Черный Маклер - Александр Лавров

Вор перелез забор почти напротив нее — на раскисшей осенней земле остались две вмятины от его прыжка. Подняв прутик, Томин вставил его в щель между досок, чтобы пометить место, и двинулся кругом. Конечно, забор было нетрудно перемахнуть, но иногда на него нападала солидность, мешавшая резвиться.

По другую сторону забора лежал кучей вонючий шлак, и около виднелись в глине следы «Москвича». Сделав петлю, они убегали обратно в тихую улочку.

Кибрит тем временем закрыла фотоаппарат и вооружилась лупой. Задвижка была пропилена на пять шестых толщины, оставшаяся полоска стали сверкала свежим изломом. До взлома подпил, вероятно, скрывала боковая скоба.

А за спиной длинное помещение с замусоренным полом делил пополам широкий проход. Слева и справа от него пространство было загромождено высоко вздымавшимися штабелями ящиков, тюков и рядами стеллажей для товаров в мелкой упаковке. Между штабелями и стеллажами пролегали тесные полутемные тоннели, сплетавшиеся в запутанный лабиринт. Здесь таилось много всего, что требовало пристального внимания. Предстояло, например, восстановить маршрут похитителя шуб, сумевшего найти самое ценное, что было на складе. Кибрит тоже думала, что у него имелся пособник или пособники, так как задвижка была подпилена изнутри.

Об этом она и сообщила явившемуся с улицы Томину.

— Мне бы надо знать, когда сделан подпил.

Прищурилась усмешливо:

— Всего-навсего?

Она сама верила в науку, но нельзя же вот так настырно и слегка капризно требовать чудес.

— Шурик, с точностью до минут никакой химик не скажет.

— Тогда вот что: пойди погляди на отпечатки протекторов за забором. У ворот Панин, он тебя проводит.

Зина прихватила чемодан и направилась к воротам.

При ее дотошности они в этом складе проторчат до утра. Зина обожает валандаться с пустяками. Впрочем, нет особого расчета возвращаться раньше открытия буфета.

Летом она провела отпуск в Болгарии и привезла ворох рассказов, из которых в памяти Томина осело два завистливых впечатления. Первое — солнце. Второе — магазин в Софии с названием «денно-нощно», круглые сутки торговавший съестными припасами. Ему представился румяный калач с добрым ломтем брынзы. Впрочем, калачей в Болгарии, пожалуй, и не пекут. Ну, пусть не калач, пусть будет булка…

Первый этап переговоров с задержанным он уже провел. Был тот медвежьего сложения, ручищи в коричневой шерсти, и носил фамилию Силин. Заявил, что на складе «грыбы собирал». А на строгое предложение отвечать всерьез раскричался нарочито грубо:

— Ты, чернявый, меня не пугай! Да я тебя одной рукой по стене размажу!..

Немножко его послушав, Томин применил прием из Пашиного репертуара:

— Не нужно ли сообщить кому из родных, что вы арестованы и где содержитесь?

— Во, какой хитрый «мусор»! — передернул Силин необъятными плечами. — Ты гляди, а? Нет у меня никого и ничего!

— Плохо. Значит, и передачу некому принести?

Томин вытянул из пакета шубу, черный каракуль упруго развернулся, расправился, заблестел по-дорогому.

— Кому ж вы тогда шубы брали? Самому вроде маловаты будут?

— Показаний не даю. Сказал — все. Точка. Силин.

Ну и шут с ним. Не больно нужны его показания, раз взят с поличным.

Однако чем-то же надо заняться пока что? Вон Зинаида уже отстрелялась со следами на пустыре.

— Замерила, сфотографировала?

— Да. Тот «Москвич» приезжал часа два назад. Как обут задержанный?

— Полуботинки на коже, стоптаны наружу, мысок тупой, размер этак сорок пятый, — не раздумывая ответил он.

— Таких следов там нет. Но Силин мог шагнуть из машины прямо на шлак.

— Сколько стояла машина?

— Недолго. Скажем, десять минут. Сними с него обувь. Причем бережно, дабы не отрясти прах с его ног. Прах мне нужен для экспертизы.

— А как я отправлю его в камеру? Босиком?

— Раздобудь обувку у здешних.

— Зинуля, — Томин сделал умильную физиономию, — давай проявим особую оперативность!

— Ну?

Он выложил просьбу. Пока Силину в милиции откатают пальцы, да пошлют в дактокартотеку, да пришлют ответ… Словом, у Зинули в следственном чемодане все есть. И пусть она возьмет свою лупу и за десять минут — по минуте на пальчик — выведет формулу отпечатков. Она же все эти узоры, петли, завиточки знает по номерам!

— Ну, допустим, раз тебе не терпится. А дальше?

— Дальше я немного посуечусь, авось толк выйдет.

