Украденный Христос - Дж. Лэнкфорд

– Понятия не имею. Я только заступил на смену. Придется тебе узнавать у…

– Ладно, понял.

Своего заместителя он расспросит попозже.

Сэм открыл дверь квартиры, поставил чемодан и снял плащ. Затем достал сегодняшнюю «Нью-Йорк таймc» и направился в уборную, на ходу переворачивая страницы. Опять там снимки из африканской страны – противницы той, чьим представителям он носил конверты. Фото детей с головами, разрубленными мачете; казалось, кто-то унавозил их телами целое поле. Сэм прочел статью, борясь с тошнотой. Куда, черт побери, смотрели наши? Где звуки горна, где топот кавалерии, спешащей на выручку? Почему их до сих пор нет?

Глава 21

Вторник, середина дня.

Парковая автострада имени Генри Хадсона, Нью-Йорк

Мэгги совсем не ожидала, что роль новой Марии принесет ей богатство. Она сидела в новеньком «рейнджровере» Росси цвета ниагара с песочной обивкой – если верить Франческе. Для Мэгги машина была темно-серой, а сиденья – бежевыми, да и только. До сих пор доктор Росси твердил, что машина ему не нужна, но, поскольку предстояло на девять месяцев затаиться, пришлось купить.

Сидеть было очень комфортно, даже сзади, однако снаружи машина казалась чугунной – этакая помесь танка с лимузином. В багажник загрузили четыре коробки вещей из лаборатории доктора плюс несколько чемоданов, включая его кожаный кейс и набор сумок мисс Росси, сшитых по индивидуальному заказу. Все пожитки Мэгги из ее спальни на Пятой авеню уместились в одной кошелке. Ей было необязательно возвращаться домой – попугаев или кошек она не держала, а из родни извещать было некого. Доктор Росси обещал придумать какую-нибудь историю для ее подруги Шармины. Потом он усадил Мэгги перед Франческой и сказал, что совещался с поверенным, служившим им еще до того, как погибли родители, и решил вручить ей, Мэгги, две кредитных карты и удвоить жалованье, а поверенный, кроме того, положит на ее счет пятьдесят тысяч, как только она забеременеет. Следующим шагом ей предложат подписать два комплекта бумаг: один – с обязательством Росси оформить частичное опекунство на ребенка, второй – с гарантией пожизненных выплат, если она благополучно родит в течение пятнадцати месяцев.

Итак, ее ждет безбедная жизнь.

И все же один пункт продолжал Мэгги беспокоить. Контракт требовал, чтобы она была совершенно здорова для проведения эксперимента. В лаборатории Росси не нашлось подходящего оборудования, чтобы провести медосмотр, так что его отложили до прибытия в Клиффс-Лэндинг.

Пока «ровер» мчал на север, Мэгги вела мысленный разговор с Богом по поводу собственного давления. Оно теперь то и дело прыгало вверх – очевидно, из-за пристрастия к жареному, от которого Мэгги, несмотря на советы врача, так и не смогла отказаться. Сейчас, глядя на текущую под мостом реку, она просила о чуде. Если только Господь удержит ее давление в норме во время проверки, она обещает проститься с отбивными, куриными грудками и кукурузой с маслом… Даже хворост перестанет готовить, лишь бы все прошло гладко.

Миновали Сто двадцать пятую улицу. Здесь начинался Гарлем. Река скоро исчезла за «Ривербэнк-стейт-парком», красовавшимся на месте бывшей свалки. В ответ на жалобы местных жителей городские власти залили здесь все бетоном, покрасили и соорудили баскетбольную площадку. «Помойка, загримированная под стадион,– вот символ моей прошлой жизни»,– подумала Мэгги. Отныне никаких наркоторговцев по пути домой, никаких голодовок ради обалденной шляпки. Скучать она будет лишь по Шармине и привычной церкви, где все со всеми здороваются, даже бандиты и сутенеры. «Однажды мое дитя их спасет»,– мечтала Мэгги и радовалась своим мечтам.

Машина свернула на мост Джорджа Вашингтона и подкатила к скалистому побережью Нью-Джерси. Величественные уступы, тянущиеся вдоль реки, дали название ближайшей дороге, парковой автостраде Палисейдс.

Доктор Росси кивнул на Гудзон и сказал:

– Индейцы называли его Шатемук, что значит «река, текущая в обе стороны». У него два прилива и два отлива, один подъем – один спад, во время которых река меняет направление.

Поперек дороги буро-белой молнией метнулся олень. Миг – и он скрылся в лесу на противоположной обочине. Путь Мэгги был столь же рискован, как прыжок оленя через автостраду. Как и Шатемук, она делала крутой поворот в жизни, надеясь, что обратного хода не будет. В следующий раз ей хотелось пересечь эту реку с младенцем на руках.

