Тотальное преследование - Николай Басов

Они успели выбежать. Дедка видно не было, а на углу, где он находился, уже высветились фары машины, которая собиралась сюда сворачивать. «Опять за мной», – понял Том и ничего больше не почувствовал. Все осталось там, на кухне, где он не доел борщ. Или в прихожей, под знакомым светильником в виде большой тарелки, где так неудачно пробовал поцеловать Лару.

Они не успели спрятаться сами, их затащили в подворотню небольшой арочки, какие любили строить в этих старых сталинских домах в три-четыре этажа, Чивилихин и Кенарь. Светловолосый Кенарь уже прижимал, закрывая своим темным ватником, Вешку. А Том, когда оторвался от Чивилихина, все же попытался выглянуть, чтобы понять, что же происходит.

Машины уже подъехали к подъезду Лары и резко тормозили. Их было пять. Из них выскакивали люди в темно-красных, тяжелых, почти зимних комбинезонах. У большинства из них в руках было оружие – не всегда парализаторы, хватало и более мощных пушек, которые действовали только на убой. Правда, тяжелые стволы были только у ребят в черной форме, у которых даже в полутьме улицы можно было прочесть надпись на спинах, выведенную флюоресцентной краской, – «секурит».

И Том вспомнил: то ли на румынском, то ли на другом ломанном латиноподобном языке так называлась служба безопасности. Все окончательно стало плохо.

Ларису вывели, причем с ней явно не церемонились, сильно толкали в спину и не позволили даже шапочку надеть, от чего волосы женщины растрепались. Кто-то из типов в красном кричал на нее, кто-то командовал негромким голосом.

– Как они узнали? – прошептал Чивилихин на ухо Тому.

А Извеков уже отлично знал, что произошло. Лета, вредная девчонка, которая всегда рассматривала его переселение к ним как откровенную матушкину блажь, которая даже ревновала Ларису к нему, пусть и по-своему, по-детски, решила избавиться от него, раз уж он стал бесполезен для нее и матери. И к тому же – как она поняла, подслушав кое-что из его рассказа, – даже опасен, ведь теперь он пытался склонить мать к участию в чем-то противозаконном, обещающем сплошные неприятности… И позвонила, чтобы его от них убрали.

Впрочем, была еще одна версия. Возможно, тот чип, что был зашит под кожу Ларисе и через который можно было считывать ее окружение, как однажды получилось с самим Томом, сработал как сканер. И когда они с Вешкой появились, он дал сигнал… Вот только это требовало наличия довольно сильной аппаратуры с людьми в режиме постоянного наблюдения, и вряд ли для поимки такой мелкой рыбешки, как Том, имело смысл привлекать такую технику и персонал. «А значит, все же Лета», – подумал Том.

Но говорить об этом было нельзя. Следовало сделать так, чтобы Ларису и Лету вот эти «партизаны», от которых действительно можно всего ожидать, оставили в покое. Поэтому он отозвался с деланым раздражением:

– Откуда я знаю? Может, у них камера наблюдения за квартирой была где-то устроена. – Он подождал, пока Чивилихин посмотрит на Вешку, но та бодро кивнула, подтверждая. Когда все снова посмотрели на Тома, он добавил для верности: – Выяснить, где я жил, где могу появиться после побега из пансионата, – не такая уж немыслимая для них задача.

Тогда Чивилихин медленно отстранился от Извекова и спрятал нож, который, как оказалось, был прижат к его печени и которым молчун, кажется, собирался его кончить. Так просто, на всякий случай, от непонятности происходящего. Но пока он позволил Тому вздохнуть и жить дальше.

– Если соврал… – все же начал он. Но его прервала Вешка:

– Он сам сбежал и первый машины услышал. Как ты можешь ему не верить?

– Машину в квартире услышал? – Кенарь покачал головой. – У них хорошие машины. Даже я ничего не понял, а у меня слух лучше, чем у вас всех.

– Может, это… его жена? – спросил Чивилихин, недобро прищурившись, обращаясь к Вешке.

– Дурак! – Девушка уже пришла в себя, поправляла платок и смотрела, как всегда, с вызовом и чуть раздраженно. – Они любят друг друга. Я там недолго просидела и то поняла. К тому же она от него ни на шаг не отходила, добраться до телефона не могла, ручаюсь.

– Ручайся-ручайся, – пробурчал Кенарь, – пока тебя в их кутузку не забрали. Знаешь ведь, что они с такими, как ты, делают.

– На мне крови мало, на тебе больше. – Но это Вешка уже огрызалась, отбрехиваясь на свой манер.

Секуриты постояли, покурили, потом забрались в свои машины и уехали. Обыскивать даже ближайшие дома не стали.

– Все равно, – тряхнул головой Кенарь, – выбираться будем на другую улицу через этот двор. Заборы тут не шибко высокие.

