В небе великой империи - Людвиг Гибельгаус

Несколько секунд Председатель молчал, осмысляя услышанное. „Та-ак, ситуация…“ — пронеслось у него в голове. Ни о чем подобном слышать ему ещё не приходилось. За долгие годы работы в Организации он был информирован о множестве самых разнообразных случаев, притягивающих внимание спецлужб, но это был совершенно неожиданный ход. Мадридский шантажист занимал его мало, то, что на свете есть множество психов с криминальным уклоном, Председатель понял уже очень давно. Но неужели человек имеющий отношение к армии, иначе говоря, военный летчик, мог пойти на сговор с международными террористами? Верить в подобное отчего-то не хотелось, хотя здравый смысл подсказывал, что ничего невозможного в этом нет. При нынешнем состоянии вооруженных сил… Докладные записки об антиправительственных настроениях в армии ложились ему на стол уже добрых два года и в последнее время всё чаще и чаще. А чего можно ожидать, если даже офицеры в отдаленных гарнизонах не получают регулярно пищевой паёк, а наличных денег армия не видела многие месяцы? А война в Чечне, добившая её престиж? Рабочие хоть могут бастовать и выходить на демонстрации. Армия — это вооруженные и организованные люди, и если они выходят на демонстрацию, то сие называется путч. Задачей Председателя являлось не дать подобным путчам состояться, но что он мог сделать своими оперативными мерами, если политика правительства вгоняла в нищету и безысходность десятки миллионов людей? „Вот, довели страну реформаторы херовы — с яростью подумал он — скоро вмажут вам по Кремлю ядерной ракетой, люди только рады будут!“ Сам Председатель был плоть от плоти и кровь от крови часть этой системы, но он всегда предпочитал жить сам и давать жить другим, насколько вторая часть сего постулата не противоречила первой. Он считал избыточным и неблагоразумным хватать в безмерной жадности всё, что плохо лежит, руководствуясь классическим „После нас хоть потоп“. А нынешние правители поступали именно так и огромная информация, которой располагал Председатель подтверждала это полностью и лежала тяжким бременем на его совести.

„И всё же… Неужели кто-то мог решиться?“ — он попробовал представить себе дальнейшие действия летчика, но ничего путного пока не приходило ему в голову. Говорить обо всем этом своему собеседнику он не мог, да и не хотел. Все эмоции принадлежали только ему самому, а окружающие люди ожидали от него, как правило, только приказов и распоряжений. И этот, как его, Бета 4091 исключением не является.

— Вашу информацию мы сейчас проверим — начал Председатель — но если она окажется достоверной, то вы должны понимать, что мы не можем идти на уступки шантажистам — чутье Председателя было выработано на той же работе, что и у Казанцева, но в качестве окончательного решения подсказывало ему противоположные вещи.

— Речь идет о сотнях человеческих жизней — не выражая своих эмоций заметил Казанцев.

— Это я знаю не хуже вас — оборвал его Председатель — но эти картины есть национальное достояние, я слышал о мадридской выставке…

— Каковы будут ваши распоряжения? — 2 секретарь вернул разговор к делу.

— Сейчас мы проверим информацию и сообщим вам результат. Если она подвердится, вы должны будете на месте найти пути обезвредить террориста. Повлиять на него психологически, или… как угодно, в общем.

— Я думаю, что люди, пошедшие на такой шаг хорошо к нему подготовились и психологическим давлением их не проймешь. К тому же — Казанцев осторожно коснулся темы, внушавшей ему наибольшее беспокойство — исходя из такой территориальной разбросанности их теракта, разные части операции, однажды начавшись, могут в дальнейшем идти независимо друг от друга.

Председатель понимал к чему клонит его собеседник и чтобы всё расставить на свои места в этом разговоре, сказал правду, говорить которую в общем-то не имел никакого права:

— Меньше чем через два месяца в стране президентские выборы. И нашим избирателям будет гораздо легче объяснить, почему сумашедший летчик сбил иностранный авиалайнер, чем причину исчезновения из государственной коллекции ценнейших картин. Вы меня поняли? Можете из этого и исходить. Оставайтесь возле аппарата, сейчас информация будет проверена.

