Тонкие струны - Анастасия Баталова

Я даже потом сама спросила у следователя, удалось ли, в итоге, понять, что с нею случилось, с блондинкой-то… Интересно же.

Он сказал – нет. У неё не было совершенно никаких причин.

И в голову мне пришла тогда вот какая фишка. Пока я была совсем маленькая, бабушка иногда брала меня с собой в церковь. Там по воскресеньям священники читали проповеди; одного из них я очень хорошо запомнила, у него были глаза зловещие, почти совсем черные, как у демона, непонятно, что вообще такой в церкви делал, но он чаще других выходил разговаривать с людьми. Помню, в канун большого праздника какого-то, страсть душно было, уйма народу набилось в церковь, чтобы его послушать, он читал проповедь; она долгая была, мне пить хотелось страшно, я почти ничего не поняла и не запомнила, одно только:

"Ад внутри у нас, братья и сестры, и рай там же, и только мы выбираем, который из них нам созерцать."

Должно быть, так оно и есть.

НОМЕР ТЕЛЕФОНА

Рассказ

Несколько ночей подряд мне снился один и тот же сон. Разумеется, он не повторялся каждый раз в точности – это невозможно – то есть, вообще говоря, сны были разные, но их объединяли общие эмоции, краски, настроение. И всякий раз особенное чувство преследовало меня при пробуждении, прежде со мною такого не происходило, я, конечно, видел сны, но, просыпаясь, как нормальный человек забывал их сразу или в течение дня. Но здесь дело обстояло иначе: я ощущал потустороннюю, зыбкую связь этих снов с реальностью, мне казалось, что они могут помочь что-то изменить в моей жизни, повлиять на неё.

Они были связаны с одной подругой, с которой мы общались в общей сложности больше десятка лет.

Несколько месяцев назад я здорово напился и потерял мобильник. Сначала я даже не придал этому значения – всякое бывает, очки уцелели и на том спасибо. Прежние мои пьянки не обходились без того, чтобы их мне не разбивали в драке. А телефон был очень дешёвый и уже старый, не такая уж ценная вещь, и даже если предположить, что им завладели в ту ночь гопники, то не так уж сильно они и наварились.

Но именно в этом телефоне – и только в нём – хранился у меня номер подруги, о которой шла речь во сне. Пожалуй, странно, что в нынешний век информации, этот номер телефона оказался единственной ниточкой связывающей меня с нею, последней, и, как выяснилось, очень тонкой. Потерял мобильник – и всё. Я не мог найти её ни в Контакте, ни в Фэйсбуке – она никогда не оставляла в сети своих реальных данных, постоянно скрываясь под разными фальшивыми именами. Порой я даже натыкался на что-то очень похожее, но из раза в раз оставался обманутым в своих ожиданиях – это оказывались какие-то другие, незнакомые мне женщины. Смутное чувство узнавания безжалостно обнадёживало меня, чтобы тут же обломать.

На самом деле, в тот день, когда я потерял мобильный, произошло очень много странных вещей. Кто-то ударил меня в нос, ругался, и даже, кажется, приехала полиция. Или скорая. Или обе машины вместе. А мне каким-то совершенно непостижимым образом удалось исчезнуть с места скопления всех этих бригад, я не угодил ни в вытрезвитель, ни в обезьянник, была удивительно тёплая и тихая ночь; помню, как уже перед рассветом, в нежно-прохладном тумане, я шёл по набережной с расквашенным носом, а потом сидел на каменных ступеньках, положив на них картонку, и ждал когда сведут мост.

Я точно не помню, когда именно я обнаружил, что пропал телефон. Его могли спереть парни, подсевшие к нам в разливухе, по виду совершеннейшая голь, панки или нечто в этом роде, денег своих у них не оказалось, я взял водки на всех – мы начали с приятелем, но посреди балагана он ушёл звонить своей девушке, чтобы она не волновалась, и пропал; я остался за столиком с теми новыми парнями, они попросили меня купить пожрать и орали песни Гражданской Обороны, тогда, кажется, телефон у меня ещё был, я помню голубой квадрат экранчика на фоне мутной несуразной реальности, я хотел набрать своего приятеля, но не смог, мы с ним, повинуясь потусторонней логике спиртного, как-то умудрились разминуться в тот вечер. А телефон я, вероятно, выронил либо во время драки, либо когда убегал. Это было не важно…

Важной оказалась пропажа Анькиного номера. Она имела для меня такое значение потому, что – я знал – Анька никогда не позвонит мне первая. У неё был такой принцип. Или я не так уж сильно её интересовал, но она не хотела меня обижать.

