Аэций. Клятва Аттилы (СИ) - Тавжар Алекс

— Аэций виноват уже тем, что служил узурпатору. А ты зачем-то назначила его магистром армии, — нахмурившись буркнул Валентиниан.

Аэций действительно служил узурпатору и даже привел по его поручению армию скифов, у которых долгое время находился в заложниках. Но привел слишком поздно, когда узурпатор был прилюдно казнен. В Равенне гадали, нарочно он опоздал или нет, и только Галла Плакидия не сомневалась в ответе.

Аэций был побратимом её первого мужа короля Атаульфа. За свадебным столом в Нарбонне он поклялся своим мечом, что никогда не оставит жену побратима в беде. Как только Галла Плакидия стала августой, а Валентиниана провозгласили императором, Аэций присягнул им не раздумывая. Военачальники Феодосия заподозрили его в обмане из-за того, что так быстро перешел на другую сторону. Напали на войско скифов, которое он привел, и получили по зубам. Пришлось успокаивать и тех, и других, а Галла Плакидия умела это как никто.

— Не важно, что было в прошлом, — сказала она сыну. — С тех пор, как Аэций возглавил армию, он не проиграл ни одного сражения. В Галлии наведен порядок. Вандалов там больше нет. Аэций нам предан сегодня — вот что имеет значение.

— Только ты одна так считаешь, — воскликнул Валентиниан. — А другие считают, что у него какой-нибудь свой интерес!

— Другие не знают правду, — мягко возразила Галла Плакидия. — Аэций — опора Империи. Самая крепкая, самая надежная. Особенно это важно теперь. Когда мы лишились нашего досточтимого Констанция Феликса, — не забыла она добавить, рассеяно взглянув на усопшего. — Хотела бы я знать, у кого поднялась рука…

— Об этом нельзя говорить, — неожиданно произнес Валентиниан и тут же осекся, словно выдал какую-то тайну.

— О чем нельзя говорить? — спросила августа, уставив на сына внимательные глаза.

— О том, кто убил Констанция Феликса, — нехотя ответил тот. — Петрониий Максимус думает, что иначе поднимется шум.

Услышав имя префекта претория, второго по значению человека после Констанция Феликса, августа поняла, что сын её не разыгрывает, хотя поначалу подумала именно так. Петроний Максимус принадлежал к благородному роду Анициев, был несметно богат и часто преподносил Валентиниану дорогие подарки. Валентиниан обожал префекта претория, и возможно в общении с ним восполнял недостаток отеческого внимания. Августа беспрепятственно позволяла им видеться и даже представить себе не могла, что они говорят о делах Империи за её спиной.

— Петроний Максимус обсуждал с тобой убийство Констанция Феликса? — уточнила она, но ответа так и не дождалась.

— Не спрашивай больше! У меня заболит голова. Или ты хочешь, чтобы я умер? — раздраженно воскликнул Валентиниан.

Когда он так громко кричал, у него почти неминуемо начиналась истерика, которую легче было предотвратить, чем успокоить. Августа знала это слишком хорошо, чтобы позволить ему раскричаться.

— Хорошо, я спрошу у Петрония Максимуса. А тебе принесут напиток, от которого поднимется настроение, и не будет болеть голова, — произнесла она примирительным тоном, хотя в душе у неё кипел вулкан.

*

Верная своему слову, она немедленно вызвала в свои покои Петрония Максимуса, желая выяснить, по какому праву префект претория обсуждает с Валентинианом убийство Констанция Феликса за её спиной.

«Этих заносчивых сморчков, отпочковавшихся от римского сената, надо вовремя ставить на место, иначе они и вовсе перестанут со мной считаться», — негодовала августа.

Мысль о том, что её престижу нанесен серьезный урон, в какой-то момент затмила впечатление от самого убийства. После гибели Атаульфа, оставаясь в плену у торингов, ей, как супруге поверженного короля, пришлось испытать немало унижений и издевательств. Это научило её терпению и стойкости. Галла Плакидия часто гневалась, но никогда не позволяла своим чувствам вырваться наружу.

Пребывая именно в таком состоянии — в броне из холода, окутанная дымкой полыхавшего в сердце пламени, она и предстала перед префектом.

