Историческая правда или политическая правда? Дело профессора Форрисона. Спор о газовых камерах - Серж Тион

Агрессивность и искажение правды по отношению к той или иной социальной, национальной, культурной или сексуальной категории это наша повседневная участь. Тысяча рассказов, тысяча ненавистей, тысяча несправедливостей болезненны для тех, против кого они направлены.

Современные тартюфы есть во всех партиях, идеологии не имеют значения. Все они за то, чтобы отказать проповедникам ненависти в праве выражать свое мнение. Следуя этой логике, нужно предать суду большую часть французского общества, запретить многие газеты, начиная с "Минют", "Юманите", "Котидьен дю пепль", "Орор" и т. д. Конечно, это немыслимо и недопустимо. Этому не было бы конца. В основе подобных призывов к запретам — нежелание смотреть реальности в лицо, слушать ежедневно миллиарды слов, отражающих состояние общества, пораженного гангреной расизмов всех видов.

Что же, юстиция остается конечным прибежищем и ей нужно доверить управление всеми общественными организациями, газетами, мнениями и идеями? Так недалеко и до всевластия судей. Это было ужасно, когда речь шла о запретах на профессии и в Германии, но это перестает быть ужасным, когда речь заходит о расизме всех видов.

Запрещать пропаганду расизма, значит просто загонять его в подполье. В результате мы получим больше покушений, больше убийств. Спираль всевластия судей бесконечна. Все знают, что запреты имеют тенденцию становиться общим правилом, они порождают насилие, а то, в свою очередь, — новые запреты. Насилие не должно прийти на смену слову. Если уж выбирать, то пусть лучше антисемиты и расисты всех видов высказывают свои мнения, а не осуществляют их на практике.

Все в конечном счете сведется к страху сторонников всеобщих запретов в случае проявления ими терпимости обнаружить, насколько наше общество пропитано расизмом всех категорий. Помимо своей гордыни, они потеряли бы иллюзию, будто живут в асептическом обществе без конфликтов и конфронтации, без риска и правды, в обществе кастрированных граждан, не способных к мятежу.

Не мешайте нам видеть Францию такой, какая она есть! Мешать этому значит способствовать распространению расизма под сурдинку, в тени официального единодушия. Чем это кончится, рассказывает история об ученике чародея: "Завтра наступит разочарование и всеобщее удивление".

Во многих отношениях эта статья была оскорбительной для Фориссона. Но она интересна тем, что, в отличие от обычных комментариев, она исследует последствия свободы слова, включая право на бред, и не поступается принципами в тот момент, когда их применение становится трудным. Единственная гипотеза, которая в ней не рассматривается: нет ли в словах Фориссона еще кое-чего кроме бреда? Как мы увидим далее, на этой позиции "Либерасьон" и застряла.

Но возвратимся к Фориссону. Двое его бывших учеников послали письмо, напечатанное в "Либерасьон" от 9-10 декабря 1078 г., в котором они высмеяли нападки прессы на их учителя. Оно заканчивалось так: "Что касается нас, бывших учеников "презренного Фориссона", то он научил нас быть врагами империализма, фашизма и расизма всех видов и выступать за свободу обсуждения, за право на исследование и сомнение".

Университетские власти вынуждены были признать, что ни один студент никогда не жаловался на своего профессора. У этих бедных, наивных юношей и девушек никогда не возникало ни малейшего подозрения, что их учитель — "вредный" человек (как сказала Алиса Сонье-Сеите по РТЛ 18 ноября 1078 г.). Многие даже выражали ему свое уважение и поддержку, явно, по несознательности.

Новое измерение придало этому делу коллективное письмо, опубликованное в "Либерасьон" 22 января 1979 г., под заголовком "Знаете ли вы Рассинье?" в ответ на статью Ж. П. Пьер-Блоха. Этот вопрос для тех, кто читал Рассинье, стал снова актуальным благодаря делу Даркье де Пельпуа и делу Фориссона.

"Заявления одного особенно одиозного кретина, опубликованные, неизвестно почему, снова заставили говорить о военных преступлениях и преступлениях против человечества, совершенных во время Второй мировой войны, т. е. нацистских преступлениях, потому что их совершали только нацисты и их сообщники (?!). Но этот Даркье де Пельпуа личность столь одиозная, а его мысли столь скудоумны, что необходимые дебаты с самого начала опустились на столь низкий уровень, что не имело смысла участвовать в них в такой форме и в тот момент.

