Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1 - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бурьена нельзя заподозрить в недоброжелательном отношении к Жозефине. Напротив, он всегда был ее лучшим другом, при каждом удобном случае горячо хвалил ее и постоянно благодарил за оказанные ему благодеяния, на которые она не скупилась.
Теперь передадим слово человеку, который, вероятно, был осведомлен о долгах Жозефины лучше, чем кто-либо другой, потому что именно он оплачивал их.
«Жозефина, — говорит Император, — питала свойственную креолам слабость к роскоши, беспорядку и расточительству. Невозможно было положить предел ее расходам, она постоянно была в долгах. Когда приходило время платить по счетам, это становилось причиной бурных ссор. Нередко она посылала сказать торговцам, чтобы они выставляли ей счет только на половину суммы. И так чуть не до самой Эльбы, где напоминания о Жозефине хлынули на меня со всей Италии».
Страница 400. Мемориал Св. Елены, т. 3.
В завершение напомним, что Наполеон говорил о двух своих женах, сравнивая их:
«Никогда за всю свою жизнь первая не делала и не говорила ничего, что не было бы очаровательно и соблазнительно. Она избегала всего неприятного, и невозможно было представить ее мирящейся с тем, что доставляло ей неудобство. Все средства, которые только знает искусство обольщения, она использовала умело и с большим тактом.
Другая же, напротив, даже не подозревала, что подобными невинными ухищрениями можно чего-то добиться.
Одна всегда была не в ладах с правдой, первым ее порывом было все отрицать. Другая не признавала лжи, любая скрытность была ей противна. Первая никогда ничего не просила у мужа, но всегда была в долгах. Вторая, не колеблясь, обращалась к нему с просьбой, если ей что-то было нужно, но это случалось крайне редко. Она не могла себе представить, что можно что-то взять, не расплатившись тотчас же. В остальном обе были равно хороши, мягки и привязанны к мужу. Вы, несомненно, уже догадались, о ком идет речь: любой, кто видел их, сразу узнал бы обеих императриц».
Страница 407. Мемориал Св. Елены, т. 3.
Вот, мой дорогой директор, что я хотел бы ответить г-ну Анри д'Эскампу, но я подумал, что не стоит отсылать в «Ле Пэн» бесплатную копию, если вы хотите, чтобы эта заметка имела какой-то вес.
Я ограничился тем, что написал им следующее:
«Господину редактору журнала «Ле Пэи».
Сударь,
Ваш ответ не касается сути моей статьи. Я имел в виду те миллион двести франков, которые Жозефина задолжала с 1800 по 1801 г., то есть в течение года. Я не говорил о долгах с 1804 по 1809 год. Долги за это время пусть подсчитывают г-да Баллуэй, де Лавалетт и Вы сами, и я уверен, что втроем вы дадите мне столь же точный ответ, как г-н Мань, предоставивший отчет о четырех миллиардах, истраченных за семь или восемь лет на то, чтобы удержать бюджет страны от обвала.
Примите уверения в моих наилучших чувствах,
Александр Дюма».
Почерк, которым написано письмо, и подпись внизу, без сомнения, принадлежали Александру Дюма-отцу, а не его сыну, не генералу Матье Дюма или кому-нибудь еще, ибо существует целый легион Дюма.
Я нашел, и теперь нужно было искать дальше.
Итак, Дюма описал Жозефину, ставшую жертвой кредиторов, в статье, которую опубликовал «Монитёр юниверсель», вызвав тем самым бурю негодования у г-на Анри д'Эскампа из «Ле Пэи». Дюма ответил своему противнику письмом, предназначенным для публикации, ссылаясь в нем на источники, которые использовал для работы, — вот все, что я мог сказать в тот момент. Сам текст Дюма был мне неизвестен. Я проверил — упоминания о нем не было ни в одной библиографии Александра Дюма (ни у Рида, ни у Дугласа Монро в книге «Александр Дюма-отец. Библиография произведений, опубликованных во Франции, 1820–1900»). К тому же, как часто случалось у Дюма, на документе не было даты.
Сейчас мне уже не вспомнить всех подробностей на пути к цели. Я безуспешно искал биографическую заметку об Анри д'Эскампе; выяснил, что Пьер Мань был министром финансов с 1867 по 1870 год; откопал брошюру, которая мне ничем не помогла, — «Письмо, адресованное 16 мая 1827 года г-ну маркизу де Лавалетту г-ном Баллуэем, бывшим секретарем по расходам Ее Величества Императрицы Жозефины, in-8e, 1843, переизданное во втором томе «Мемуаров маркиза де Лавалетта» (с. 376); сделал вывод, что если «Монитёр» напечатал текст, который бросал тень на репутацию Жозефины, то он перестал быть официальной газетой правительства Второй Империи, а произошло это 1 января 1869 года, когда был основан «Журналь офисьель».
Каким бы долгим ни был этот путь, однажды он привел меня в зал периодики Национальной библиотеки на улице Ришелье. Я сидел в кабинке, напоминавшей исповедальню, и перематывал пленку с микрофильмом, изучая газеты за первый триместр 1869 года. И вдруг обнаружил… нет, не письмо, о котором я только что говорил (и которое никогда не было напечатано ни в «Монитёр юниверсель», ни в «Ле Пэи»), не статью Дюма о долгах Жозефины… Я нашел роман с продолжением, очень длинный роман, который, к сожалению, не был закончен, — сто восемнадцать глав, довольно регулярно выходивших с 1 января по 30 октября 1869 года. Почти целый год! Я чувствовал себя счастливцем, открывшим Эльдорадо. Это был последний роман Александра Дюма, который болезнь и смерть не дали ему закончить и на страницах которого остановилось его неутомимое перо! Я раскошелился и через несколько месяцев получил фотокопии газет, где был напечатан роман, — толстую пачку бумаги, на которую тут же хищно набросился.
Тогда еще не было речи о том, чтобы перенести прах Дюма в Пантеон, но Ги Шеллер, директор издательства «Bouquins», который полюбил Дюма, читая на лекциях по латыни «Графа Монте-Кристо», спрятанного под партой, Ги Шеллер согласился включить «Шевалье де Сент-Эрмина» в серию «Великие романы Александра Дюма» и поручил мне подготовить роман. Однако планы издательства изменились, проект остался незавершенным, и мне с сожалением вернули рукописи романов «Сан-Феличе» и «Шевалье де Сент-Эрмин».
«Когда же ты издашь "Гектора"?» — спрашивал при каждой встрече мой нетерпеливый друг Кристоф Мерсье, которому я рассказал о существовании этого тайного детища Дюма.
И вот это наконец произошло благодаря Жану-Пьеру Сикру, который принял эстафету от Ги Шеллера и отнесся к роману с таким же трепетом.
«Habentsua fata libelli»[2], — любил повторять Дюма вслед за Теренцием Мавром.
Восстановленный романЗа сто двадцать лет до того дня, когда был найден роман, который вам предстоит прочитать, в доме на бульваре Мальзерб Александр Дюма, сидя за письменным столом или лежа на широкой постели, написал на небесно-голубой бумаге первую фразу своего романа: