Орудие Немезиды - Стивен Сейлор

Экон кинулся к самой высокой из соседних скал, вскарабкался на нее, цепляясь пальцами за выступы, и стал пристально всматриваться в лабиринт между каменными глыбами. В какой-то момент лицо его оживилось, но тут же снова помрачнело. Не отрывая глаз, он помахал мне рукой. Потом потрогал свой подбородок и волнистым движением опустил руку вниз. Я разгадал этот жест:

— Длинная борода? — проверил я свою догадку. Он кивнул. — Уж не думаешь ли ты, что этот всадник — философ Дионисий? — Экон кивком подтвердил мои слова. — Ничего себе! Ты хорошо его видишь?

Экон нахмурился и покачал головой. Потом просиял снова. Он воспроизвел пальцем дугообразную траекторию полета стрелы, упавшей далеко впереди. А потом уже знакомым мне движением руки изобразил косы Олимпии.

— Ты видишь девушку? — Он утвердительно кивнул, но тут же покачал головой, поскольку она, наверное, исчезла из поля его зрения. — По-твоему, философ гонится за ней? — Экон довольно долго смотрел вперед, не отрывая глаз, а потом взглянул вниз, на меня, с выражением серьезной тревоги и медленно кивнул, подтверждая эту мысль. — Странно. Очень странно. Если больше ничего не видно, слезай оттуда.

Экон еще довольно долго всматривался в каменный хаос, а потом спустился со скалы и тут же устремился к лошадям, указывая на поводья.

— Ехать за ними? Не будь смешным. Нет никаких причин думать, что Дионисий хочет причинить ей какой-нибудь вред. Да, возможно, он вовсе и не преследует ее. Да, странно, конечно, что он едет по едва заметной тропе. А может быть, он следит за нами, а вовсе не за Олимпией, и тогда мы его провели.

Мои соображения не удовлетворили Экона. Он раздраженно скрестил руки.

— Нет, — твердо сказал я. — Мы не поедем за ними. Теперь Олимпия уже в Кумах. Вообще такая сильная девушка, как Олимпия, вряд ли нуждается в защите от такого седобородого старика, как Дионисий.

Экон наморщил брови и поддал ногой какой-то камешек. Но через мгновение замер как вкопанный и тут же обернулся. Раздался голос, вызвавший странную тревогу, — грубоватый, хриплый, мало похожий на голос женщины. На говорившей была накидка с капюшоном кроваво-красного цвета, и она стояла, спрятав сцепленные руки в широких рукавах.

— Назад, мальчик! Девушка в безопасности. Другое дело вы, вторгшиеся сюда пришельцы, которым угрожает опасность, пока бог не взглянет на ваши обнаженные лица и не решит, поразить ли вас молнией или же открыть вам уши, чтобы вы услышали голос Сивиллы. Итак, наберитесь оба мужества и следуйте за мной. Пошли!

Глава двенадцатая

Когда-то, давным-давно, у римлян был царь по имени Тарквиний Гордый. Однажды в Рим пришла колдунья из кумской пещеры. Она предложила Тарквинию купить у нее девять книг. Книги эти были сделаны так, что страницы их могли быть уложены в любом порядке. Тарквинию это показалось очень странным. Кроме того, написаны они были по-гречески, но колдунья уверяла, что эти книги предсказывали будущее Рима. Тот, кто их изучит, говорила она, поймет все те странные явления, посредством которых боги являют свою волю на земле — вроде тех, например, что гуси зимой летят на север, вода вспыхивает пламенем или что петухи кукарекают в полдень.

Количество золота, которое она запросила, показалось ему слишком большим. Он отослал ее, сказав, что царь Нума учредил культы и ритуалы римлян, жрецы знают, как истолковывать волю богов.

В ту же ночь над горизонтом поднялись три огненных шара. Людей охватила тревога. Тарквиний призвал к себе жрецов, но, к их большому огорчению, объяснения найдено не было. На следующий день колдунья снова посетила Тарквиния и сказала, что предлагает ему купить шесть книг мудрости. Она запросила ту же самую цену, которую просила накануне за все девять книг. Тарквиний пожелал узнать, что случилось с тремя другими книгами, и колдунья сказала, что ночью их сожгла. Возмущенный тем, что она потребовала за шесть книг столько же, сколько он отказался заплатить за девять, царь прогнал ее снова.

В ту ночь над горизонтом встали три скрученных столба дыма, гонимые ветром и освещенные лунным светом, как предвестники несчастья. Опять на земле началась паника, так как люди подумали, что это знак. Тарквиний еще раз созвал священников. Сбитые с толку, те опять не смогли ничего ему объяснить.

