В память о Саре - Крис Муни

С грохотом захлопнулась дверь в гараж. Майк застегнул джинсы и сбежал вниз без рубашки и босиком. Он догнал Джесс как раз в тот момент, когда она уже собиралась задним ходом выехать из гаража. Она сердито посмотрела на него, опустив стекло в своем «Эксплорере».

— Мне следовало бы догадаться, что ты попытаешься провернуть что-нибудь в этом роде, — с горечью заявила она.

— То, что произошло в прошлом месяце, было случайностью.

— Майкл, она едва не раскроила себе голову!

— Это была всего лишь шишка, а не сотрясение мозга. Врач сказал нам об этом, помнишь?

— Я не хочу, чтобы она бывала на Холме. Там слишком много народу, а она еще так мала. Я же говорила тебе, что думаю об этом месте. Ты поступаешь нечестно.

— Я поступаю нечестно?

— Хочешь покатать ее на санках — катай вокруг дома, я не возражаю, но на Холм она не пойдет.

Джесс включила передачу, и «эксплорер» задним ходом выкатился из гаража.

Майк смотрел ей вслед, думая о том, что, невзирая на деловой костюм, который она в последнее время носила, как доспехи, жемчуг и модельные туфельки, Джесс все равно оставалась похожей на девушку, в которую он влюбился еще в школе. Она по-прежнему носила длинные светлые волосы и сногсшибательно выглядела в самых обычных джинсах. И даже, несмотря на их отнюдь не безоблачные отношения, одним прикосновением все еще могла заставить его чувствовать себя самым главным мужчиной в ее жизни. Но внутренняя борьба, отголоски которой он видел в ее глазах, приводила его в отчаяние.

Джесс не всегда была такой. Было время, когда ей нравилось веселиться и дурачиться. Взять хотя бы их первую рождественскую вечеринку в этом доме. Тогда в подвале и вокруг бассейна собрались шестьдесят с чем-то человек. Из колонок гремел Билли Джоэл — старина Билли, а не сегодняшний подкаблучник Билли, безумный гений Билли, исполнявший такие вещи, как «Сценки из итальянского ресторанчика», когда казалось, будто он подслушал мелодию вашего сердца. И там была Джесс, проникшаяся духом той праздничной ночи, подпевавшая еще одной песенке Билли «Только хорошие люди умирают молодыми», стойко державшаяся до ухода последних гостей. Джесс, готовая продолжать веселье и по-прежнему чудесно выглядевшая в два часа ночи, сидевшая на краю бассейна и мурлыкавшая "Она такая милая». Джесс, расстегивавшая рубашку с лукавой улыбкой, при виде которой у него всегда подгибались колени. В ту ночь она поцеловала его крепко и жадно, как будто хотела получить от него что-то — нечто такое, что помогло бы ей дышать. Он вспоминал, как они занимались любовью, как разжимали объятия, усталые, но довольные; как сгорали от желания заняться этим вновь, ведь секс придавал их жизни смысл и вдыхал в них силы.

Но через несколько месяцев у нее случился первый выкидыш, а через полтора года — второй, так что к тому времени, когда у них появилась Сара, между ними пролегла пропасть, и Майк не понимал, как и когда это случилось. И теперь, обнимая Джесс, он не мог отделаться от ощущения, будто в руках у него холодная и безжизненная статуя.

К кухонному столику был прикреплен желтый стикер, рядом с ключами, так что не заметить его было невозможно. «Никаких санок!» — гласила трижды подчеркнутая надпись на нем.

Майк в сердцах сжал записку в кулаке. Бутылка «Хайнекена» по-прежнему стояла на столе, он взял ее и осушил одним глотком. Ему хотелось вдребезги разбить ее о стену, выругаться во весь голос — словом, дать выход гневу, кипевшему в душе. Вот только сделать ничего подобного он не мог, ведь в соседней комнате сидела Сара.

Швырнув пустую бутылку из-под пива и скомканную записку в мусорную корзину, он потер лицо руками, пытаясь успокоиться, и, убедившись, что справился с собой, вошел в гостиную.

Фанг развалился на постели и дремал. Сара сидела в большом кресле, подавшись вперед, и яростно черкала карандашом, который сжимала в кулачке, как кинжал, по книжке-раскраске, лежавшей на коленях.

Майк присел рядом на корточки, старательно делая вид, будто все случившееся — ерунда, не стоящая внимания, и готовый изобрести неубедительную, но вполне приемлемую отговорку, если дочка спросит, почему мамочка все время пребывает в такой тревоге и беспокойстве.

— Хочешь, пойдем на улицу и слепим снеговика?

Сара не снизошла до ответа, зато Фанг услышал слова «на улицу» и резко вскинулся, заколотив коротеньким хвостиком по кровати.

— Пойдем, не упрямься, — сказал Майк. — Можем взять с собой Фанга. Мы будем бросать снежки, а он будет гоняться за ними.

