Восьмой день творения - Анджей Джевинский

– Были, – Збышек подал ему газету, свернутую так, чтобы был виден некролог. – Вот, смотрите.

Читая некролог, таксис на глазах мрачнел. Наконец оторвав глаза от текста, обведенного черной рамкой, он провел пальцами по остаткам волос на висках.

– Что за несчастье… такой солидный клиент, – покачал он головой. – Попал под машину?

– Нет, упал с лифтом, – Збышек невольно отметил комизм разговора. – Оборвался трос.

По улице шла какая-то парочка, и Оршевский выключил лампочку. Теперь салон освещал только тусклый свет начинающегося дня. Малички печально кивнул и вдруг поднял голову.

– Но ведь это был его голос.

У Збышека появилась какое-то новое, пока еще неясное ощущение. Оно словно бы дразнило его, напоминало о некоторых не очень приятных ночных видениях.

– Не понимаю.

– Ну, вчера, – Малички развернулся к нему всем телом. – Мне позвонил ваш отец и спросил, сможем ли мы поехать сегодня с утра. О Боже… – таксист охнул и снова взглянул на некролог.

А Збышек почувствовал, как новое ощущение выросло настолько, что у него перехватило дыхание.

– Вы уверены?

– Да, слышал. Лилась вода, а ваш отец частенько звонил из ванной. Он говорил, что у него в этот момент лучше память работает, – лицо таксиста от старания почти карикатурно исказилось. – Голову бы в заклад не поставил… хотя погодите. Во второй раз это мог быть кто-то иной.

Он окинул Збышека подозрительным взглядом, а тот не нашелся что ответить. Да и что он, собственно, мог сказать? Сообщить о незнакомце, делавшем из ванной звонки и выдававшим при этом себя за его отца?

– Прошу извинить, – Збышек опустил голову, словно ожидая удара. – Вчера я обнаружил ваш телефон с непонятной запиской, смысла которой не понял, но… – Он сделал вид, будто подбирает слова.– Не знал, как начать. Получилось, конечно, глупо, однако после похорон…

Подозрительность стала исчезать с лица шофера, уступая место сочувствию. Он положил руку Збышеку на плечо.

– Все в порядке. Я понимаю.

Оршевский скорбно усмехнулся. Сам он ничего не понимал. Как Рогочки со своим высоким голосом мог выдать себя за отца? Малички закурил сигарету и, опустив стекло, выпустил на улицу дым.

– Не могли бы вы мне сказать, – собрав всю свою смелость, спросил он, – куда вы возили отца?

– Вы не знаете? – Малички взглянул на него с нескрываемым удивлением. – В Варшаву, в последнее время он там даже снял комнату. Хо, хо, я уже несколько лет его вожу.

Обдумав услышанное, Збышек вынул бумажник.

– Я хотел бы туда съездить. Дам обычную цену.

– Серьезно? – шофер хлопнул ладонью по рулю и неожиданно посерьезнел. – Нет разговора. Оплатите только бензин. Я обязан вашему отцу. Прошу сесть сзади и снять плащ. Так вам будет удобнее.

Дальнейшие расспросы Малички принесли следующие результаты. Таксист возил отца нерегулярно. Обычно доставлял его в центр и часть дня посвящал своим делам либо возвращался через пару дней. Не имел ни малейшего понятия, чем Оршевский занимался. Кажется научными исследованиями. Малички история или социология не интересовали, поэтому с пассажиром он об этом не заговаривал. Перебирая в памяти последние годы, Збышек вдруг вспомнил, что иногда не мог связаться с отцом по телефону, а о конференциях слышал подозрительно часто. Он даже когда-то подумал, что отец себе кого-то завел, но теперь получалось, все объясняется немного по-другому.

Обогреватель в машине работал великолепно, и, прибыв к полудню в Варшаву, они совершенно забыли об утреннем холоде.

Разговор с владельцем особняка не принес ничего нового. Отец вот уже месяц назад отказался от комнаты, а на прошлой неделе забрал последние вещи. Помогал ему толстый мужчина лет шестидесяти, похожий на какого известного актера. Пока Малички объяснял внизу, чем шестисотый «Мерседес» лучше «Ауди», Збышек поднялся наверх взглянуть на жилище отца, остававшееся до сих пор свободным. Небольшая, скромно обставленная комната выходила окнами на палисадник, с тремя высокими тополями. Оршевский повел носом, словно желая обнаружить знакомые запахи, потом заглянул под кровать, на верхние полки стеллажа и в ящики стола. В одном из них он нашел пустую бумажную папку. Такую же, как те, в которых отец хранил свой архив.

Наморщив лоб, Збышек медленно опустился в кресло. Теперь он знал, чего не хватало в квартире отца. Записок, вырезок, таблиц и прочего бумажного хлама. Пытаясь понять значения этого открытия, он еще раз сунул руку в ящик и кончиками пальцев нащупал нечто гладкое. Кусочек пластиковой пленки. Открыв бумажник, Збышек вынул из него найденный в ванной пакетик и убедился в их идентичности. Посмотрев пакетик на свет, он полюбовался, как в нем пересыпаются крохотные кристаллики. Снизу донесся приглушенный смех. Похоже, автолюбители нашли общий язык.

Збышек зубами надорвал угол пакетика. Потом, расширив отверстие, он осторожно потянул носом воздух. Ничего не случилось. Тогда Оршевский сделал более глубокий вдох. Некоторое время ничего не происходило, а потом комната перевернулась вверх ногами. Когда неведомая сила потянула его вверх, к люстре, он отчаянно вцепился в подлокотники кресла, а оно превратилось в автомобильное сиденье.

«Мерседес» Малички, дорога в ярком свете дня, мелькание кустов. Збышек знал, что это ему только грезится, однако галлюцинации были очень правдоподобными. Торможение. На дороге стоит светловолосая девочка. От ужаса малышка зажмурилась. Ей пять, может быть шесть лет. Сбоку – крутой откос, с другой стороны – кусты, машина «затанцевала». Девчушка отчаянно кричит. На такой скорости съехать с дороги будет верной смертью. Малички пробует объехать кроху, но тут несущийся навстречу грузовик… Хлюпающий удар, частый дождь капель по стеклу, и только тогда краем глаза Збышек видит с левой стороны пологий спуск в поле, перед этим полностью закрытый зарослями.

Застонав, он очнулся, а потом почувствовал на лице что-то мокрое и сразу же вслед за этим боль в затылке.

– Ну, однако, вы и чувствительный человек, – Малички подсунул ему стакан с водой. – Лучше?

Напившись, Збышек кивнул. В голове у него так шумело, словно под черепной крышкой завелось гнездо ос. Как боксер после нокаута, Оршевский тяжело поднялся на подгибающиеся ноги.

Проклятый наркотик, подумал он. И тут до него дошло. Его отец и наркотики? О Боже!

– Ну как? Возвращаемся во Вроцлав или едем пообедать?

Различая окружающий мир словно в тумане, Збышек решил отложить возвращение и принял предложение заморить червячка. Он настолько плохо видел, что никогда не согласился бы на езду по шоссе при свете дня. Кроме того, ему жутко хотелось промочить горло.