Откатать пальцы поручили одному из сотрудников милиции, которые все равно стояли без дела, и Кибрит, устроившись на ящике, считала витки и спирали, а Томин гладил оглушительно мурлыкавшую кошку и созерцал невежливого верзилу сквозь частые переплеты застекленной перегородки. Не ожидал он засыпаться. И вдруг ту-ту и опять тюрьма, и горит полночная звезда. Телефон находился подле него в конторе. Не годится. Надо связаться из оперативной машины.

По радиотелефону Томин передал в картотеку формулу. Да, судимый, ответили ему, отбывал там-то. Еще раз позвонил — дежурному на Петровку. Дежурный заказал «молнию» с начальником колонии. И через полчаса Томин знал, на каком масле Силина изжарить.

Войдя в контору, прежде всего проверил себя. Обувь Силина он описал верно. Присел к столу, где лежали злосчастные шубы. Грубую веревку, которой был завязан мешок, Зина собственноручно перерезала так, чтобы узел сохранился в неприкосновенности. Этот узел ей почему-то приглянулся.

— Ну, Силин, не надумали поговорить? Как, кстати, ваше имя-отчество?

Зыркнул мрачно исподлобья.

— Имя-отчество теперь не понадобится. «Силин, встаньте!», «Силин, сядьте!», «Силин, отвечайте!» — и весь разговор!

— Попрошу вас разуться.

— Это зачем? Если в расход — так вроде еще не заслужил.

— Будем научно изучать ваш жизненный путь. Осторожно, чтобы не осыпалась грязь.

Появился сторож с ботиночной коробкой. Томин вынул оттуда пару теннисных тапочек. Силин через силу пошутил:

— Заживо в белые тапочки. Чудеса!

Обулся, пошевелил пальцами: тапочки были тесноваты. Томин упаковал его грязные ботинки. Извлек бланки протокола.

— Положите-ка вы свой протокольчик обратно в карман.

— Прежде его составить надо. Вы сегодня, как большой начальник. Будете посиживать, а мы вам документы на подпись.

Просто так покалякать Силин не отказывался.

— Значит, без меня дело не идет?

— Какая же свадьба без жениха? Да еще и сваты попрятались.

— Сваты? — Силин понял намек.

— А то нет? На такой свадьбе, да чтобы без сватов?

— Сваты тому нужны, у кого свой котелок не варит!

Тут кстати подвернулась, наверно, не без дела пришедшая Зина.

— Вона! — обрадовался Силин поводу сменить тему. — И невеста пожаловала! На этой желаю жениться! Точка. Силин.

— А как же Галина Петровна, которая ждет вас в Днепропетровске? — выложил свой козырь Томин. — Ведь обещали: отбуду срок — и прямо к тебе! Что вас понесло в Москву, Силин?

С минуту тот молчал, ошеломленный, потом лицо побагровело, он вскочил, стал рваться из рук милиционеров.

— Сволочи! Пусти! Я побегу, давай в меня стреляй! Убивай! Пусти, я побегу!..

Но надежда Томина, что он, сорвавшись, все выложит по принципу — нате меня, ешьте, — не оправдалась.

Было зябко и мутно на безлюдных улицах, наплывал серый туман, когда оперативная машина, проявив галантность, затормозила у Зининого дома. Она знала, что станет сейчас вопреки здравому смыслу пить кофе, а затем ляжет спать. Шурик помаргивал с сиротливым видом — буфет на Петровке еще не работал.

— Если хочешь, подогрею тебе котлету.

— Да ну?!

Съел котлету, вчерашнее пюре, полбанки горчицы и три бублика, которые она выдержала ради гурманства в духовке. После кофе его совсем разморило, готов был притулиться тут же, на кухне.

— Куда Пал Палыч делся? — спросила Зина, выпроваживая его за дверь. — Трубку не снимает.

— Начальство ткнуло ему в зубы отдельное требование.

3

Отдельным требованием на юридическом языке называется просьба из отдельного места, предполагающая, что квалифицированный следователь произведет такие-то и такие-то официальные действия и известит о них отправителя. А что там произошло, кто кого и за что — об этом можно не сообщать. Следователю оно, собственно, без разницы.

Знаменскому не раз доводилось рассылать отдельные требования, но когда случалось самому их выполнять, то тяготила неосмысленность прилагаемых усилий.

В камере хранения Рижского вокзала он получил не принадлежащий ему чемодан, который в сопровождении двух граждан отнес к дежурному вокзальной милиции. Там чемодан был вскрыт, Знаменский вынул из него несвежую мужскую рубашку, пару шлепанцев, свитер, бутылку сухого вина и матерчатый кошель с пришитой вместо застежки металлической пуговицей, хранивший 38 рублей и пачку писем.