Мармион. Повесть о битве при Флоддене - Вальтер Скотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он рвенью каждого сумел
Дать множество достойных дел
И, своеволие смиряя, он
Поставил целью вольности Закон!
О, если б жил он — пусть безвластный! —Сей одинокий часовой,
Он всех бы поднял в час опасный
Своей тревожною трубой!
Он, как маяк, назло туманам,
Светил британским капитанам,
Как верный столп надежно, он
Держал шатающийся трон…
Но столп упал. Угас маяк.
И звук трубы ушел во мрак.
Но даже в свой последний день, Когда сгустилась смерти тень, Он всей Британии штурвал
Слабеющей рукой сжимал!
И не желая отдохнуть,
Он вел корабль в опасный путь, Пока штурвал тяжелый вдруг
Не вырвался из мертвых рук.
И ежели во всей стране
Хотя б один найдется храм,
В котором мир снисходит к нам, Храм, где забыли о войне,
Храм, где колокола звенят,
А не воинственный набат, —
Храм, где на этот мирный зов
Сойдется горстка пастухов, —
В молитве голову склони
И благодарно помяни
Того, кто волей дорожил,
Кто мир и веру сохранил. —
Пусть каждый здесь, среди могил, Слезою мрамор сей почтит:
Под этим камнем — Вильям Питт!
Его соперник рядом с ним.
Обоих равно мы почтим!
Фокс рядом с Питтом погребен, Соперника достоин он!
Почтим его талант и ум,
Игру его высоких дум:
Как с легкостью — свидетель Бог —Он в суть вещей проникнуть мог
И ничего не упускал,
И, лишь продумав всё, — решал.
Да, с ним уснул в могиле сей
Каскад фантазий и страстей.
Ошибок он не избежал —
Но ведь всегда добра желал!
Слезы твоей достоин он.
Священ его последний сон.
Тут, где навек нашли покой
Поэт, король или герой,
Где храмовый укрыл предел
Тех, кто сражался, правил, пел, Где эхом до сих пор звенят
Изгибы каменных аркад —
Тут словно ангелы твердят:
«Мир людям на земле людей!»
И если есть в душе твоей
Пристрастье — пусть оно молчит: Ведь умер Фокс как истый бритт!
Когда в смирении немом
Пред бонапартовым ярмом
Европа голову склонила,
Когда России мощь и силу
В Тильзите продал робкий раб —Фокс показал, что он не слаб!
Не вверг он Англию в позор,
Отверг постыдный договор,
Флаг непокорный поднял он!
И волей неба помещен
За твердость в этот Пантеон!
От веку мрамор — страж могил —Таких двух рядом не хранил —
Сверхчеловеческая сила
Их над толпою возносила!
Вознею партий никогда
Их не унизилась вражда!
Казалось — дрогнул шар земной
Пред титанической борьбой!
Достоин встать британский дух
Под знамя каждого из двух.
Пока Британия стоит,
Не будет в мире звук забыт
Имен столь славных — Фокс и Питт!
Колдун не мог бы никакой
Гордиться мощью столь же грозной, Хотя бы он своей рукой
Вдруг сделал океан рекой
И сбросил с небосвода звезды!
Смягчись, людская гордость! Тут
Соперники нашли приют;
Не разделенные враждой:
Ты одного почтишь слезой —
Оплакан будет и другой,
Над Фоксом реквием звучит,
А эхо над тобою, Питт!
Уснула с ними их вражда…
Не говори же никогда,
Что жребий их столь разным был: Он сам их здесь соединил!
Ищи среди людей живых —
Найдешь ли ныне двух таких?
Так спите! В свой последний час
Природа-мать разбудит вас!
Стон всей отчизны не пронзил
Свинцовый сон глухих могил…
И только арфа не молчит:
Хоть песнь и тщетна, но звучит.
Шотландский менестрель звенит
Над вами рыцарской струной —
Тот бард, которого почтили вы хвалой…
Помедли, грустное виденье!
Могу ли враз с великой тенью
Расстаться, если тема эта
Еще звучит в душе поэта?
Бег вдохновенья не унес
Дань восхищенья, грусти, слез.
О, если б я все чувства мог
В один весенний влить поток!
Но нет, увы, давно уж поздно…
Все призраки ушедших дней
Растают, как узор морозный
При свете утренних лучей:
Исчез готический портал,
И камень гробовой пропал,
И только хора долгий звук
Стихает медленно вокруг…
Вновь — одинокая долина,
И мрачных пастбищ седина,
И ферма за оградой длинной
Так молчалива и черна.
Вон — роща дикая, и в ней
Я слышу голоса детей…
Их крик промчится и замрет,
Растает в шуме темных вод.