— Это нечестно, — прошептала она.

«Ты права, Сара. Это нечестно, что мы с тобой стали пленниками в собственном доме. Это нечестно, и я не знаю, что делать дальше».

Слезы стали последней каплей — даже не сами слезы, а то, как она плакала: сжав губы, чтобы не выкрикнуть то, что ей так хотелось сказать, сдерживая всхлипы, и слезинки катились по покрасневшим щечкам. Нормальные шестилетние девочки так не плачут.

— Я сказала «нет», Майкл. НЕТ!

Никаких санок.

— Сара?

Она перестала всхлипывать и шмыгнула носом.

— Да, папочка?

— Пойдем наденем твой зимний лыжный костюм.

ГЛАВА 2

Жители Белхэма неизменно называли его Холмом, хотя официально он именовался Парком Роби, названным так в честь первого мэра города, Дэна Роби. Когда Майк был маленьким, Холм представлял собой всего лишь пологую, поросшую травой горку, на вершине которой располагалось заведение «У Баззи» — единственное место в городе, где за три бакса можно было получить большую колу и гамбургер на бумажной тарелке вместе с порцией жареной картошки или лучшими в мире луковыми кольцами, на выбор. Забегаловка «У Баззи» осталась на прежнем месте, но теперь рядом появились ликеро-водочный магазин, пункт видеопроката, игровой комплекс «Джунгли» и новомодное поле для игры в бейсбол с трибунами для зрителей.

Но самой главной приманкой и достопримечательностью стала осветительная вышка. Зимой в Новой Англии темнело уже в четыре часа, поэтому отцы города разорились на телефонную башню с прожектором, освещавшим каждый дюйм Холма. Теперь кататься на санках можно было в любое время дня и ночи.

Майк нашел свободное место на нижней парковке, примыкавшей к полю для игры в бейсбол. Сгущались сумерки, и снег валил намного сильнее, чем час назад, тем не менее было еще достаточно светло, чтобы покататься без помех и получить удовольствие. Он вылез первым, обошел грузовичок и помог Саре выбраться наружу, после чего достал из кузова санки и протянул дочке руку.

— Я уже большая, — решительно заявила она.

Народу собралось видимо-невидимо. Правая сторона Холма, более пологая и ровная, предназначалась для детей в возрасте Сары и младше; левую оккупировали ребята постарше и сноубордисты. Глядя на них, Майк вспомнил времена, когда и сам приходил сюда. Если матери удавалось замаскировать тональным кремом синяки и ссадины на лице, она присоединялась к группе прочих мамаш и вступала с ними в разговоры, покуривая «Кулз», и они вместе наблюдали за тем, что вытворяют их дети. А те, например, вставали на дешевые пластмассовые санки и устраивали настоящие гонки с горы. Билл мог запросто врезаться в него и нарочно толкнуть, так что Майк кубарем летел по заснеженному склону, хохоча во все горло. Тогда смеялись все, включая даже матерей. В те времена считалось нормальным, что дети катаются и падают. Они набивали шишки, расшибали лбы, но упрямо поднимались на самый верх, чтобы снова съехать вниз, набить синяк или вылететь из санок.

— Папочка!

Майк опустил взгляд на дочь и увидел, что та остановилась и показывает на вершину Холма.

— Это Пола, папочка! Там Пола! Она сейчас поедет вниз!

По склону на синих круглых надувных санках мчалась Пола, старшая дочь Билла. Майк уже собрался окликнуть ее, чтобы предупредить насчет бугорка, но опоздал — Пола взлетела в воздух. Бугорок был не больше фута, но Пола прозевала его и оказалась не готова к приземлению. Санки ее ударились о землю, подпрыгнули, и девочка, не удержавшись, пропахала носом заснеженный склон.

— Я хочу кататься с Полой, — заявила Сара.

— Пойдем, — согласился Майк и протянул руку.

Но Сара оттолкнула ее.

— Нет, папочка, я поеду с Полой сама.

— Поле восемь лет.

— Ну и что?

— А то, что тебе всего шесть.

— С половиной, папочка. Мне шесть с половиной лет.

— Букашка…

— Я тебе уже говорила, что мне не нравится, когда ты меня так называешь.

«Господи, опять ее обуяла самостоятельность!»

— Ты права, прости меня, — сказал Майк и присел на корточки, чтобы взглянуть ей в глаза. Очки Сары запотели, капюшон розовой куртки плотно облегал голову, и ветер трепал искусственный белый мех. — Я всего лишь хочу сказать, что Пола старше и крупнее тебя. Склон, по которому катаются большие ребята, очень неровный, а некоторые дети еще и устраивают там трамплины. — Он показал на место, где только что грохнулась Пола. — Если ты попадешь на такой вот бугорок, то взлетишь в воздух.