г. Волхов, аэродром ПВО, 12:18

Полковник Шульгин по-прежнему сидел в своем кабинете, склонившись над горой бумаг, которая ничуть не стала меньше со времени его разговора с капитаном Долбиковым. Полковник был вполне доволен собой, ему казалось, что приближающиеся неприятности удалось ловко обойти стороной. И в самом деле, какая может быть уловка в одном коротком и невинном телефонном разговоре, но дойди эта информация до штаба дивизии, обязательно влепят выговор, да ещё пришлют комиссию для расследования инцидента. При его-то шатком положении… А так вроде меры приняты, никто посторонний ничего не узнает и долг вполне исполнен. Просто какой-то идиот из нижних чинов притащил с собой новомодную игрушку, никакого повода для паники. Полковник улыбнулся сам себе и налил ещё чаю в высокий граненый стакан. Но сюрпризы сегодняшнего дня на этом инциденте явно не закончились. Тяжелые шаги руководителя полетов майора Малышева он не слышал с сегодняшнего утра, когда подписывал расписание вылетов, но спутать их было ни с чем невозможно, среди офицерского состава части лишь майор весил более 110 кг. Однако сейчас его шаги были торопливые, почти бегущие, и вообще, какие-то… Какие-то необычные. Глубоко вздохнув, полковник отложил карандаш и в ожидании приближающегося майора попытался представить, что сегодня его ожидает ещё.

Малышев стукнул могучим кулаком в дверь скорее для того, чтобы её открыть, нежели испросить разрешения войти и, оказавшись внутри кабинета, сразу начал говорить, едва коснувшись рукой фуражки:

— Товарищ полковник, пять минут назад утеряна связь с майором Хоревым. Он сообщил о неконтролируемом снижении оборотов двигателей, после чего мы его потеряли с экранов радаров!

Вот это было уже серьезно. Вот этот инцидент стороной не обойдешь…

С неожиданной для своей высокой фигуры резвостью, полковник выскочил из-за стола.

— Как?! И больше никаких сообщений?

— Никак нет, товарищ полковник. От наземных постов никаких сведений не поступало.

— Немедленно сажайте на вертолет поисковую группу и отправляйте в квадрат исчезновения! — лицо полковника пошло красными пятнами.

— Слушаюсь! — Малышев бросился к двери.

— Постойте! — остановил его полковник — какое вооружение на борту у Хорева? И есть ли поблизости… — полковник споткнулся на полуслове — поблизости от интересующего нас квадрата населенные пункты? Я имею в виду, сколь силен может быть взрыв?

„Скотина — подумал по себя Малышев — плевать тебе на населенные пункты, за свою шкуру трясешся!“

— На борту десять ракет воздух-воздух и полный боекомплект снарядов для „ГШ“. Кроме того, у него топлива на восемь тысяч километров. Запланированы учебные стрельбы…

Полковник сумрачно кивнул. Ничего хорошего от сегодняшнего дня он более не ожидал.

— Идите — сказал он майору и, вернувшись к столу, залпом и с отвращением допил свой чай.

— Дерьмо! — гаркнул он громко и неожиданно даже для себя самого — всё дерьмо!

Он размахнулся рукой со стаканом, намереваясь швырнуть его в дверь, пролив несколько капель чая себе на китель, но вдруг почувствовал, что вместо гнева на него нисходит какая-то апатия и равнодушие ко всему происходящему. „Отправят в отставку“ — подумал он равнодушно — „и хрен с ним!“

Внезапно зазвонил внутренний телефон.

— Да? — коротко спросил Шульгин.

— Товарищ полковник — спокойный голос дежурного по части начал опять раздражать его — в секторе Д8 локаторщики обнаружили вместо одного сигнала два, причем второй появился внезапно.

— То есть как? — несмотря на все свои эмоции полковник несколько опешил.

— Они говорят, что сигнал неожиданно появился на уровне восемьсот метров и быстро набрал высоту десять тысяч, заняв место рядом с первым сигналом. Этот первый — капитан пошелестел какой-то бумагой — шведский рейс „САС 3314“, идет по расписанию. Контакт с обоими сигналами четкий. Тревогу обявлять?

— Подождите — мрачно остановил его полковник. Несмотря на все печальные мысли, обычная осторожность его не покидала — пусть они перепроверят контакт и если он сохранится, через три минуты объявляю общую тревогу. Первое и второе дежурное звено подготовить к вылету. Всё.

— Есть! — четко ответил капитан и повесил трубку.

Заметив, что ещё держит в левой руке стакан, полковник хотел поставить его на место, но прежде чем он донес руку до стола, зазвонил другой телефон. Самый отвратительный из всех, красный телефон секретной оперативной связи. Лет десять назад каждый звонок по этому телефону мог означать начало третьей мировой войны, да и сейчас ничего хорошего от него не ожидалось.