*

Петроний Максимус дожидался её в перистиле — окруженном двойной колоннадой внутреннем дворике величественных императорских покоев, в котором, как любили говорить в Равенне, даже блохи из чистого золота. Внешне префект претория был довольно внушительным человеком высокого роста и приятной немного одутловатой наружности, известным своей ученостью и пристрастием к немыслимой роскоши. Обычно его одеяние напоминало драпировку для многочисленных украшений, но в этот раз он оделся в золотые доспехи. Как видно, убийство Констанция Феликса произвело на него столь сильное впечатление, что заставило всерьез опасаться за собственную жизнь. В сложившихся обстоятельствах августа нашла это весьма нелишним и подумала, не заказать ли Валентиниану панцирь?

Завидев её входящей в овеянный сладковатыми благовониями перистиль, Петроний Максимус поспешил изобразить величавый восторг и на какой-то миг застыл в учтивейшем полупоклоне.

— Радуюсь вашему светлому лику, августейшая госпожа, — произнес он, слегка подавшись вперед, словно хотел нашептать приветствие на ухо, но Галла Плакидия не дала ему договорить.

— Радуетесь настолько, что позабыли о правилах, принятых в этих благословенных стенах? — проговорила она строгим тоном. — Думаю, вы не хуже меня понимаете, что император Валентиниан не достаточно возмужал для самостоятельного управления Империей. И, пока не достигнет совершеннолетия, между ним и кем бы то ни было другим находится его регент. То есть я. Поэтому впредь рекомендую разговаривать с императором только в моем присутствии, чтобы не навлечь на себя неприятности.

— Ах, прошу простить меня за излишнее рвение, — немедленно рассыпался в извинениях Петроний Максимус. — Дело было наисрочнейшее. Требовалось негласное разрешение на арест преступников, виновных в убийстве Констанция Феликса.

Слава префекта грянули, словно гром среди ясного неба, вернее, даже гром среди ясного неба не произвел бы столь сильного впечатления.

— Вы поймали… преступников? — поразилась августа.

— К сожалению, не успели, — ответил Петроний Максимус. — Даже небольшого промедления оказалось достаточно, чтобы негодяи сумели скрыться.

— Почему же вы не схватили их сразу, безо всякого промедления?

— Не имели таких полномочий. Среди них были букелларии магистра армии.

— Аэция? — обомлела августа.

— Именно так. И, возможно, он сам. Жена Констанция Феликса рассказала о тех, кто на них напал. Бедняжка еще дышала, когда её обнаружила городская стража…

— Погодите. Но как это может быть? Нападавших видели возле дома Констанция Феликса. Они были в масках. Как же ей удалось их узнать?

— Сие мне неведомо, — развел руками Петроний Максимус. — Вероятно, по каким-то особым приметам. По татуировке, по голосу, по манере себя вести. Как только мне стало известно о происшествии, я немедленно отправился во дворец, однако меня заверили, что вы уже спите. И тогда я обратился за разрешением на арест к императору, застав его за вечерней игрой на лютне. Думаю, император не утаил от вас, что в интересах расследования я убеждал его сохранять молчание.

Он говорил спокойно, ничуть не волнуясь, как человек, уверенный в своей правоте. Сраженная его словами августа не могла поверить, что это произошло наяву.

Аэций приказал своим букеллариям убить Констанция Феликса?!

Причина у него имелась, отрицать это было бессмысленно. Как только Констанций Феликс узнал про злосчастное письмо, которое Аэций написал Бонифатию, он потребовал провести расследование и наказать виновного. Августа поручила Аэцию по возможности мирно уладить разногласия с Констанцием Феликсом. И вот как он уладил? Убил не только Констанция Феликса, но и его беременную жену. Неужели у него не дрогнула рука?

Петроний Максимус что-то сказал, но Галла Плакидия не услышала. Перед мысленным взором стоял Аэций. Но не тот, что прежде — статный, озаренной спокойной улыбкой, так похожий внешне на её первого мужа короля Атаульфа. А с искаженным злобной гримасой лицом, вонзающий в беременную женщину копье…