Монастырская братва - Алексей Макеев

По лицу хлестали ветки, под ногами смачно хлюпал мокрый грунт, когда подошвы соскальзывали с нетвердых кочек и вязли в грязи. Илья бежал не оглядываясь, понимал, что фора тает на глазах и скоро от нее не останется и следа, уже почти не осталось. Шумное дыхание, шлепки по грязи, треск веток и легкий мат сквозь зубы подгоняли, оптимизм внушал небольшой нюанс – пока он не слышал ни одного выстрела. И не только выстрела. Илья ломился через заросли, чутко прислушиваясь к звукам позади – никто не сбавил шаг, чтобы достать оружие, не слышен тихий и оттого особенно мерзкий лязг затвора – ничего, предвещавшего стрельбу по движущейся мишени. «Я им живым нужен, это радует». Илья перемахнул с последней кочки на твердую землю, не сбавляя хода, промчался дальше и скатился в заросшую осокой канаву, притих на дне, вдыхая запах ила и стараясь успокоить дыхание. А заодно прислушиваться сквозь стук крови в ушах, вертеть головой, стараясь не обозначить себя, что пока удавалось, и неплохо. Благо уже наступил душный июльский вечер, небо заволокло еще после обеда, и сейчас, того гляди, зарядит долгий теплый летний дождь. Илья отмахнулся от оголодавших комаров и задержал дыхание – вот они, прут с грацией кабана вдоль канавы и на ходу совещаются: куда бы беглец мог подеваться? Один, тот, кто первым встретил Илью во дворе Саниного дома, помаячил на краю канавы и решительно поехал по склону вниз. Зашатался, замахал руками и часть пути проделал на пятой точке, отчего разозлился несказанно, о чем и оповестил и комарье, и обитавшую поблизости мелкую живность – птиц и лягушек. Те немедленно прекратили свои трели и кинулись кто куда. «Комитетчик» матюгался вполголоса и сообщал своим более осторожным товарищам, что попал в затруднительное положение. Он крутился в полуметре от залегшего в осоке Ильи и в сумерках пытался оценить ущерб, причиненный своему гардеробу. Осмотр не затянулся, в темноте разглядеть толком ничего не удалось, и юноша сосредоточился на стенках и дне канавы. Снова, как показалось Илье, принюхался, втянул в себя воздух, точно пытался определить направление, где искать несговорчивую «мышку», и двинул точно навстречу «объекту». Светлые, покрытые даже в темноте хорошо различимыми пятнами грязи джинсы и спортивные ботинки под ними приближались почти бесшумно – юноша явно прошел хорошую школу и передвигался очень тихо, пробуя носком ботинка дорогу перед собой и аккуратно ступая всей подошвой сразу. Шел не быстро, но и не тащился нога за ногу, шевелил невесть откуда появившимся в руках прутиком заросли на дне канавы и остановился в шаге от Ильи.

Чертовы комары облепили голову и руки, одна тварь засела на кончике носа, вторая впилась в верхнее веко, и обе с наслаждением сосали последние в своей жизни капли теплой крови. Илья дунул раз, другой, но кусачая тварь не реагировала, раздувалась от съеденного, как и десяток-другой ее собратьев. Сверху послышались голоса, зашуршала трава – на дно канавы торопился еще один «комитетчик», во влажных сумерках мелькнула плотная проворная тень. Илья зацепил пальцами пучок осоки, выдрал вместе с корнями из влажной земли и швырнул вбок. Юноша повернулся рывком, вытянулся в струнку, пытаясь понять, кто или что произвело этот шум, и заорал во всю глотку, повалился на мокрую траву. Тех секунд, когда «загонщик» отвлекся, Илье хватило – он выбросил руку с ножом и с размаха перерезал тому ахилловы сухожилия на обеих ногах. «Комитетчик» орал от страха и боли одновременно, пытался подняться на ноги, ему даже удалось встать на четвереньки, когда все закончилось. Илья вскочил с земли, подобрал рюкзак и с силой врезал юноше носком ботинка в висок. Крик оборвался, человек бесшумно повалился лицом вниз. Илья озирался в темноте. Второй был недалеко, где он, ничего не видно в темноте и наползавшем с близкого болотца легком тумане. И очень тихо, ничто не скрипнет, не звякнет, не слышно, чтобы хлюпала под подошвами вода и зашуршала трава или ветки, он словно один здесь, и поверил бы, непременно поверил, но точно знает, что верить этой тишине нельзя. И сидеть на дне канавы тоже незачем, бегом по склону вверх, цепляясь за траву и корни кустов, быстрее, на глухой четкий стук колес поезда – до насыпи и оврага за ней тут всего ничего, минуты три… И успел бы, успел, уже выбрался из канавы, высунул голову над ее краем и заметил вдали за деревьями огни – по рельсам грохотали освещенные пассажирские вагоны, скорый шел в сторону Москвы. Еще рывок вверх, но что-то узкое, прочное захлестнуло шею, сдавило горло и поволокло обратно, к затхлой сырости болотца, швырнуло в грязь. И продолжало давить, скручиваться над кадыком, перед широко открытыми глазами моментально потемнело, воздух едва просачивался в перехваченное удавкой горло, и сквозь стук крови в ушах, возню и треск Илья слышал, как говорят двое. Вернее, обсуждают, как ловчее стреножить неосмотрительную «мышку», подпустившую к себе преследователей на длину броска тонкого шнура, сдавившего ей глотку. А тьма уже разбавилась белесыми пятнами, но не туманом, он плавал у ног, пелена выше напоминала вату или пух из подушки, она забивалась в рот и нос, проникла в глотку, не давала вдохнуть, глотнуть хоть каплю воздуха.

