Пушкин и Александрина. Запретная любовь поэта - Николай Раевский

Вот и они… Александра Николаевна привезла с собой много акварелей и миниатюр. Почти все очень хорошо сделаны. Некоторые надписаны известными художниками того времени. Все знакомые лица, но видишь их по-новому. Ни один из этих портретов не был опубликован. Вот Афанасий Николаевич Гончаров – благообразный старик в синем фраке (акварель работы Witt). Вот отец и мать Александры Николаевны – Николай Афанасьевич и Наталья Ивановна Гончаровы, сама Александра Николаевна – еще молодая и миловидная, почти красивая девушка. Прелестный акварельный портрет тридцатилетней Натальи Николаевны (1842)20.

Меня подводят к столику перед камином. На нем стоит очень хороший акварельный портрет молодого офицера в гусарском мундире, работы Hampeln. «Serge Gontcharoff», – говорит графиня Вельсбург, но это не Сергей, а Иван Николаевич Гончаров, служивший одно время в лейб-гвардии гусарском полку.

Хозяйка замка спрашивает меня, не может ли акварели повредить тепло от камина. С удовольствием вижу, что бродзянские реликвии в надежных, заботливых руках. Все стекла тщательно протерты, нигде ни пылинки. Я заранее чувствую, как их выявлению обрадуются специалисты-пушкинисты. Когда в Советском Союзе обнаруживают новый портрет кого-либо из людей, близких к Пушкину, его тщательно воспроизводят, издают с подробными комментариями. Здесь же передо мной целый семейный музей никому не ведомых изображений.

Продолжаем осмотр. Среди портретов замечаю на стене небольшой гипсовый барельеф под стеклом с русской надписью: «Князь Петр Мещерский. Рим MDCCCXXXV». Один за другим мне показывают три портрета Натальи Ивановны Фогель фон Фризенгоф: большую акварель, надписанную «L. Fischer, 1844», миниатюру и большой парадный портрет масляными красками. На них изображена высокая красивая брюнетка с умным лицом южного и притом нерусского типа. Она разительно похожа на Ксавье де Местра, большой неподписанный портрет которого висит здесь же в гостиной. Настолько похожа, что когда я, с разрешения хозяев, беру со стола акварель Фишера и подношу к портрету старика-писателя, все со мной соглашаются – отец и дочь. Итак, все противоречивые сведения о происхождении Натальи Ивановны оказываются неверными. В Бродзянах до наших дней сохранилось устное предание о том, что отцом Н. И. Ивановой был император Александр I. Русские источники почему-то считали ее внебрачной дочерью Ивана Александровича Загряжского. Таким образом, Александре Николаевне она будто бы приходилась теткой, а жене де Местра, Софии Ивановне, – единокровной сестрой. В действительности никакого родства между ними не было. Софья Ивановна просто удочерила внебрачную дочь своего мужа.

Я рассказываю ее историю Вельсбургам, не боясь их задеть – первая жена барона Густава им не родственница, но неожиданное решение загадки ее происхождения их все же интересует. По этому случаю хозяин замка достает из шкафа одну из книг, «принадлежащих де Местру»: Стихотворения В. Жуковского, т. 1, 1824. Списываю дарительную надпись (по-русски): «Графу Местру от Жуковского. В знак душевного уважения». Вельсбург прибавляет: «У нас есть и портрет Жуковского – увидите в столовой».

Все больше и больше увлекают меня бродзянские реликвии. Чего-чего здесь только нет… Русские хозяйки замка давно умерли, недавно похоронили и полурусскую, но все осталось на своих местах – сохранились даже карандашные надписи на косяке дверей из большой гостиной в малую. Здесь, по принятому в замке обычаю, отмечался черточкой рост родственников и близких знакомых. Мне показывают отметку с надписью «Nathalie Lanskoy». Точный рост Натальи Николаевны – такой отметки, вероятно, сейчас не найти больше нигде в мире. Очень мне хочется попросить метр и измерить, но на первый раз не решаюсь21.

