Орудие Немезиды - Стивен Сейлор

— Да? И что же обещает будущее этому дому и его обитателям?

— Я не знаю, что именно, но ничего хорошего… Но я не ответила на ваш вопрос, Гордиан. Нет, Луций не был ни порочным, ни злым. Он был никаким. Не прозорливым, не энергичным, не честолюбивым… Если бы не Красс, они с Гелиной давно бы умерли с голоду.

— Но вилла и сотня рабов далеки от голодной смерти.

— Самому Луцию ничего из всего этого не принадлежало! Насколько мне известно, его доход полностью уходил на содержание этого дворца и на поддержание видимости большого богатства. При его связи с Крассом любой другой давно обеспечил бы себе независимость и состояние. Только не Луций. Он довольствовался малым, принимал то, что ему давали, и не требовал большего. Несомненно, что рука, возвысившая его, его же и подавляла. Красс свыкся с мыслью о том, что Луций так и будет оставаться раболепствующим, «вечно благодарным» бедным родственником. Разумеется, Гелина заслуживала лучшего. Но теперь она полностью во власти Красса и даже не может решать, жить ли ее собственным рабам, или же умереть.

— А если с этим обойдется?

Иайа ничего не ответила. Мы молча обошли бассейн.

— Несмотря на то что они были столь разными, думаю, что Гелина очень страдает из-за смерти мужа, — тихо заговорил я. — И будет страдать еще больше, если Красс осуществит свой ужасный план.

— Да, — отозвалась Иайа отсутствующим голосом. — И она будет не одинока в своем страдании.

— Разумеется. Если в этом доме останется кто-то, убивший Луция, он не сможет спокойно смотреть на то, как вместо него перережут столько людей.

— Не людей, — поправила она, — рабов.

— И тем не менее…

— Что касается смерти даже девяноста девяти рабов, то разве их смерть по прихоти знатного и богатого человека не обычное дело в Риме?

Ответа на этот вопрос у меня не было. Я оставил ее у бассейна, неотрывно смотревшую в его сернистые глубины.

В вестибюле Экон стоял на лесах со щеткой в руке, а Олимпия — за его спиной и, мягко положив руку поверх его кисти, осторожно направляла его руку.

— Одним круговым движением наносите ровный тонкий слой, — говорила она.

— Эй, Экон, — окликнул я его, — мне и в голову не приходило, что у тебя талант художника!

Он начал наносить лак. Олимпия смотрела через его плечо, весело улыбаясь.

— У него очень твердая рука, — заметила она.

— Я в этом не сомневаюсь. Но думаю, что нам пора идти. Слезай, Экон.

Он проворно спустился и, раскрасневшийся и украдкой поглядывающий через плечо, направился со мной к портику, выходившему на улицу.

— Ты что ей навязался или Олимпия сама пригласила тебя к себе на помост?

Экон показал, что верно было последнее.

— И она встала почти вплотную, обхватив тебя рукой? — Он мечтательно кивнул, а потом нахмурился, увидев мое неудовольствие. — Я бы не решился довериться дружелюбию этой девушки, Экон. Не будь глупцом, я тебя не ревную. Просто в том, как она улыбается, есть что-то, отчего становится не по себе.

Нас сзади окликнул чей-то голос, и, обернувшись, я увидел Метробия и Сергия Орату, каждого в сопровождении раба.

— Вы тоже в бани? — спросил зодчий, подавляя зевок, что говорило о том, это он только что проснулся.

— Да, — ответил я. — Почему бы и нет?

Пока Ората с Эконом расслаблялись в горячем бассейне, я принял предложение Метробия вместе пойти к массажисту. Раздевшись, мы расположились рядом на тюфяках в раздевалке. Занявшийся нами раб был высоким и худым, с необычайно сильными руками.

— Будь я богатым, — пробормотал я, — занимался бы этим каждый день.

— Я богат, — отозвался Метробий, — так и делаю. Как вам удалось обзавестись такой ужасной шишкой на голове?

— О, пустяки. Один дверной проем оказался ниже, чем я рассчитывал. О! Как хорошо! Эти бани чудесны, не правда ли? Мы с Эконом попали сюда вчера, как только приехали. Муммий решил показать нам водопроводную систему. Его массировал тот парень, который пел вчера вечером. Кажется, его зовут Аполлоном. Но боюсь, что этот Аполлон вдвое менее опытен, чем ваш массажист.

— Не знаю, — осторожно заметил Метробий, лежавший на боку, подперев голову рукой, глядя на меня с внезапным подозрением.

— Да? Но вы же такой частый гость этого дома… я думал, что у вас был случай воспользоваться услугами и этого Аполлона.

Метробий хмыкнул и поднял бровь.