Мэгги закрыла глаза и молилась до тех пор, пока не почувствовала, как «ровер» замедлил ход у поворота на Клиффс-Лэндинг. В прежние времена Росси возили ее сюда убирать и готовить, когда приезжали на выходные. Кое-что вспомнив, Мэгги подалась к правому окну и поискала глазами щит, который неизменно их встречал. На нем была надпись «Скунсова Падь» и дата – в память о деревушке со смешанным населением, существовавшей здесь сто лет назад. Вон там стояла церковь, где служил чернокожий священник, которого здесь называли Дядюшка Билли Томпсон. Мэгги решила наведаться в брошенную деревушку во время прогулок – ей ведь придется помногу гулять, как и всем беременным, если только она пройдет медосмотр.

Рядом с пресвитерианской церковью доктор по обыкновению сбавил ход. Пастор стоял на лужайке, и Франческа ему помахала. Церковь располагалась посередине Клиффс-Лэндинга и, как когда-то в Скунсовой Пади, являла собой средоточие сельской жизни. Если жителям и приходилось где-то встречаться, то именно в этих белокаменных стенах, знак над которыми привечал всех без исключения. Конечно, церковь на Сто тридцать первой была роднее, но и эта неплохо ее заменит.

Миновав ее, «ровер» свернул вправо, где дорога раздваивалась и начинала то срываться в овраги, то взлетать на кручи, подпираемые старыми каменными стенами. Большая часть улочек оканчивалась у самого Гудзона или бежала вдоль скалистого берега. Среди деревьев проглядывали грубоватые сельские дома, порой размером с небольшую усадьбу.

Минута – и машина уже шуршала по гравийной дорожке, начинавшейся после спуска с Лоуфордлейн и короткого проезда через лесополосу. Остановились они у подобия низкой каменной стены. По правде говоря, это и был дом, большая часть которого спускалась в овраг и была невидима сверху. Вдоль фасада шла дорожка из круглого плитняка. Но вот дверь открылась, и появился смотритель, которому доктор Росси звонил перед выездом.

– Ага, приехали,– произнес старик, надевая фуражку и застегивая на пуговицы синюю штормовку.

– Здравствуй, Джордж,– поприветствовал его доктор.– Как дела с домом?

– Порядок! Я здесь все протопил и прибрал к вашему приходу. Вещи доставлены, приборы установлены. Уборку нынче утром закончили. Вам помочь с багажом?

– Нет, справимся сами,– ответил Росси.

Джордж обошел машину и откозырял Франческе и Мэгги.

– Заходи как-нибудь,– пригласил старика Феликс.– Посмотришь, как мы устроились…

– Спасибо. Зайду, как не зайти,– отозвался Джордж.

Так уж здесь было заведено: старожилы всегда приглашали друг друга в гости, но ни у кого не хватало нахальства приходить.

Чемоданы занесли в прихожую, одна стена которой была деревянная, другая – каменная, а с потолка свисала на цепи кованая люстра. Феликс вернулся к своим коробкам, а Мэгги и Франческа прошли по вязаному коврику, свернули налево, спустились по двум полированным ступенькам у порога гостиной, и… Всякому, кто попадал сюда впервые, казалось, что он в лесу, потому что задняя стена гостиной была целиком из стекла – от пола до потолка пяти с лишним метров высоты.

Сама комната поражала размерами. В дальнем углу стоял кабинетный рояль, а с ним рядом на возвышении располагалась открытая библиотека. Чуть ближе, почти в центре, был устроен открытый камин с уходящей вверх черной трубой, а на переднем плане – бар из тикового дерева в едином стиле с потолком и обшивкой. То тут, то там гостей встречали мягкие диваны и кресла.

От вида из гигантского окна просто захватывало дух.

Кряжистые перекрученные стволы деревьев, поросшие плющом и мхом, в сочетании с полосой неба над ними создавали ни с чем не сравнимый пейзаж, которым Мэгги не уставала восхищаться. Деревья уходили вниз, к прибрежным скалам, а за ними тек Гудзон. Девушка боялась представить, сколько стоит такой дом, и просто радовалась, когда выпадала возможность приехать сюда еще раз. Теперь же ей предстояло в нем жить.

– Здесь нас не найдут? – спросила она Франческу.

– Куда им! Только если сильно постараются. Фактически дом все еще записан на Энею, хотя им пользовалась вся семья. Больше мы нигде не отдыхали, не то чтобы в Нью-Йорке это нам часто удавалось. Так что, если ты никому не говорила о нем…

– Я? Вы ведь велели молчать, вот я и молчала.

– Собственно, к чему нас вообще кому-то искать? Если бы тот репортер что-нибудь знал, то уже рассказал бы. Никому, кроме нас, не известно, что Феликс связан с плащаницей или что плащаница имеет отношение к клонированию. Можете играть в безумного гения и его ассистентку сколько захотите – все останется в тайне.