Переходим в малую гостиную, продолговатую уютную комнату. Друг против друга большие парные портреты супругов Фризенгоф (масло) работы их дочери Натальи Густавовны. Оба уже глубокие старики. Александре Николаевне, должно быть, за семьдесят. Из-под черной наколки виднеется белый старушечий чепчик. Умное, строгое, но успокоившееся лицо. Нет в глазах прежней пронзительности. В кресле сидит очень степенная, важная старушка-баронесса, теща герцога Элимара Ольденбургского. Поэт здесь решительно ни при чем. Даже портрета его нет в замке – о рисунке де Местра, если он и изображает Пушкина, Александра Николаевна, вероятно, вообще не знала.

А изображение его убийцы – Дантеса имеется. Мы идем в столовую, и я сразу замечаю его портрет (сепия?), помещенный на видном месте. Портрет исполнен в 1844 году художником S. Wagner. Внизу размашистая подпись «В-on G. de Heckeren». Сидящие за столом не могут не видеть молодого еще Дантеса (ему 32 года).

Большой литографированный портрет В. А. Жуковского с его русской подписью «Жуковский» висит на той же стене. На литографии имеется печатная надпись: «Nach der Natur gez. von Krüger. Lith. von Mayer»22. Есть также литография с портрета де Местра, висящего в гостиной, и ряд хороших «русских гравюр» (портретов и групп), как их издавна зовут в замке. Они принадлежали Александре Николаевне, но, по словам Вельсбурга, уже ее дочь не помнила, кого они изображают. Большинство гравюр работы Knichuber, издатель Höpelich. Все, кроме одной, исполнены в 1839–1844 годах.

За обедом говорим о покойной герцогине Наталье. Дочь, по-видимому, во многом была похожа на мать. Образованный и содержательный человек с большими художественными и литературными интересами. Живописи училась, кажется, в Вене и писала как настоящая портретистка. Манера у нее старомодная, но более чем грамотная. Очень любила общество художников и писателей. До глубокой старости ездила верхом. Мне показали фотографию – престарелая Наталья Густавовна сидит на коне по-мужски. Пристальный взгляд, как у матери на дагерротипе 1850–1851 годов, но лицо доброе. Говорят, она и на самом деле делала немало добра жителям Бродзян. Но чудаковата была seigneuresse de Brodiany, по крайней мере, в старости. В замке у нее постоянно жило не меньше десятка больших собак. Есть в Бродзянах и собачье кладбище с плитами, обсаженными барвинком, а поблизости от него герцогиня построила для себя какую-то странную не то оранжерею, не то стеклянную башню. Там зачастую и ночевала, находя, что в замке мало воздуха, причем горничной и зимой приходилось носить ей постельные принадлежности ночью по глубокому снегу. В России Наталья Густавовна никогда не бывала, но, кажется, от матери к доброй барыне перешли кое-какие крепостные навыки, весьма удивлявшие ее родственников в тридцатых годах нашего века.

После обеда прошу показать мне библиотеку. Раз в замке нет портрета Пушкина, вряд ли найдутся и его сочинения с автографами поэта, но проверить все-таки нужно. Для частного дома библиотека огромная – больше десяти тысяч томов. Она занимает целый зал, пристроенный к старому замку сравнительно недавно одним из Фризенгофов, собиравшим книги. Содержится библиотека в большом порядке. Есть и русский шкаф, но тщетно я ищу в нем старинные тонкие томики стихотворений Александра Пушкина. Нахожу только «посмертное издание» с изящным экслибрисом Натальи Густавовны (вид замка Бродзяны) и ее печатью. Я пытался выяснить, принадлежало ли оно Александре Николаевне или первой жене Фризенгофа (последнее вероятнее), но никаких отметок не обнаружил. Сама герцогиня, вероятно, приобрела бы более новое издание. Русского языка она к тому же, по-видимому, не знала.