Шнур чуть ослаб, Илья судорожно хватал ртом воздух и сквозь мутно-белую завесу перед собой видел очертания человеческой фигуры. Плотный, невысокий, очень подвижный – кажется, именно он четверть часа назад предупреждал «если что, он нам не помешает». Вроде да, а шнур, значит, держит тот, с залысинами в полбашки, что тогда во дворе сначала «Ниссан» пузом обтирал, а потом с тыла обойти пытался. Роста он с Ильей примерно одного, комплекцией схожи, да только сил у него побольше, хоть и слышно, что дышит тяжело – побегать сегодня всем пришлось. И снова писк мобильника, но «загонщикам» сейчас не до того – «объект» сложный попался, один после непосредственного контакта способность передвигаться потерял, его пример другим наука, осторожность превыше всего. Но были же еще двое, терлись у машины, и это только в Санином дворе, что говорить про отцовский дом – там, поди, дивизия по окрестностям рассредоточена – и про дом Ильи, где еще этой зимой все было тихо, спокойно и тепло, было до того черного дня в начале февраля, было и сплыло… И полчаса не пройдет, как у канавы за болотцем орава «комитетчиков» соберется, а нам это ни к чему.

Илья вцепился в шнур обеими руками, протолкнул пальцы под удавку, дернул в стороны от шеи. Вдохнул глубоко, как только мог, и повалился на бок, старательно изображая приступ удушья, а сам ждал, пока рассеется перед глазами грязно-белая пелена, и вот уже отчетливо видно, что над ним склонились двое и оба внимательно смотрят в лицо «объекта».

– Ты чего наделал? Он же подохнет сейчас, – яростно шептал круглолицый. – Тебе что приказали – живым, чтоб идти и говорить мог…

– Не подохнет, – успокоил коллегу второй. Он, как и предполагалось, был ростом повыше, но в плечах поуже. И более поджарый, похож на породистого молодого пса, которому по кочкам да болотам скакать пока что в радость, ибо дури много, сил тоже, девать некуда. – Не подохнет, я не до отказа закрутил, сейчас оклемается и своими ножками к машине пойдет. Наручники давай.

В ответ что-то стукнуло глухо. Круглолицый взял Илью за плечо, чтобы перевернуть на живот, и получил удар лбом в переносицу. Запрокинул голову, захлюпала хлынувшая из носа кровь, Илья сел рывком и локтем с разворота врезал поджарому локтем в глаз. Тот молча рухнул рядом. Илья вскочил, подобрал свой рюкзак и лежащий рядом нож, что заботливо прихватили с собой «загонщики», когда накинули на «мышку» аркан. Шнур валялся рядом, Илья поднял его, свернул петлей, набросил ее на шею плотному и перекрутил от души, с силой. Подержал немного, пнул бьющееся, как в агонии, тело в спину, врезал уже приходящему в себя второму ботинком по ребрам и рванул прочь.

Снова вверх по мокрому склону, оскальзываясь на траве и глине, выползти, полежать немного, подышать, глядя в темное небо над головой, почувствовать на лице первые теплые капли, упавшие из туч. Десять секунд, пятнадцать, двадцать – и голова перестала кружиться, только зверски саднило кожу шеи, содранную шнуром, да глухо стучало сердце. Но громкий шорох и треск снизу заставили вскочить, всмотреться в темноту, уже затянутую серой дождевой сеткой. На дне канавы шевелился кто-то, отплевывался и быстро и негромко говорил что-то, явно в телефон. Докладывал обстановку и свои координаты, не иначе, и если первое еще можно внятно донести до руководства, то остальное звучало примерно так: я в канаве по шею в грязи, «объект» упустили. Ах нет, пардоньте, веду преследование. Бормотание стихло, зато усилились трески, шорох и натужное сопение: уцелевший «комитетчик» лез из канавы с упорством активированного колдуном зомби. Он и внешне походил на нежить – грязный, косматый, рукав куртки оторван, сам перекошен на левый бок, локоть прижат к ребрам. И под глазом должен быть «фонарь», но отсюда не видно, да Илью и не тянуло рассматривать физиономию преследователя с близкого расстояния. Он вскочил, закинул рюкзак за спину и, сжимая в ладони рукоятку ножа, побежал по тропке мимо нежилых домов и полуразвалившихся бараков к насыпи, по которой неслась, сверкая в темноте огнями, электричка из Москвы.