— Здесь меня массирует только Моллион. Он — подарок Суллы, с тех пор прошло уже несколько лет. Знает каждую мышцу, каждую хрустнувшую косточку в этом старом уставшем теле. А такой неопытный юнец, как Аполлон, наверняка вызвал бы у меня растяжение.

— Да, я полагаю, что Муммию такая опасность не грозит. Он не слишком-то хрупок. С виду крепкий как бык.

— Да, вы правы.

— По известной причине, Метробий, я не думаю, чтобы вам нравился Марк Муммий, — продолжил я.

— Он мне безразличен.

— Вы ненавидите его.

— Признаюсь. Эй, Моллион, займись-ка мной. С Гордиана пока хватит. — Я лежал, упиваясь блаженством, размякший как вынутое из квашни тесто. Это пришла очередь Метробия пыхтеть и ворчать.

— Почему недобрые чувства коренятся так глубоко? — спросил я.

— Муммий мне всегда не нравился, с первой же нашей встречи.

— Но, очевидно, был какой-то инцидент, какое-то оскорбление.

— О, да, конечно. — Метробий вздохнул. — Это было десять лет назад, сразу после того, как Сулла стал диктатором. Вы помните, как Сулла составил проскрипционные списки и представил их на Форуме, предложив награду каждому, кто принесет ему головы его врагов?

— Хорошо помню.

— То была отвратительная, но неизбежная акция. Республика нуждалась в чистке. Для того чтобы Сулла восстановил порядок и положил конец многолетней гражданской войне, оппозицию нужно было выкорчевать.

— И что должно было статься с враждой между вами и Муммием?

— Поместья врагов Суллы перешли в собственность государства с последующей продажей на публичных аукционах. Нет нужды говорить вам о том, что первыми людьми на этих так называемых публичных аукционах обычно были близкие друзья Суллы и его соратники. Как иначе простой актер вроде меня мог получить виллу на берегу Залива? Но среди этих людей были и другие, стоявшие впереди меня.

— В том числе Муммий?

— Да. Красс был тогда в большом фаворе. По значению ни в чем не уступал Помпею. В конечном счете он перешел границы дозволенного и стал мешать Сулле. Вы наверняка помните один скандал, когда в списки Суллы был занесен некий невинный человек, благодаря чему Красс смог получить недвижимость, принадлежавшую этому несчастному.

— Таких скандалов было множество.

— Да, но Красс был высокородным римлянином, полководцем, героем сражения Квиринальского холма. Сулла лишь пожурил своих подручных. Но еще до этого скандала Красс первым включился во все эти дела, сразу же вслед за Помпеем. Людям Красса благоволили даже больше, чем самым старым друзьям и сторонникам Суллы.

— Таким, как вы сами.

— Да.

— Как я понял, Муммий получил в чем-то лучший кусок, чем вы, а Сулла встал на его сторону.

— Это была одна собственность, получить которую очень хотел каждый из нас.

— Недвижимость? Или же человек?

— Раб.

— Понимаю.

— Нет, вы не понимаете. Этот парень был собственностью некоего сенатора в Риме. Однажды я услышал его пение на одном званом обеде. Он приехал из моего родного Города Этрурии. И пел на диалекте, которому я научился еще ребенком. Его пение трогало меня до слез. Узнав, что его продавали вместе с остальными рабами дома, я поспешил в Форум. Аукционист был приятелем Красса. Оказалось, что приобрести этого парня хотел также Муммий, но вовсе не из-за его пения. Аукционист не обратил внимания на мою просьбу, и Марк Муммий получил весь лот рабов за цену поношенной туники. Как он был доволен. Мы обменялись угрозами. Я вытащил нож. В толпе было полно людей Красса, и мне в конце концов пришлось спасаться бегством. А они свистели мне в спину. Я пришел к Сулле, требуя справедливости, но он отказался вмешиваться. Муммий был слишком близок к Крассу, сказал он, а в тот момент он не мог позволить себе портить с ним отношения.

— Таким образом, Муммий взял верх, и раб достался ему.

— Но этим дело не кончилось. Всего через два года Муммий потерял к нему интерес и решил от него отделаться. К тому времени Сулла умер, и я не имел влияния в Риме. Я написал письмо Муммию, в котором просил его позволить мне выкупить юношу. Так знаете, как он поступил? Он послал письмо по кругу на званом обеде, сделав его объектом для насмешек. А потом пустил по кругу и юношу. И позаботился, чтобы об этом узнал я.

— И что же этот парень?

— Муммий продал его работорговцу, отплывавшему в Александрию. И он исчез навсегда. Моллион! — позвал он. — Сегодня твои руки что-то не помогают!