Невиновный - Джон Гришэм

Рон стоял напротив него, застыв с согнутыми руками, в нелепой позе культуриста, и слушал с безучастным выражением лица. Гэри пытался достучаться до него, но Рон словно бы отсутствовал. Прошло десять минут, Рон не шелохнулся. Вперив взор в потолок, он не издавал ни звука, ни один мускул не дрогнул на его лице. Минуло двадцать минут, Гэри едва сдерживался, чтобы не взорваться. Полчаса спустя Рон сменил позу, но по-прежнему молчал.

К счастью, вскоре появились санитары и увели его в палату. Врачу Рон сказал: «Я захотел приехать сюда, потому что мне сейчас нужно какое-то пристанище». Ему начали давать литий от депрессии и наван – средство, которое используют для выведения шизофреников из психопатических состояний. Но он, как только немного пришел в себя, тут же выписался из больницы вопреки советам врачей и через несколько дней вернулся в Аду.

В следующий раз зять повез Рона в Даллас, в христианскую миссию, специализировавшуюся на реабилитации бывших заключенных и наркоманов. Там его принял духовник Гэри, исполненный желания помочь. Поговорив с Роном, он конфиденциально сообщил Гэри: «Свет в доме его души еще горит, но дома никого нет».

Рону предоставили комнату в миссии. Прощаясь, Гэри сунул ему пятьдесят долларов, что являлось нарушением правил, чего он, впрочем, не знал, и вернулся в Оклахому. Вслед за ним – и Рон. Через несколько часов после того, как поселился в предоставленной комнате, он купил на эти деньги билет на автобус и прибыл в Аду вскоре после Гэри.

Затем его положили в Центральную больницу штата принудительно. 21 марта, через девять дней после выписки оттуда, Рон предпринял попытку самоубийства, проглотив разом двадцать таблеток навана. Как он объяснил потом медсестре, причиной послужило то, что он находился в состоянии депрессии из-за невозможности найти работу. Его привели в стабильное состояние и назначили правильный курс лечения, который он самовольно прервал на третий день. Врачи пришли к выводу, что он представляет угрозу для себя самого и для окружающих, и рекомендовали четырехнедельный курс лечения в стационаре Центральной больницы. 24 марта он выписался оттуда.

По возвращении в Аду Рон нашел комнатенку в маленьком доме на Двенадцатой улице, в западном секторе города. Там не было ни кухни, ни водопровода. Чтобы помыться, он поливал себя из шланга на заднем дворе. Аннет носила ему еду и пыталась заботиться о нем. Однажды, придя к брату, она обнаружила, что у того кровоточат запястья. Рон признался, что сделал надрезы бритвой, чтобы испытать такие же страдания, какие причинил другим. Сказал, что хотел умереть и воссоединиться с родителями, которым принес столько горя. Аннет умоляла его поехать к врачу, но он отказался. Отказался он также отправиться в очередной раз в Центр психического здоровья.

Никаких лекарств он тогда не принимал.

Старик – хозяин дома неплохо относился к Рону: арендная плата была чисто символической, а порой Рон жил и вовсе бесплатно. В гараже стояла допотопная газонокосилка без одного колеса. Рон таскал ее по улицам, стриг газоны за пять долларов и отдавал деньги владельцу дома.

4 апреля в полицию Ады поступил звонок из дома на западном конце Десятой улицы. Хозяин дома сообщил дежурному, что должен уехать из города, но опасается за безопасность семьи, поскольку Рон Уильямсон ошивается по ночам неподалеку. Этот человек явно знал Рона и внимательно за ним наблюдал. Он заявил, что Рон четыре раза подходил к ночному магазину «Серкл кей» и два или три – к «Давз», и все это за одну ночь.

Полицейский отнесся сочувственно – все знали о странностях поведения Рона, – но напомнил, что не существует закона, запрещающего ходить по улицам после полуночи. Однако пообещал внимательно присматривать за округой.

10 апреля, в три часа утра, в участок позвонила продавщица из «Серкл кей». Рон Уильямсон несколько раз заходил в магазин и вел себя чрезвычайно странно. Пока приехавший офицер Джефф Смит составлял на месте протокол, Рон появился в магазине снова. Смит попросил Ронни уйти, тот безропотно повиновался.

Через час Рон явился в тюрьму, позвонил у ворот и заявил, что желает сознаться в нескольких совершенных им в прошлом преступлениях, а именно: в краже кошелька четырьмя годами раньше в «Каретном фонаре», в краже ружья из дома, в том, что трогал девушек за интимные места, а также в избиении и попытке изнасилования девушки в Ашере. Однако в следующую минуту он от своих «признаний» отказался и покинул тюрьму. Как-то ночью патрульный офицер Рик Карсон нагнал его в нескольких кварталах от дома. Рон попытался объяснить, что он делает на улице в столь поздний час, но не сумел, путался в словах. Наконец заявил, что искал, не требуется ли кому-нибудь подстричь газон. Карсон предложил Рону вернуться домой, поскольку такую работу легче найти в дневное время суток.