На третий день колдунья явилась к царю снова. Она сказала ему, что ночью сожгла еще три книги, и теперь предлагала купить последние три за ту же цену, которую просила первоначально за все девять. Хотя это очень рассердило Тарквиния, он заплатил требуемую сумму.

Таким образом, из-за колебаний Тарквиния книги Сивиллы дошли до людей только в отрывках. Будущее Рима стало возможно предсказывать лишь весьма приблизительно, и расшифровка предсказаний и предзнаменований бывала не всегда точной.

Книги Сивиллы стали предметом благоговейного поклонения. Они пережили римских царей и стали самым священным достоянием римского народа. Сенат предписал своим декретом хранить их в каменном сундуке, глубоко под землей, в Храме Юпитера на Капитолийском холме, возвышавшемся над Форумом. К этим книгам обращались во времена бедствий. Тех, кто удостаивался права изучать эти книги, обязывали под страхом смерти держать их содержание в тайне, даже от Сената. Однако один любопытный факт, связанный с этими текстами, стал общеизвестным. Они были написаны акростихом. Начальные буквы каждой строки, прочитанные сверху вниз, раскрывали содержание целого стиха. Десять лет назад, при последних конвульсиях гражданских войн, грандиозный пожар, охвативший Капитолий и уничтоживший Храм Юпитера, добрался до каменного сундука и превратил в пепел книги Сивиллы. Сулла обвинял в поджоге своих врагов, они обвиняли Суллу. Так или иначе, это отнюдь не способствовало благоприятному началу трехлетнего правления диктатора. Сенат разослал специальных посланцев по Греции и Азии для поиска священных текстов взамен утраченных Книг Сивиллы. Официально это было сделано, к полному удовлетворению как жрецов, так и Сената. Для почитателей же божественного промысла возможности обмана и мошенничества были очевидны.

За Сивиллой из Рима никто не послал. Разумеется, был бы смысл обратиться к источнику, чтобы восстановить сокровенные книги, но Сенат воспротивился этому.

В окрестностях Залива Сивиллу по-прежнему почитали, в особенности жители старых греческих городков. Сивилла не имеет пола, она, или, если быть точным, «оно», представляет собой некую посредническую силу между человеческим и божественным, способную вступать в соприкосновение с обоими мирами. Когда Сивилла вселяется в одну из своих жриц, эта жрица обретает способность говорить голосом бога. Такие оракулы существовали с самой зари времен повсюду — от Персии до Греции, и в таких обширных старых греческих колониях, как Кумы, но они никогда не воспринимались бесповоротно римлянами. Всего известно двенадцать Сивилл, из которых самой почитаемой была Кумская. Местные крестьяне до сих пор приносили в дар Сивилле скот и деньги, но она не была в фаворе у модной римской элиты, поселившейся в виллах, построенных на самом берегу моря. Те предпочитали набираться мудрости у посещавших их философов и покровительствовать официальным храмам Юпитера и Фортуны в форумах Путеол, Неаполя или Помпей.

Я не удивился, увидев, что храм Аполлона, примыкающий к усыпальнице Сивиллы, находился в состоянии заметного упадка. В центре его на мраморном пьедестале возвышалась бронзовая статуя Аполлона. Окрашенные в красные, зеленые и темно-оранжевые цвета колонны поддерживали круглую крышу, внутренний свод которой был разделен на треугольники с изображениями Аполлона, а также сцен из наиболее почитаемых мифов. Изображения на многих были трудно различимы, другие же были недавно переписаны и сияли яркими красками. Реставрация продолжалась, и я догадывался, руки какой женщины оживили роспись.

Храм стоял в глухом месте, окруженный с трех сторон стенами из плохо отесанного камня. Это было единственное плоское место на крутом склоне холма, покрытого валунами. Каменные глыбы казались застывшей в стремительном движении лавиной и давно поросли причудливо извитыми деревьями, деформированные сучья которых протягивались во все стороны, словно стараясь удержаться от падения. Жрица шла впереди, как воплощение безошибочного чувства равновесия, не оступаясь, тогда как мы с Эконом следовали за ней, спотыкаясь, скользя и цепляясь за ветви деревьев, а из-под наших ног срывались и с шумом скатывались по склону потоки щебня.

Место это было скрыто от глаз и защищено от ветра. Вокруг царила торжественная тишина. Мы как будто плыли через какую-то таинственную смесь мрака и солнечного света.

Внутри храма жрица повернулась к нам лицом. Черты его оставались в тени от надвинутого капюшона. Голос, которым она говорила с нами, был лишен красок и одновременно поражал своей глубиной.