Так мне природа говорит,
Иная песнь в тебе звучит —
Тебе с натурою твоей
Не петь героев и вождей,
А слушать ветер средь полей,
Да шорохи нагих ветвей,
Бросать тростинки в темный Твид
Под звуки песни, что кружит
Вдали, качаясь на реке,
Когда с ведерком налегке
Спешит молочница домой,
Или сидеть за той межой
Да слушать, как старик-пастух
Ведет неспешный свой рассказ
И опасается подчас
Легендой утомить твой слух:
Наивно думает старик
О том, что будет вдруг она
И неискусна и скучна
Тому, кто «знает все из книг».
Но ты, мой Роуз, ты мог бы всем
Сказать, как много ты читал
Романов, повестей, поэм,
Где дух народный оживал!
Ты сам бывал по-детски рад
Старинной музыке баллад…
И чувства, оттесняя разум,
Владеют нашею душой,
Когда мы слышим вновь рассказы
О рыцарях в броне стальной.
Ведь древних песен власть сильна, Ведь барда прежнего струна
Сильней, чем времени рука,
И ведь поныне нам близка
Та песнь, в которой Ланселот
Беседу с мертвецом ведет,
Презрев могучих духов власть, Когда его к Джиневре страсть
Зовет в неведомую даль
И ищет он Святой Грааль…
Но лишь во сне мог видеть он
Святую чашу вновь и вновь:
Ведь рыцарь не был причащен,
И беззаконная любовь
Мешает подвигам святым!..
И вот Тарквиний гордый с ним
Сразился… Рыцарь победил,
Всех пленников освободил…
Да был ли в Англии поэт,
Что презирал сказанья? Нет!
Их Мильтон ввел и в рай, и в ад, И Спенсер был их блеску рад,
И Драйден был уже готов
Воспеть все тот же Круглый Стол, Но грубый королевский двор
Принудил барда (о, позор!)
Писать поденщину за плату!
И вот пришлось лауреату
Придворной черни угождать,
В их вкусе пьесы сочинять,
Так свой талант губя и профанируя, Он занялся никчемною сатирою!
Но, славой тех имен согрет,
Дерзнет и нынешний поэт,
И на ристалище романа
Он хочет преломить копье,
Найти убежище твое,
Дух рыцарства! Тот замок странный, Где силой злого талисмана
Ты погружен в волшебный сон,
Пока злодействуют тираны
И мир неправдой покорен!
Пусть арфа Севера пробудит
Тебя от векового сна
И в странствиях тебя она
Сопровождать бессонно будет!
Она с тобою в путь спешит,
Тебе вручив копье и щит!
Да оживут меч, шарф, плюмаж,
Колдунья, великан и паж,
Волшебник в призрачной стране, Дракон и дева на коне,
Под сенью сказок колдовской
Ты тайны древние открой,
И пусть нас всех чаруют вновь
То поединок, то любовь,
Честь с незапятнанным щитом,
Страх пред невиданным врагом, Дух львиный с золотым мечом,
И твердость рыцарской руки,
И верность, смерти вопреки.
Мой друг! Хвалу ты заслужил:
Ты песнь былую возродил
Под сенью итонских дубов,
Где кроны помнят всех певцов
Еще с тех пор, как менестрели
Легенды об Артуре пели.
И ты струной своей звенел:
Ты снова Бевиса воспел,^
И песнь была полна чудес:
Король твой рыжий въехал в лес
С охоты и в глуши лесной
Был ранен егерской стрелой…
А злая воля колдуна
Была отвагой сметена…
Ты нам сказанье обновил
И Амадиса не забыл:
Как буря, галльский рыцарь твой
Летел за Ориану в бой!
Мой друг, ты восхитил меня —
Ведь слогом нынешнего дня
Ты Партенопекса воспел!
А вот теперь и я посмел
К тебе явиться с песнею моей: Вот рыцарский роман о славе прежних дней.
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
ЗАМОК
1
День догорал на гребнях скал, Закат на мощный Норем пал
И ночь уже глядит
В решетки амбразур тюрьмы,
На Чевиотские холмы,
На убегающий от тьмы
Сереброструйный Твид.
Вверху, как призраки, длинны, Ходили стражи вдоль стены,
Оружием звеня,
И ослепительный закат
Сверкал на панцырях солдат
Последней искрой дня.
2
Как солнца луч в закатный час, Георгиевский стяг угас,
А слабый ветерок,
Скользя над башней, трогал стяг, Но ткань тяжелую никак
Пошевелить не мог.
Ушли дозорные в обход,
Гремит засов стальной,
Над мрачной аркою ворот
Шагает мерно взад—вперед
Суровый часовой,
Звучит неясно со стены
Седая песня старины.
Но вдруг, услышав стук копыт, На холм Хорнклиффский он глядит: Щетиной копий холм покрыт,
И знамя в вышине.
И оторвавшись от рядов,
Как молния от облаков,
Помчался всадник вдоль холмов
На гордом скакуне.
У частокола под стеной