13 апреля Рон сам отправился в психиатрическую клинику и перепугал там всех служащих, один из которых впоследствии охарактеризовал его как «перевозбужденного». Рон требовал встречи с доктором Сноу и рвался по коридору в ее кабинет. Когда ему сказали, что доктора там нет, он опять же безропотно ушел.

Еще три дня спустя вышла книга «Сны Ады».

Как бы ни хотелось полиции повесить на Рона Уильямсона убийство Дебби Картер, не хватало доказательств. К концу весны 1987 года улик у нее было не намного больше, чем летом 1983-го. Анализ образцов волос был наконец – через два года после убийства – закончен в лаборатории Оклахомского отделения ФБР. Некоторые образцы, взятые у Рона и Денниса, оказались «структурно сопоставимы» под микроскопом с кое-какими волосками, найденными на месте преступления, но лабораторное сравнение волос не считалось сколько-нибудь надежным доказательством.

Перед обвинением стояла одна существенная преграда: кровавый отпечаток ладони на куске штукатурки «Шитрок», вырезанном из стены в спальне Дебби Картер. В начале 1983 года Джерри Питерс из Оклахомского отделения ФБР тщательно исследовал его и пришел к заключению, что он не принадлежал ни Деннису Фрицу, ни Рону Уильямсону. Не принадлежал он и Дебби Картер. Это был отпечаток, оставленный убийцей.

Но что, если Джерри Питерс ошибся или, быть может, в спешке что-нибудь упустил? Если бы оказалось, что отпечаток на самом деле принадлежал Дебби Картер, то Фрица и Уильямсона нельзя было бы исключать из списка подозреваемых.

Питерсон ухватился за идею эксгумации тела и нового изучения отпечатка ладоней жертвы. При везении ее руки окажутся не слишком разложившимися, и новый отпечаток, исследованный, возможно, в ином ракурсе, сможет дать информацию, которая окажет огромную помощь следствию и позволит наконец предать убийц в руки правосудия.

Деннис Смит позвонил Пегги Стиллуэлл и попросил зайти в полицейский участок, отказавшись, однако, сообщить зачем. Она привычно подумала, что в деле, вероятно, наконец наметился сдвиг. Когда она пришла, за столом сидел Билл Питерсон, перед ним лежал лист бумаги. Агент объяснил, что они хотят эксгумировать тело Дебби, для чего нужно официально подписанное согласие Пегги. Чарли Картер уже, мол, заезжал и свою подпись поставил.

Пегги пришла в ужас. Идея о том, чтобы потревожить прах дочери, шокировала ее. Она сказала «нет», но Питерсон был к этому готов. Он продолжал давить, методично атакуя вопросом: неужели Пегги не хочет, чтобы дело было раскрыто? Разумеется, хочет, но разве нет иных способов? Нет. Если она желает, чтобы убийцу Дебби нашли и отдали под суд, она должна согласиться на эксгумацию. Несколько минут спустя Пегги нацарапала свою подпись, поспешно покинула участок и поехала к сестре, Гленне Лукас.

Она рассказала сестре о своем разговоре с Биллом Питерсоном и планах эксгумации тела. Пегги была взволнованна и теперь почти мечтала снова увидеть тело дочери. «Я смогу прикоснуться к ней и еще раз увидеть ее», – повторяла она.

Гленна не разделяла ее энтузиазма и не была уверена, что желание подобным образом вновь воссоединиться с дочерью можно назвать здоровым. К тому же у нее были большие сомнения относительно людей, ведущих расследование. За четыре с половиной года, минувших со дня убийства, ей довелось несколько раз беседовать с Биллом Питерсоном.

Пегги все еще оставалась в смятенном душевном состоянии, она так и не смогла смириться со смертью дочери, поэтому Гленна неоднократно просила Питерсона и полицейских фильтровать любую информацию о ходе расследования через нее, Гленну, или других членов семьи, потому что Пегги сама не могла эмоционально справиться с внезапными поворотами в деле и нуждалась в помощи сестры.

Гленна немедленно позвонила Биллу Питерсону и потребовала рассказать, что он задумал. Тот объяснил, что эксгумация необходима, если семья хочет, чтобы Рон Уильямсон и Деннис Фриц предстали перед судом. До сих пор кровавый отпечаток ладони мешал этому, но если удастся доказать, что он принадлежит Дебби, расследование дела против Фрица и Уильямсона можно будет ускорить.