Собрание сочинений. Том 3 - Варлам Шаламов

* * *

С кочки, с горки лапкой заячьейЗдешний ангел мне махнет.Он нисколько не кусается,А совсем наоборот.

Он волчиной — человечинойСам напуган на сто лет.По тропе он ходит вечеромИ петлит свой легкий след.

Для моей души охотничьейОн имеет интересТем, что слишком озабоченноИзучает здешний лес.

Его лапкой перемеченыВсе лесные уголки.Где и делать ему нечего,Попадается в силки.

* * *[3]

Сыплет снег и днем и ночью,Это, верно, строгий богСтарых рукописей клочьяВыметает за порог.

Все, в чем он разочарован —Ворох песен и стихов, —Увлечен работой новой,Он сметает с облаков.

* * *

Жилье почуяв, конь храпит,Едва волочит ноги,Нас будто съемкою «рапид»Снимали по дороге.

Мы едем, едем и молчим,Вполне глухонемые,Друг другу в спину постучимПока еще живые.

Мне трудно повернуть лицоК горящим окнам дома,Я лучше был бы мертвецом,Меня внесли бы на крыльцоК каким-нибудь знакомым.

* * *

Костры и звезды. Синий светСнегов, улегшихся в распадкеНа тысячу, наверно, летПосле метельного припадка.

Не хватит силы у ветровС метлой ворваться в нашу яму,Засыпать снегом дым костров,Шипящее качая пламя.

Не хватит солнца и теплаУ торопящегося лета,Чтоб выжечь здешний лед дотла,Дотла — хотя бы раз в столетье.

А мы — мы ищем тишины,Мы ищем мира и покоя,И, камнем скал окружены,Мы спим в снегу. Дурные сныОтводим в сторону рукою.

* * *

Ты капор развяжешь олений,Ладони к огню повернешь,И, встав пред огнем на колени,Ты песню ему запоешь!

Ты молишься в мертвом молчаньеВидавших морозы мужчин,Какого-нибудь замечаньяНе сделает здесь ни один.

ГОСТЬЯ

Не забудь, что ты накрашенаИ напудрена слегка,И одежда не по-нашему,Не по-зимнему легка.

Горло ты. тонкоголосая,Крепче кутай в теплый шарф,Оберни льняными косами,Чтобы севером дышать.

* * *

Наше счастье, как зимняя радугаПосле тяжести туч снеговых,Прояснившимся небом обрадуетТех, кто смеет остаться в живых.

Хоть на час, но бенгальским, огненнымЗагорится среди снеговНа краях ветрами разогнанных,Распахнувшихся облаков.

НОВОГОДНЕЕ УТРО

Рассвет пока еще в полнеба,Бледнеет медленно луна,И видно даже из окна:Вселенная разделенаНа ночь и день, просящий хлеба.Его судьба еще темна,А ночь прошла уже, как ребус,Мной не разгаданный вполнеНи при луне, ни при огне.И все, что было, все, что сплыло,Гитарной бешеной струнойСбивают с ног, мешают с пыльюИ топчут в пляске за стеной.

* * *

Конечно, ОймяконНе звездное пространство.Космический законНе будет столь пристрастным,

Чтобы заставить насУзнать температуруДалеких звездных масс,Обжечь земную шкуру.

Далеко за луной,В окрестностях Сатурна,Там абсолютный нольЗемной температуры.

Там во владеньях звезд(Расчет космогониста)Господствует мороз,Так градусов на триста.

А здесь — за шестьдесят,И спиртовой термометрВ бессилии иссяк,Не справился с зимою

Конструктор заводскойЕго не приспособилУчитывать такойМороз весьма особый.

Заметили ли вы,Отсюда, как ни странно,Дорога до МосквыДлинней, чем до Урана.

Оптический обман —Изнанка ностальгии,Морозный наш туманМасштабы дал другие.

В рулетках и часах,В любви и в преступленье,Чтоб мы о чудесахИмели представленье.

* * *

Не дождусь тепла-погодыВ ледяном саду.Прямо к Богу черным ходомВечером пойду

Попрошу у Бога места,Теплый уголок,Где бы мог я слушать песниИ писать их мог.

Я б тихонько сел у печки,Шевелил дрова,Я б выдумывал без свечкиТеплые слова.

Тают стены ледяные,Тонет дом в слезах.И горят твои ночныеВлажные глаза.

* * *[4]

Поднесу я к речке свечку,И растает лед.Больше мне, наверно, нечемУдивить народ.

Это сделать очень просто,Если захочу.Лишь свеча бы с речку ростом,Речка — со свечу.

* * *

Собаки бесшумно, как тени,Мелькают на лунном снегу.Седые ложатся олени,Почуявшие пургу.

А вечер безоблачен, светел,Но в сторону клонится дым,И чуть ощутимый ветерК ногам подползает моим.

И надо уже торопиться,Защиту в ущелье искать.Минута — и не пробитьсяСквозь снеговой каскад.

Все бьет, все слепит и воет,Пронзительно свищут леса,И близко над головоюИзорванные небеса

Упругая, ледянаяИдет ветровая стена.А ты и на ощупь не знаешь —Земля это или луна.

В оленьем мешке на памятьСтихи читай и учи,Пока ледяная заметьБеснуется и кричит.

Пурга устает не скоро,Внезапно замолкнет она.И снова — тишайшие горыИ ласковая луна.

Из гор выползают собаки,Олени в упряжку встают.И в меховой рубахеПодходит к саням каюр.

* * *

Скользи, оленья нарта,Взлетай, хорей,Метельной ночью марта.Скорей, скорей, скорей!

Какие тут уж карты,Какой компас,Ремнем привязан к нарте,И слезы льют из глаз.

Одна с другою схожиВершины гор.Мы путь найти не можем,Запутанный пургой

Вперед летит упряжкаВ метельной тьмеОлени дышат тяжко,Уже конец зиме.

Оленям все знакомо.В пути лесномОни везде — как дома,Тайга — их дом.

Бежать устанут — лягут,Не побегут,А голодны — так ягельВыроют в снегу

Карманы моей шубыНабиты молоком,Полны вчерашним супом —Мороженым пайком.

Скользи, оленья нарта,Морозной тьмой,Бурлящей ночью марта,Домой, домой, домой…

* * *[5]

Все те же снега Аввакумова века.Все та же раскольничья злая тайга,Где днем и с огнем не найдешь человека,Не то чтобы друга, а даже врага.

* * *

Спектральные цветаСверкают в лунном нимбе,Земная красотаНа небеса проникла.

Ее поднял мороз,Тянущий к небу дымыОт труб печных до звездНочных неудержимо.

И на седых кустах,Недвижных точно в склепе,Морозный тот хрустальБлестит великолепьем.

Зубчатый синий лед —Модель речного плеска,Его пурга мететИ ватой трет до блеска.

Лег иней на камнях,Еще тепло хранящих,Забыв о летних дняхСреди воды бурлящей.

Мы тоже, как они,В серебряной одежде.В лесу мы видим сны,А не в лесу, так где же?

ШКОЛА В БАРАГОНЕ[6]