Однако статья Пьер-Блоха, депутата ЮДР от Парижа в "Матэн" от 22 ноября 1078 г., откуда мы взяли фразу: "Ложь всегда оставляет следы", статья, в которой Даркье де Пельпуа отождествляется с Полем Рассинье, автором многих книг и статей о немецких концлагерях, заставляет нас взяться за перо.

Пьер-Блох имеет право в своем личном мировоззрении отождествлять кого угодно с кем угодно, но он не имеет права основывать это отождествление на лжи.

Пьер-Блох пишет на страницах "Матэн":

"Тезис, который использует Даркье де Пельпуа, это тезис фальсификатора Рассинье, осужденного юстицией нашей страны по требованию ЛИКА за его отвратительную ложь. Это тезис Р. Фориссона, профессора 2-го Лионского университета".

Что касается Фориссона, то мы не знаем о его тезисах ничего, кроме слухов, и ждем, когда волнение уляжется, чтобы принять их во внимание и обсудить, если они того заслуживают. Что же касается Даркье де Пельпуа, то если бы у него появились шансы снова принести вред, мы считали бы хорошими любые средства, способные этому помешать.

Но в том, что касается Поля Рассинье, весьма двусмысленная формулировка Пьер-Блоха заставляет думать, будто Рассинье был осужден французской юстицией за его книги. В действительности ЛИКА так и не добилась его "осуждения юстицией нашей страны за его отвратительную ложь" по той простой причине, что все было наоборот: это Рассинье вчинил иск за клевету издателю "Друа де вивр", органа ЛИКА, который назвал его "агентом нацистского Интернационала". На этом процессе, подробный и очень объективный отчет о котором был напечатан в "Монде" 7 октября 1964 г. свидетели защиты "восхваляли Рассинье как пацифиста, социалиста с анархическим уклоном и человека с "болезненным чувством истины", как сказал Раймон Жуффр де ла Праделль. Никакие доказательства связи Рассинье с нацистами, старыми или нео, представлены не были.

Тем не менее Рассинье отозвал свой иск, и Бернар Лекаш был освобожден от ответственности.

Таким образом, утверждение Пьер-Блоха абсолютно ложно.

Как же можно ему верить, когда он позволяет себе назвать Рассинье фальсификатором, ничем это не доказав, не приводя ни единой цитаты, которая подтверждала бы обвинение Рассинье в фальсификации?

Мы внимательно читали потрясающие книги Рассинье и не обнаружили никаких фальсификаций и ничего, что оправдывало бы отказ от обсуждения его тезисов.

В конце своей речи на этом процессе адвокат Рассинье сказал: "Можно оспаривать тезисы Рассинье, возражать им, даже бороться против них, но такой язык, как у Лекаша, недопустим". А Пьер-Блох говорит именно таким языком, и на страницах "Матэн", и в недавней передаче по телевидению.

Эти утверждения тем более опасны, что они порождают настоящую кампанию самообмана. Например, Виансон-Понте написал в "Монде" от 3–4 октября 1978 г. ту же ложь: "ЛИКА добилась в 1964 г. осуждения одного из этих клеветников, П. Рассинье". Статьи из того же "Монда" за 1964 г. опровергают это утверждение.

Прежде чем начать спор по существу, напомним, что Рассинье был до войны коммунистическим активистом, душой газеты "Травайер де Бельфор", что он рано порвал со сталинизмом и был связан с группой "Пролетарская революция" Монатта, Росмера и Лузона, а также с кружками коммунистов-демократов той эпохи и с независимой коммунистической федерацией Востока. Вместе с майором Льерром и Жоржем Бидо он создал первую эффективно действующую сеть Сопротивления — движение Либерасьон-Нор и помогал, в частности, преследуемым евреям. Он основал подпольную газету "IV республика", о которой сообщали лондонское и алжирское радио. 19 месяцев он провел в лагерях Бухенвальд и Дора и стал вследствие этого на 95 % инвалидом. Он имел удостоверение участника сопротивления, серебряную медаль и бант Сопротивления, но никогда не носил своих наград.

На протяжении 15 лет он был генеральным секретарем федерации социалистов района Бельфор. Он был депутатом-социалистом 2-го Учредительного собрания. С 50-х годов он сблизился с пацифистами и анархистами. После 1968 г. Рене Лефевр, издатель "Кайе Спартак", рассказал нам, что за несколько лет до того встретил Рассинье на ежегодном банкете группы "Пролетарская революция". По его словам, Рассинье был очень огорчен нападками на него и тем, что его тезисы используют крайне правые. Но он не утратил своей решительности. Нам не удалось встретиться с ним, после того как его книги привлекли к себе наше внимание. Мы знаем, что он умер, но не знаем точную дату его смерти.