Неоконченный сценарий - Вольфганг Шрайер

Губы Толедо вытянулись. Не в его правилах было уступать полиции.

- Нет, все пройдет по намеченному плану. А когда Понсе явится, я просто-напросто не допущу его в сад.

- Не откроете полиции, ваше превосходительство ?

- Вот именно. Сад окружен высокими стенами, охрану я усилю. Пусть только попробует ворваться силой! Это лишит его шефа последних шансов.

- Вас обвинят в укрывательстве подрывных элементов.

- Укрывательство, оказание содействия, помощь при попытке к бегству, министр с улыбкой перечислял состав преступления. - Но мыльный пузырь лопнет, если никакого "подрывного лица" здесь не окажется. Я выпущу киногруппу через калитку в сад моего соседа, а ваше "подрывное лицо" уедет на машине военной миссии. Задержать ее Понсе не осмелится ни при каких условиях. А у меня его встретят телевизионщики, которые и заснимут на пленку, как он врывается в мой сад. Его воинственность будет выглядеть донельзя смехотворной.

- Идея удачна. Если она осуществима...

- У меня все будет в порядке. А вот как насчет вас? Например, как вы объясните визит ко мне? Где вы поставили машину?

- Прямо перед домом, чтобы Понсе не подумал, будто я нанес вам тайный визит. Я мог приехать, например, предупредить, что съемка начинается завтра раньше.

- Такое объяснение. Понсе вряд ли удовлетворит. Но, допустим, вы прибыли ко мне, чтобы ходатайствовать о восстановлении на государственной службе. Тогда будет понятно - и правдоподобно! - почему вы задержались у меня.

- Вы меня знаете, ваше превосходительство?

- У меня не столько людей, как у Понсе, но кое-какие сведения до меня тоже доходят. Итак, ваши обстоятельства мне известны. Моя партия перед вами в долгу, доктор Роблес. К сожалению, сейчас, посреди учебного года, я не могу предложить вам преподавательской ставки; но будьте уверены, с июля вы снова станете доцентом.

Невероятно! Толедо уже обещает посты в случае своей победы на выборах - с наигранной любезностью диктатора, покупающего союзников, предлагая им теплые местечки! Догадывается ли он, какие жертвы принесены другими, чего стоило ему, Роблесу, в течение долгих лет не думать о любимом деле, а крутить баранку?

- Что бы такое подыскать для вас на первое время? - продолжал министр, листая какие-то бумаги, очевидно, штатное расписание своего министерства. Директорат по профессиональному образованию, школьной статистике и регистратуре, - бормотал он. - Сельские школы... Нет, ни одной свободной вакансии... Зато вот! Генеральная дирекция по делам изящных искусств, кино и культуры...

- Ваше превосходительство, я - экономист.

- И что же? Сидеть на совещаниях или на просмотрах заграничных фильмов, написать свое мнение и отнести бумажку из своего кабинета в другой... Если вы способны водить такси, вы к. это сумеете. - Толедо поднялся, довольный собой. - Смелее, друг мой! Мои предшественники обошлись с вами несправедливо, но вы сегодня оказали мне важную услугу. Я никогда об этом не забуду.

Бернсдорф подошел к дому, в котором жила Лусия Крус. Узкий подъезд, крутая лестница. Лицо открывшей дверь Лусии выразило недоумение. В будничной обстановке, когда она не подкрашена и не так аккуратно причесана, как в отеле, особенно заметно, что она постарела.

- Вы к Беатрис? Зачем она вам?

- Нам нужно обсудить с ней одну сцену. Завтра времени не будет, а я даже не знаю, умеет ли Беатрис правильно держать револьвер. Когда она обычно возвращается?

- Ей давно пора быть дома.

- Беатрис занимается стенографией и по воскресеньям?

- Не на курсах: ей подруга помогает.

Бернсдорф скрестил руки на груди. Когда он впервые ощутил какое-то недоверие к словам Лусии? Мысленно "прошелся" по их встречам у справочного киоска в отеле, у Зонтгеймера, когда она явно его избегала. И, наконец, приход Лусии к нему в номер в пятницу днем. Ее неожиданная просьба, вызвавшая в нем первые смутные сомнения. А потом она сказала: "Хасинта, моя старшая, ее арестовали..." Да, тогда его будто током ударило: "Осторожно!", однако он постарался прогнать свои подозрения.

- Есть у вас сведения о Хасинте?

Лусия покачала головой, и Бернсдорфу подумалось, что она, наверное, и сейчас солгала.

- Зачем вы ищете Кампано? - спросила Лусия после паузы. - Что он мог бы сказать вам, даже будь он жив? И вообще, разве вам нравится делать фильм о грязи и крови?

Бернсдорф не среагировал на ее упрек.

- Я бы стал с ним спорить, как когда-то с вами в Гаване...

- Зачем? Тем более вы с ним однажды уже встречались.

- Когда это?

- В начале 1961 года, в горах Эскамбрая.

- Я... я встречался с Кампано?

- Неужели вы забыли? По дороге из Тринидада в Мотагуа, в горной гостинице. Там были организованы курсы для юношей и девушек.

- И, вы говорите, он был там? Лусия подошла к стенному шкафу, принялась что-то искать. Бернсдорфу смутно вспомнилось строение, похожее на крепостное, с видом на Карибское море. И оживленно щебечущие девушки в милицейской форме, белые, негритянки и метиски, туго затянутые в ремни портупей... Конечно, как это часто с ним бывало, прежде всего на память пришли картины, вызвавшие острое любопытство.

Лусия положила перед ним фотоальбом.

- Вот он, - она указала на худощавого долговязого парня лет двадцати, примерно на голову выше Бернсдорфа. - Вы долго с ним говорили.

- Почему именно с ним?

- Когда вы узнали, что здесь молодежь из всей Латинской Америки, то попросили узнать, нет ли кого из Гватемалы. Вы рассказывали, что хотите передать нашему свергнутому президенту какую-то книгу.

Да, "Банановую войну", написанную одним знакомым писателем из Мюнхена. Все совпадало. Бернсдорф присмотрелся к фотографии. Ничем особенно не выделяющийся молодой человек, кто-то из предков которого явно был индейцем. Возможно, говорили о чем-то, обменялись рукопожатием, только и всего!

- А помните, что он крикнул, когда мы уже сели в машину? "Серемос комо Че!" - "Будем как Че!"

Нет, ничего в памяти не осталось; и все же - Кампано и Бернсдорф плечом к плечу! Выходит, он свое интервью получил уже двенадцать лет назад!

- Вы должны его узнать. Присмотритесь к снимку повнимательнее.

Почему она заговорила так тихо, так проникновенно? Он приблизил альбом к глазам.

- Это, наверное, все-таки ошибка, Лусия. Ведь на снимке метис, а доктор Роблес объяснил нам, что Хуан Кампано - белый. Доктор Роблес ходил с ним в одну школу, и все отчетливо помнит.

Лусия смотрела на Бернсдорфа широко раскрытыми глазами, не произнося ни слова, а он продолжал перелистывать страницы альбома. Без особого, впрочем, внимания. Ему было неприятно огорчать Лусию. Семейный альбом, каких великое множество. Две фотографии мужа, а потом, в разных интерьерах и в разных видах, она с детьми. Нескольких снимков недоставало; их изъяли, виднелись еще следы клея. Ее два сына, дочь Беатрис, не очень привлекательная девушка... Где же Хасинта?