Менты не ангелы но... - Данил Корецкий

Новичка он принял довольно благодушно, спросил об институтских оценках и ближайших планах.

— Учеба одно, работа — совсем другое, — сказал он напоследок. — В жизни есть много такого, чему тебя не учили. Например: если зарегистрировал преступление, обязан его раскрыть. Не можешь раскрыть — не регистрируй!

— Это как? — открыл рот Вадим.

Баринов небрежно отмахнулся.

— У тебя есть непосредственный начальник — майор Сивцов, он тебе все и объяснит. Присмотрись пару деньков, походи в учениках, а потом впрягайся в воз и тяни так, чтоб жилы рвались! Вопросы есть?

— Мне бы оружие получить. На постоянное ношение.

Это было заветной мечтой молодого лейтенанта.

Начальник РОВД повторил небрежный жест.

— Сдашь зачет по материальной части и правилам обращения, — и получай. Только не на «постоянку».[1] Это право еще заслужить надо. Мы тебя лучше узнать должны, присмотреться. И вообще, имей в виду — от оружия одни неприятности. Больше вопросов нет? Тогда вперед!

— Значит, запомни, мы заявлений не регистрируем, — просвещал Вадима начальник УР.

— А кто регистрирует? Дежурный?

— И дежурный не регистрирует. Теперь заявитель идет к начальнику, а тот решает — что регистрировать, а что — нет.

— Как так? По закону любой сотрудник милиции обязан принять заявление…

Сивцов небрежно отмахнулся, как начальник РОВД несколько минут назад.

— Ты забывай эти глупости, которым тебя учили! Закон одно, а практика другое. Должен же быть индивидуальный подход. Начальник смотрит: что за преступление, каковы перспективы раскрытия. И на заявителя смотрит: что за человек. Если солидный, уважаемый — можно и нераскрываемую заяву записать. А если никому не интересный — сам понимаешь. Кому сейчас охота возиться?

Наверное, лицо молодого человека как-то изменилось, потому что Сивцов поспешно добавил:

— Нет, ну если тяжкое — убийство там, бандитизм, тогда все по закону делается…

Но прозвучало это не особенно убедительно.

— В общем, иди, работай. Научишься!

«Эти двое», как назвал их Сивцов, появились к концу дня.

— О, новенький! — в кабинет ввалились два парня в гражданской одежде. — Будешь на праздники дежурить!

— Почему? — Вадим как раз рассматривал гулкое нутро пустого сейфа. В углу он нашел патрон от пээма, в секретном отделении — несколько схваченных скрепкой листков. — Почему на праздники?

— Потому, что молодой. Дедовщины у нас нет, но молодой есть молодой. Как тебя зовут-то?

— Вадим… Николаевич. Самойлин фамилия.

— А я Вася Сухарев, держи краба, — протянул руку высокий плотный брюнет с резкими чертами костистого лица. Ладонь оказалась сильная, цепкая и немного влажная.

— Росляков Толик, — представился второй. Он был пониже, но широкоплечий, с круглым простоватым лицом. Рукопожатие у него тоже оказалось крепким и сухим.

Оба выглядели обычными парнями и не походили на таинственных и всемогущих сыщиков.

— Чего в сейфе-то нашел?

— Вот, — показал Вадим патрон и листки.

Росляков присвистнул.

— Патрон может пригодиться. Если свой невзначай выстрелишь, а списывать не подо что будет. Или чтобы «шмеля» зарядить… Только у себя его не держи. Потому что если УСБ тебя захочет за жопу взять, то лучше повода и искать не надо. Вот, смотри…

Оперативник достал откуда-то кусок пластилина и прилепил патрон за батарею.

— Вот так лучше! Спросят: «Чей патрон?» А кто его знает! Не твой, не мой, не Васькин. И дело с концом!

— А что такое «шмель»?

Толик усмехнулся.

— Надо тебе какого-нибудь гада прищучить, а в данный момент не за что, вот и сунул ему в карман патрон или наркоту… А потом забил в камеру и раскручиваешь на все его пакостные делишки…

— Гм… А это что за бумажки? — Самойлин протянул листки, исписанные неряшливым почерком.

Росляков снова усмехнулся.

— Сейчас, сейчас… Ну-ка, наклони сейф, чтобы тумба приподнялась. Васька, помоги!

Улыбающийся Сухарев помог Вадиму, а Толик вытащил из-под тумбы целую пачку таких же листков.

— Видишь, сколько? Это заявы укрытые, что от Федотова остались.

Росляков быстро просмотрел бумаги.

— Кража, кража, грабеж, опять кража… На, забирай! Во дворе печка есть, чтобы документы палить, там и сожги!

Самойлин почесал в затылке.

— А почему он их не уничтожил?