Мы с нею дружили со школы. Это не были очень тесные, но удивительно стабильные взаимоотношения. Мы периодически встречались, гуляли, делились какими-то историями и расходились – мы могли не видеться несколько месяцев, а потом снова болтать как ни в чём не бывало. Существует такой тип длительной ненавязчивой дружбы, когда люди не слишком друг в друге нуждаются, но всё же стараются надолго не упускать друг друга из вида.

Дружба эта меня удивляла ещё и тем, что хотя мы были двумя разнополыми существами, между нами почти не возникало каких-либо щекотливых сцен, неловких ситуаций или многозначительных недомолвок. Я говорю «почти» потому, что в таких вещах математический нуль в принципе невозможен, ведь она была всё таки девушка, а я был парень, но, скажем так, проявления нашей сексуальности в отношении друг друга можно было считать пренебрежимо малыми.

Я помню только один такой момент: в тот день мы остались в её квартире наедине, я стоял возле окна – мне сразу чудится ощущение шторы затылком и плечом – я всегда так вспоминаю события, сперва восстанавливаются чувственные переживания, а потом из них постепенно складывается мозаика факта.

Анька подошла близко – нам было лет по пятнадцать – и взглянув на меня с хитрой улыбкой, спросила:

«Павлик, а Павлик? У тебя есть „кубики“ на животе?»

Разумеется, никаких «кубиков» у меня не было. Мне, тощему длиннорукому очкарику, у которого водились «пятёрки» по математике, физике и химии, учитель физкультуры ставил «четыре» только из уважения к моему интеллекту. Да я никогда и не проявлял особого интереса к спорту, меня гораздо больше волновали естественные науки.

Но в тот момент, когда Анька подошла ко мне и спросила про «кубики», я внезапно пожалел о том, что у меня их нет. Штора бледно-серого цвета была шершавая и прохладная. Стоял промозглый июнь. Из форточки тянуло тёплой сыростью. Вероятно, Анька хотела, чтобы я показал ей либо «кубики», либо их отсутствие, и для этого как-то подозрительно потянулась ко мне рукой. Всё замерло у меня внутри. Я слегка испугался, но вместе с тем и обрадовался этому спонтанному женскому вниманию со стороны своей подруги. Я догадался, что внимание именно женское, по какому-то особенному выражению её глаз, по интонации голоса. У меня было до этого некоторое количество знакомств с девушками, в какую-то я даже считал себя влюблённым и почти с нею переспал. Это было дома у моего лучшего друга, когда его родители летали на неделю в Турцию в честь годовщины свадьбы.

Все тогда напились, потом уснули вповалку, и я, похоже, предпринимал какие-то попытки нападения на объект своей симпатии, но был настолько пьян, что, кажется, просто уснул, уткнувшись в девушку. Утром я старательно пытался выяснить у неё: было что-нибудь или нет, но мне это так и не удалось.

А потом я стоял перед Анькой и приятно боялся её руки, которая приближалась ко мне медленно, как в фильме ужасов… Ближе… Ближе… И вдруг мы услышали звук ключа поворачивающегося в замке – это вернулась с дачи полоумная Анькина бабушка, которая будила её по утрам поливая из чайника, она выгнала меня тогда, и больше никогда ничего подобного между мною и Анькой не происходило.

Но я почему-то до сих пор вспоминаю этот серый полусвет комнаты, штору, стук настенных часов, протянутую Анькину руку в её бесконечном незавершённом приближении – так ветвь степенной функции тянется к оси абсцисс и никак не может её коснуться –  и своё ощущение при этом, предчувствие чего-то, предвкушение…

Последние два года мы виделись редко. Времени стало мало. Работа. Дом. Всякие взрослые проблемы. Я хотел позвонить, но – как это обычно бывает – без конца откладывал. И – опа-на! – потерял номер. А потом мне несколько ночей подряд снилось, как я пытаюсь получить его обратно…

Вокруг пейзажи рисовались очень странные – то ли дома, то ли книжные шкафы, не поймёшь, как это обычно во сне бывает – нелогичная многофункциональность и бесформенность всех предметов. Я встречал во сне Аньку, каждый раз при разных обстоятельствах, но с одним и тем же настроением – болезненно-тревожным, смутным, зыбким. Я просил у неё и записывал номер телефона, читал его, видел перед глазами все цифры. И всякий раз я просыпался с ощущением, что теперь я снова его знаю, и могу по нему даже позвонить. Но вспомнить номер наяву мне, разумеется, не удавалось.