Святой праведный Алексий Мечев - Анна А. Маркова

Тогда я просил Святейшего Тихона назначить меня вторым или третьим священником в самый незначительный Московский приход, объяснив, что я не получил богословского образования, человек старый, измученный, больной и людям ничего не могу дать, что стремлюсь только участвовать в общественной молитве и совершать литургию и в этом находить отраду, утешение и забвение всего пережитого мною за последние годы.

— «Нет, мы употреблять вас тряпкой на затирку не будем, — возразил Святейший Патриарх, — скажите митрополиту Крутицкому, преосвященному Евсевию, что я велел вас назначить на первую вакансию настоятелем в один из самых лучших приходов Москвы».

Я отправился к митрополиту и передал приказание Патриарха, смягчив, конечно, его указание. Я сформулировал так, что хотел бы «быть настоятелем в одном из приходов Москвы».

Мне сказано было митрополитом написать прошение. Это прошение митрополит Евсевий понес в кабинет к Святейшему Патриарху и вернулся оттуда с резолюцией на прошение: «Назначить просителя настоятелем на первую вакансию в самый лучший Московский приход».

Когда я пришел к Батюшке и объяснил ему все, что произошло, он отнесся ко мне очень тепло и выразил радость, что все так хорошо произошло. По том задумался, некоторое время смотрел на иконы, снова взглянул на меня своими прекрасными голубыми глазами, как бы проникавшими в душу, и сказал буквально следующее: «А мне указано быть вам священником в храме при Иверской общине».

Не буду останавливаться долго на подробностях, как я попал в Иверскую общину, где я никого не знал, скажу только, что Батюшка, желая дать мне рекомендательное письмо к начальнице общины, просил меня узнать, как ее имя и отчество, так как он забыл. Я пришел на двор общины, ища входа в канцелярию, как вдруг встретил сестру милосердия, спешившую в здание общины.

Я спросил ее, кто стоит во главе общины. Она мне ответила и спросила, зачем мне это нужно знать. Я объяснил. «Уж не хотите ли вы у нас быть священ ником?» — задала она мне вопрос.

На мой ответ, что если меня захотят в общине иметь пастырем и будет на это воля Божия, то я это го очень хотел бы, сестра милосердия сказала: «Пойдемте к начальнице, а рекомендательное письмо вы принесете как-нибудь после».

Мы вошли к начальнице, которая мне очень понравилась. Высокая, стройная, моложе своих лет (ей было довольно за тридцать), с умным, энергичным лицом, она очень импонировала своей внешностью. Я объяснил ей, что служил на гражданской службе, не имею богословского образования и что, до представления рекомендательного письма от Батюшки, являюсь «человеком с улицы», почему, конечно, не могу рассчитывать на то, что она и весь персонал общины захотят меня видеть пастырем их храма, но что со мной имеется мой формулярный список, из которого можно видеть, кем я был до осени 1918 года и каково прохождение мною гражданской службы со времени окончания высшего образования в 1886 году.

«Дайте мне его», — сказала начальница и удалилась с ним, прося меня обождать ее возвращения.

Через три четверти часа она возвратилась и вручила мне прошение на имя митрополита Крутицкого Евсевия от имени всего врачебного персонала Иверской общины и ее администрации, в котором они ходатайствовали о назначении меня священником храма при этой общине…

Я прослужил в храме при Иверской общине более трех лет, неся некоторое время обязанности пастыря и по закрытии храма.

Служба священника при больнице имела для меня громадное значение и принесла мне большую пользу. Только таким образом я мог в течение короткого времени пройти известную школу пастырской деятельности и приобрести хотя бы небольшой опыт несения пастырских обязанностей. Я каждый день навещал больных (за исключением находившихся в заразном отделении), беседовал с ними, утешал, молился с ними, совершал все требы: напутствовал умиравших, принимал покаяние и причащал больных, соборовал их, отпевал умерших…

Служба в богатом приходе настоятелем, с участием в пышных богослужениях, с громоподобными диаконами и гремящим хором пев чих, поющих на светский образец, с исполнением изредка обычных треб, конечно, не дала бы мне того, что я получил, трудясь в Иверской общине.

Меня могла бы захватить внешняя сторона богослужения, и я мог бы, сам не замечая, усвоить лишь обрядовое благочестие, далеко стоя от человеческих душ, от их страданий, скорбей, стремлений и чаяний, так как с большинством прихожан соприкасался бы во время исполнения треб или исповеди, которая при наплыве в больших приходах постом кающихся, поневоле часто происходит с поспешностью и носит даже иногда чисто формальный характер.

Я был принципиальным противником общей исповеди. Далее, неся обязанности настоятеля в большом приходе, я, несомненно, имел бы очень скоро конфликты с сослуживцами и церковным старостой, так как я признавал только строго уставное богослужение и чисто церковное, обиходное пение или напевы…

Мудрый Батюшка, несомненно, имел указание свыше на тот скромный путь, которым я должен был следовать, чтобы получить подготовку к пастырской деятельности и руководству душами пасомых, так как я сделался священником на склоне лет.

Когда все совершилось, как сказал Батюшка, я однажды, во время беседы спросил его, как он, объявив мне прямо волю Божию, узнал ее.

Батюшка ничуть не удивился моему вопросу и сказал мне: «Первая мысль, которая приходит к человеку после молитвы — от Бога, ей и нужно следовать. Когда я, много раз наблюдая, утвердился в этом, то в известных случаях, помолясь усердно Богу, начал прямо объявлять Его волю. Так я поступил и с Вами…»

Еще до посвящения в сан иерея я в качестве благовестника несколько раз проповедовал в храмах и в провинции, и в Москве. Так как я обладал даром слова и привычкой говорить в собраниях, не смущаясь, то мне нетрудно было произносить проповеди без тетрадки и даже экспромтом, и слушатели ими были довольны, хотя, конечно, с богословской точки зрения, они, вследствие отсутствия у меня необходимых знаний, вряд ли отличались глубиной мысли и могли бы удовлетворить требовательного человека, а тем более знакомого с гомилетикой…

Меня стали приглашать настоятели храмов проповедовать у них в храмовые дни или иные праздники. Я обыкновенно соглашался…

Возвращаясь после службы домой, я стал раздумывать над тем, хорошо ли поступаю, принимая приглашения проповедовать в других храмах…

Я решил пойти к Батюшке и откровенно рассказать ему о своих ошибочных действиях и просить благословить меня отказываться от приглашений настоятелей храмов проповедовать у них.

Идя к нему для этой цели, я дорогой снова упрекал себя и мысленно говорил: «Охота тебе гастролировать, сколько ты на это тратишь драгоценного времени и т. д.» Едва