— Да потому! А вдруг этого жулика в другом районе хлопнут с поличным и он на все кражи расколется? Терпилу[2] допросят, а он скажет: «Я заявлял в Центральный райотдел, товарищу Федотову лично!» А заявы нет! И берут товарища Федотова за задницу!

Росляков подмигнул.

— Но Федотова голыми руками не возьмешь! Он быстренько заяву достанет, задним числом отказняк напишет, к прокурору побежит, тот этот отказняк отменит и Федотов возбудит дело, как положено… И нет никакого укрывательства! Есть законная уголовно-процессуальная деятельность, есть исправленная ошибка, а значит — все в порядке!

Самойлин только головой покрутил.

— Хитро! Гля, какие тут тонкости… Нас этому не учили.

— Ничего, научим! — Росляков сильно хлопнул новичка по плечу. — Главное, запомни: мы должны быть заодно! Как мушкетеры. Чтобы друг другу — никаких подлянок! Жулики против нас, начальники против нас, УСБ тоже против нас! Если мы вместе держаться не будем, нас либо поубивают по одному, или выгонят, или посадят… Понял?

— Понял, — ответил Вадим. Хотя, честно говоря, понимал он мало.

— А у тебя баб много было? — дамский вопрос был неотъемлемой темой милицейских бесед.

Вадим промолчал, затягиваясь сигаретой. У него была одна женщина — Иринка с его же курса — красивая, стройная, с обманчиво скромной внешностью. Однажды они вместе дежурили в суточном наряде, тогда-то все и произошло, прямо в учебном классе, на столе. Он долго снимал с нее высокие грубые ботинки и толстые камуфляжные брюки. Сброшенная казенная одежда контрастом оттеняла нежные девичьи ноги и плоский живот, но он волновался, к тому же Иринка предупредила, что надо быть осторожным, и он почти ничего не почувствовал. Горячая влажность женского тела мгновенно вызвала прилив семени, и он, выскочив наружу, испустил большую порцию белой жидкости на гладкий живот с фигурно подбритым лобком, на стол, даже на полу оказалась лужица…

Потом они встречались и многократно повторяли это занятие, Иринке это дело нравилось, а ему нравилась Иринка, и он даже пришел с родителями к ней домой — свататься. Но она отказала. Почему — он до сих пор не мог понять. Впрочем, она пользовалась большим успехом у мужчин и могла выбирать. Но до сих пор не выбрала. Злые языки болтали, что она перетрахалась со всем институтом, причем не только с курсантами, но и с курсовыми офицерами, и с преподавателями. Оглядываясь назад, Вадим понимал: скорей всего, так оно и было.

— Нет, серьезно, сколько? — напирал Василий. — Или ты у нас еще мальчик?

— Отстань! Я о таких вещах не разговариваю.

— Как хочешь, — старлей почесал затылок. — Только тогда о чем разговаривать?

— Сухарев, за мной! — ворвался в кабинет Сивцов. Голос властный, резкий, привыкший командовать.

Слова как дробинки ударили в Вадима, по спине пробежал холодок. А начальника УР уже и след простыл.

— Ух, — выдохнул Самойлин — как гроза прошла.

— Это что, вот начальник райотдела вообще зверь, — Василий поспешил за начальником, на ходу бросив: — Расскажи ему, Толик, надо предупредить парня!

Толик нахмурил лоб.

— Ты с Бариновым знакомился?

— А как же. Сивцов меня в первый же день к нему завел. Он мне напутствие давал.

— И как он тебе?

— Видно, что строгий. С характером. Но начальник милиции и должен быть крутым.

Толик кивнул.

— Это да.

И неожиданно спросил:

— Он тебя еще не бил?

— Как «не бил»?!

— Да очень просто. В морду кулаком не заезжал?

— Ты что, шутишь?! Как это можно?! — Самойлин находился в крайнем удивлении. Старший лейтенант Росляков напротив — демонстрировал полную обыденность того, о чем рассказывал, и даже притерпелость к столь необычным манерам руководителя.

— Да очень просто! Он у нас с тараканами. Говорят: после контузии, — Толик покрутил пальцем у виска.

— Иногда его накрывает, он и понесся к кому-нибудь в кабинет. Резко дверь распахивает, челюсть выпятит и смотрит исподлобья прямо в глаза! Как бык на корриде. Значит, точно — сейчас бить будет…

Самойлин сглотнул. О многих чудесах, творящихся «на земле», ему приходилось слышать, но о таком…

— И тебя бил?

Толик кивнул.

— И меня, и Ваську. Мне еще повезло, я уклонился, кулак скользнул по скуле, и все. А Ваське как дал в челюсть, тот и сознание потерял. И нашатырь ему давали, и уши терли…