– Надо подальше уйти, – сказал Чивилихин. – Здесь они, может, и не осматривались, зато по городу уж точно нас ищут.

– Нужно в трущобы идти, – сказал Том. – Там даже эти машины лишний раз не показываются.

– Ладно, ты здешний, вот и думай, где отсидеться. Может, теперь нам нужно на неделю залечь где-то… в каком-нибудь брошенном здании. – Кенарь очень хотел убраться из города, но предложение его было разумным.

– Есть одно. И может статься, нам даже помогут со жратвой, – сказал Том, вспомнив свою прежнюю общагу и дедка Кирилыча, которого там оставили на вахте. – Только заплатить придется. Но отсидеться можно.

8

Общежитие кораблестроительного завода, в котором Том так славно некогда жил, стояло такое же запущенное, нежилое, как и после войны. Не было даже намека на прежних оболтусов, что лишь подтверждало предположение Извекова: охранники, с которыми он подрался тогда, были липовые, из какой-нибудь местной бандочки, положившей глаз и на добро, которое там еще оставалось после Завоевания, и на само здание… Просто эти бандюки не подумали, как все серьезно изменится, когда придут мекафы, действовали из бандитского куража, на всякий случай, и ошиблись, конечно.

Вся компания впятером там прекрасно устроилась, правда, Кирилыч, который вместо вахтера и теперь тут служил, заартачился было, но вперед вышел дедок и очень быстро обо всем договорился. Потолковал, пошептался о чем-то с Кирилычем, потом подкатил к Чивилихину и тоже шепотом, по привычке, потребовал:

– Давай свою волыну, парень.

– Чего? – не понял Чивилихин, но, прочитав приказ в глазах дедка, хмуро отдал свой отличный «токарев», с которым пошел на это дело, и даже с запасной обоймой.

Дедок вернулся к вахтеру и отдал ему пистолет. Кирилыч оценил, правда, поворчал, что пушка китайская, но дедок заверил его, мол, такие наши и любят, еще по временам бандитской революции, и вахтер смолк. Он впустил их, обогрел, даже кормил неделю за пистолет, вот только из здания выходить не велел.

А Том пару раз от скуки и беспокойства за Ларису порывался к ней сходить – не так ведь далеко, по лесу, бывало, куда больше топать приходилось. Но тут уже все его попросили не гомонить, Вешка предложила, чтобы она, как самая городская с виду, днем как-нибудь сама сходит и проверит. Но и ей Чивилихин не позволил, велел оставаться на месте.

«Ладно, – решил Том, – как-нибудь позвоню по межгороду, сам проверю, вернулась ли Лариса от красномундирных. Все равно помочь ничем не могу, так что можно и не рыпаться». Пережидали каждый по-своему. Чивилихин спал, Кенарь пробовал с вахтером и Томом в карты резаться, но быстро отстал. Том у него выигрывал девять партий из десяти, и нос Кенаря скоро стал багровым от бесконечных щелчков картами. Вешка пробовала подольше спать, как Чивилихин, но скоро сдалась и принялась стряпать, а дважды с Кирилычем даже на рынок ходила, хотя дедок и запретил им вместе показываться – лучше по одиночке продукты покупать. В общем, время провели хоть и без пользы, но спокойно.

А через неделю Кирилыч стал их выпроваживать. Да они и сами уже опухли от безделья и решили двигать. Пошли, однако, осторожно. Том шел с Кенарем, а дедок с Вешкой и Чивилихиным. Решили, что так будет лучше. Ведь Лариса могла проговориться, что Том с девушкой приходил. Поэтому и ему и Вешке даже попробовали изменить внешность: ей перекрасили волосы, а Извекову придумали дурацкую бороду наклеить, которая его совсем не красила, и к тому же кожа под ней чесалась все время. Но все обошлось, и уже через день, как и предсказывал дедок, они сошли с автобуса на остановке между двумя деревнями, откуда можно было отлично дошагать до лагеря. В общем, вывернулись.

Но вот когда они уже собрались отправиться в путь, чтобы углубиться в лес по знакомой просеке, Тома вдруг взяло сомнение. Он опять, в который уже раз, почувствовал что-то, чего и сам рассказать не смог бы, но это было… Он остановился, посмотрел на сосны, на Вешку, на Чивилихина, замыкающего их небольшую цепочку, и серьезно сказал:

– Ребята, нам в лагерь нельзя.

– Ты чего? – не понял Кенарь. – Мы же еще не дошли до куста…

«Ага, – сообразил Том опять же на своем невесть откуда берущемся всеведенье, – значит, не так уж глупо все устроено у Борова. И есть какой-то куст, который является «флажком», знаком о том, что лагерь провален». Но оттуда, где они сейчас стояли, никаких кустов еще не было видно, лишь Кенарь проговорился. А Том об этом и не знал раньше.