Зачем? Сейчас, браток, свобода. А я еще не нагулялся.

Революционную свободу ограничивала лишь бескормица. На площадях в один час пропали дармовые цистерны спирта с нехитрой закуской. Наступил голод. Ходили даже слухи о людоедстве.

Плохо пришлось не только простым людям, но и элите. Тимур Воропаев отпустил всех своих слуг и телохранителей. Нечем платить, да за деньги ничего и не купишь.

Однажды вечером в дверь Тимура позвонил Григорий. Тимур увидел его в глазке, от хмеля друг пошатывался на ногах.

— И ведь сумел набраться! — усмехнулся, открывая, Тимур.

— Из старых запасов, — оскалился Гриша. — Я вовремя три ведра спирта зашхерил.

— Ловко. Надолго хватит.

— Зачем? Месяца на три. Не больше.

— Аппетит же у тебя!

— Я человек простой. Из народа.

Сели к столу в гостиной.

— Мне бы поправиться, — взглянул на друга Григорий.

— У меня тоже старые запасы, — улыбнулся Тимур.

Накрывала на стол хозяйка, Лизанька. Принесла брусничную водку. Копченую баранью ногу. Изысканно настрогала лимончик.

— Ну, и что, братец, твоя революция, удалась? — Тимур дождался когда Григорий проглотит первую рюмку водки.

— Погуляли на славу, — Гриша яростно вгрызся в баранью ногу.

— А дальше?

— Посмотрим. Житуха-то стала весёлой.

— Куда веселей…

— Вы водочку себе без стеснения наливайте, — улыбнулась Лизанька. — И закусывайте от души. А то захмелеете.

— Да, да, — поддержал супругу Тимур. — А что же ты один, без Алсу?

— Матросня ночью изнасиловала её и убила, — буднично обронил Григорий.

— Какой ужас, — закрыла лицо руками Лизанька.

— Пистолет у тебя есть? — помрачнел Тимур.

— Откуда? Я человек простой.

Тимур открыл бюро из красного дерева, достал вороной стали револьвер.

— Держи! — протянул другу. — Германский. Многозарядный. С десяти метров шпарит без промаха.