Благими намерениями - Алексей Замковой

— Чего тянетесь? Садитесь давайте. Разговор есть. — Подождав, пока ребята усядутся на землю рядом, я продолжил: — С Антоном беда. Ян говорил, что в Тучине вроде бы врач был. Надо сходить туда и, если он еще там, привести этого врача. Справитесь?

Переглянувшись, пацаны кивнули.

— Не переживай, командир. Приведем доктора! — Казик говорил с совсем не детской серьезностью в голосе. Словно и не мальчишка, а умудренный жизнью мужчина говорил его устами.

Я кликнул Яна и, когда он подошел, принялся вводить его в курс дела:

— Ребята пойдут в Тучин. Объяснишь им, как найти врача.

Ян, услышав о предстоящем его племянникам задании, резко помрачнел.

— Чего детей посылать? — Он глянул на ребят, потом на меня. — Куда их прямо к германцам? Давай…

— Без «давай»! — Я говорил спокойно, но твердо. — Кого ты предлагаешь послать? Наших евреев к немцам? Или сам, раненный, пойдешь?

— Так то ж дети… — пытался настоять на своем Ян, но я не дал ему договорить:

— Ян, я знаю, что это дети. Но сейчас война. И поверь, там, в Сенном, им было гораздо опаснее, чем будет в Тучине. Они — бойцы! Я бы никогда не послал их туда, будь у меня выбор. Подумай сам. Я ранен. Ты ранен. Здоровых бойцов у нас — Генрих, Алик, Славко и Казик. Генриха и Алика я послать туда не могу. Они — евреи. Понимаешь? Если их остановят и проверят… им верная смерть. В любом случае два взрослых мужика привлекут внимание гораздо больше, чем два пацана. Остаются только Славко и Казик. Даже если их остановят, то они смогут попытаться как-то обмануть немцев. Тем более они — местные. Давай лучше подумаем, как им выполнить задание так, что обойтись без большого риска.

Яна я все же убедил. Но он все равно опасался за жизнь своих родственников. Поэтому в обсуждении предстоящего похода за врачом принимал самое деятельное участие. После долгих обсуждений мы решили, что не стоит пытаться искать врача днем. Ян дал весьма подробное описание дома врача и рассказал, как его найти. К нему, услышав, о чем мы говорим, подключился и Генрих. Оказалось, что он до войны был хорошо знаком с врачом, которого звали Максим Сигизмундович и который, судя по отзывам Генриха, был неплохим человеком — в помощи никому не отказывал и цену за свои услуги никогда не ломил. Ребята должны были подобраться к его дому ночью, огородами. Идти по улицам я им строго-настрого запретил, опасаясь немецких патрулей. Найдя искомый дом, Славко с Казиком должны будут, по обстоятельствам, или как-то вызвать врача во двор, или прокрасться внутрь и говорить с ним уже в доме. Одним из главных условий, которое мы с Яном наперебой повторяли несколько раз, стараясь крепко вбить его в головы юных бойцов, было то, чтобы они не рисковали понапрасну. Из оружия Славко и Казик должны были взять с собой только наганы. Я особо предупредил, чтобы, в случае чего, ребята постарались незаметно скинуть револьверы и притвориться дурачками. Мол, ходим в лесу — грибы собираем… А если поймают в самом селе, то пусть скажут, что они с одного из хуторов, которые в бесчисленном множестве имелись в окрестных лесах, и пришли в Тучин в поисках работы. В бой пацанам я разрешил вступать только в случае, если этого избежать будет невозможно. И то — стараться скрыться, а не перебить побольше врагов. И напоследок мы договорились о месте встречи. Оставаться здесь после того, как уйдут в набитое немцами село Славко и Казик, я счел слишком опасным. Мало ли — вдруг они все же попадутся. В способностях соответствующих специалистов гестапо выбить любую информацию даже из крепкого мужика, не то что из этих ребятишек, я не сомневался. Поэтому, как только Славко и Казик отправятся в путь, мы перейдем на другое место, а ребят на обратном пути кто-то встретит и проводит в новый лагерь. Ехать они должны будут по дороге к одному названному Яном хутору. Вот там-то их и будут ждать.

— Постарайтесь поскорее вернуться. Ждать вас будем четыре дня. Если к этому времени не вернетесь… — Я не стал продолжать, а просто крепко пожал на прощание ребятам руки.

Славко и Казик исчезли среди деревьев. Снова подал голос мечущийся в бреду Антон и залепетала что-то успокаивающее сидящая над ним Ляля. Когда Антон успокоился, я позвал девочку и протянул ей захваченный из дома старосты кусок колбасы. Ляля набросилась на еду с такой жадностью, что мне стало просто страшно. Это ж до чего надо довести ребенка?! Поев сам, я обратил внимание на сидящего чуть в стороне от остальных Генриха. Подошел к нему и присел рядом.

— Чего грустишь? — спросил я.

— Филиппа жалко… — пожал плечами Генрих. — Хороший парень был…

— Ты же понимаешь, — начал оправдываться я, — что у нас не было другого выхода. Ждать там мы больше…

— Не переживай, Алексей, — Генрих повернулся ко мне и попытался улыбнуться, — я все понимаю. Ты правильно поступил. Просто Филипп спас меня там, на лесопилке. В первый день, когда нас только туда привезли, я, увидев ту миску помоев, которую нам дали вместо ужина после целого дня работы… В общем, я не стал есть. Тогда полицаи принялись меня бить. А Филипп бросился на помощь, и полицаи, оставив меня, переключились на него. Чуть до смерти не забили. Я потом его три дня выхаживал — он и на ногах-то еле стоял, работать совсем не мог. Вот так… А теперь…

— А теперь, — перебил я его, — он спас тебя снова. И не только тебя. К тому же никто их с Семеном мертвыми не видел. Но если они все же убиты, мы за них отомстим.

Мы посидели немного молча, а потом голосом, в котором зазвенела злость, я продолжил:

— Жестко отомстим. — Я повысил голос, чтобы слышали все: — За каждого убитого нашего мы будем убивать по два… нет, по десять немцев. И убивать так, чтобы остальные потом боялись даже собственной тени. Террор я им обеспечу!

Славко и Казик вернулись через три дня. За это время мы уже успели перейти на новое место и даже немного там обжиться. Новый лагерь был разбит на небольшой, заросшей лесом возвышенности, у подножия которой журчал ручей. Все то время, пока мы ждали врача, Ляля ни на шаг не отходила от Антона, ставя ему компрессы и успокаивая, когда тот начинал особенно сильно метаться в бреду. Она же всем нам, кто был ранен, меняла повязки и вообще — взяла на себя обязанности медсестры. Глядя, как девочка хлопочет над Антоном, или на то, с каким серьезным лицом перематывает мою раненую руку чистой тряпкой, даже не верилось, что ей всего двенадцать. Похоже, война, продлившаяся пока еще лишь несколько месяцев, и все перенесенные тяготы заставили этого ребенка повзрослеть раньше срока. Ей бы в куклы играть, а не возиться с окровавленными тряпками…

Как бы там ни было, но под конец третьего дня Алик и Ян, посланные встречать возвращающихся ребят, вернулись в лагерь. Позади них спокойно шел лысый мужчина с пышными усами, среднего роста, в абсолютно дико смотревшемся в этих лесах костюме с тонким галстуком, в поблекших от дорожной пыли туфлях и с небольшим саквояжем в руках. За ним гордо вышагивали выполнившие свое задание Славко и Казик.