Конан в дебрях пиктов (СИ) - Каминский Андрей Игоревич

Они подошли к воротам. Смуглые воины с ожерельями из волчьих зубов схватились за оружие при виде киммерийца, но Кварада тихо сказала несколько слов и им всем разрешили войти в деревню. Чумазые дети исподлобья, словно волчата, смотрели на Конана, пока их матери не уводили их в хижины, а вместо них наружу выходили взрослые мужчины. Скапливаясь в кучки, они следовали за небольшим отрядом, бросая недружелюбные взгляды не только на киммерийца, но и на его спутников. Конан, уже уразумевший, что попал в деревню Волков, припомнил, что между ними и племенем Ястреба никогда не было большой любви.

Сопровождаемые молчаливым эскортом, увеличивавшийся с каждым пройденным домом, Конан и его пленители вышли к центру деревни. Посреди утоптанной площадки возвышались пиктские идолы, покрытые запекшейся кровью. Возле них стояло двое человек, судя по всему давно ожидавших гостей. Первый был невысоким, как и все пикты, широкоплечим мужчиной, все лицо и тело его покрывала замысловатая татуировка. Из одежды, помимо набедренной повязки, его тело покрывало и шкура волка перекинутая через плечо. Эта шкура, так же как и золотой браслет зингарской работы, охватывающий запястье, показывал его высокий статус в племени Волка. Рядом же с ним стоял худощавый, но для пикта довольно рослый старик. По бесчисленным амулетам и фетишам, свисавшим на кожаных ремешках с худой шеи, Конан опознал шамана Волков. Тогда второй человек был военным вождем — у пиктов он делил власть с колдуном. Холодные глаза служителя лесных богов бесстрастно глядели на Конана — в отличие от вождя смотревшего откровенно враждебно.

Кварада шагнула вперед, склонила голову в знак почтения:

— Приветствую тебя Горла, — еще один кивок, — и тебя Рогоата — обратилась она уже к шаману. Дождавшись ответного кивка, она продолжила, — Ястребы держат слово. Вот тот человек, что проведет нас мимо аквилонских кордонов. Ты говорил, что я лгу, говоря о помощи хайборийцев — ты видишь теперь, что…

— Ты считаешь Волков глупцами, колдунья? — перебил ее вождь. — Или думаешь, что они ослепли? Он не аквилонец, это видно сразу. Он…

— Киммериец, — шелестящим голосом продолжил шаман и вождь умолк, не забыв впрочем, зло зыркнуть на Рогоату — похоже предводители Волков не очень-то ладили друг с другом. Впрочем, шаман не особо обратил на то внимания.

— Ты обезумела, Кварада? — снова заговорил вождь и глухой ропот за его спиной подтверждал его возмущение. — Ты привела сюда киммерийца и после этого смеешь говорить о мире между Ястребами и Волками, о том, чтобы вместе идти на аквилонцев?

— Этот давно покинул свою страну, — возразила колдунья, — ему нет дела до прежних распрей и споров. Он готов замирится с пиктами против аквилонцев.

— Киммериец, который хочет мира с пиктами? — саркастически протянул вождь. — Скорей я поверю, что пантера станет есть траву. Я не знаю, сколько времени он служит аквилонским собакам, но знаю, что ни один киммериец не забудет о нашей вражде.

Полыхавшие ненавистью темные глаза пикта встретились с синими глазами Конана, бесстрастно смотревшего на вождя. Спокойствие киммерийца еще больше взбесило Горлу, он уже было открыл рот, но шаман что-то шепнул ему на ухо и вождь, неохотно отвел взгляд, глухо ворча, словно волк которого отгоняют от добычи.

Конан неожиданно расхохотался и пикты с удивлением уставились на него.

— Да, я киммериец, — с вызовом сказал он. — Я рожден племенем, что от века враждует с вами. И видит Кром — за всю свою жизнь, я вдоволь потешил духов предков пиктской кровью! Я пробирался в самую чащу леса, выслеживал и убивал ваших воинов и колдунов. Во всем племени Волка меньше взрослых мужчин, чем тех пиктов, что я отправил к демонам. Когда аквилонцы сделали меня командиром, я дал вам такой урок, что ваши сородичи и по сей день не решаются переходить Громовую реку. Я дал мир западным провинциям Аквилонии — и чем же отплатил мне за это ее король? Темницей и кандалами, будь он проклят! И проклята пусть будет эта страна, где из-за прихотей сумасшедшего владыки в застенки бросают лучших полководцев. Но пусть демоны Крома вечно гложут мои кости, если я не смогу отплатить ему той же монетой. Ради мести я готов забыть о вековой вражде наших народов.

— Зато мы ничего не забыли, киммериец! — зло сказал вождь. — Теперь я вспомнил тебя! Не из-за тебя ли был разбит союз племен, не ты ли убил шамана Сагайету? Кварада хочет, чтобы мы объединялись снова — но, почему мы должны верить ей и тебе?

— Потому что вы не настолько глупы, чтобы отказаться от воинской славы и богатой добычи ради смерти одного киммерийца, — возразил Конан. — Никто не знает лучше меня, как охраняется западная граница, где ее слабые и сильные места.

— Волки еще не дали согласие на то, чтобы снова идти в набег с Пантерами, Ястребами и Черепахами — недоверчиво произнес вождь.

— Это уже ваши дела — пожал плечами Конан.

— Нужно вопросить богов, — вступил в разговор шаман, — нужно просить их о помощи. Если они скажут, что нам надо идти с речными племенами — мы сделаем это.

— Я буду творить обряд вместе с тобой — вмешалась в разговор Кварада.

— Хорошо, — кивнул шаман, — ты сильная колдунья. Но твой спутник пусть будет под охраной. Отведите его куда-нибудь, — обратился шаман к пиктам, — и сторожите лучше.

Пикты вцепились в Конана, отволакивая в сторону. От киммерийца не укрылся угрюмый взгляд, что бросил военный вождь на шамана, о чем-то переговаривающегося с колдуньей.

Киммерийца отвели в небольшую хижину, стоявшую на противоположном краю утоптанной площадки. Руки ему не связали, но не менее десяти пиктов, вооруженных копьями и топорами охраняли хижину снаружи. Еще пять пиктов вошли внутрь — а вместе с ними и двое спутников Кварады, со своими отравленными стрелами. Любые попытки завязать разговор пикты оставляли без внимания, так что в конце концов Конан отвернулся и принялся смотреть наружу через щели в стене. Вскоре он забыл про охранявших его дикарей — ему открылось более захватывающее зрелище.

Кольцо костров окружало пиктских идолов и отблески пламени освещали безобразные резные лики. Глядя на них, Конан почувствовал себя неуютно — он достаточно знал о пиктских богах, чтобы держаться подальше от всего, что с ними связано. Однако до сих пор он никогда не видел столь подробно изображенного пантеона лесных дикарей и теперь с интересом рассматривал их. Самый высокий истукан — Джеббал Саг с узким злым лицом, косыми глазами и заостренными ушами. Конан содрогнулся, когда уловил в резной маске четкое сходство с ликом пиктского шамана Зогара Сага и его демонического брата-близнеца. Был ли неведомый резчик колдуном, удостоившимся чести лицезреть своего страшного бога? Рядом с ним возвышался истукан, напоминающий огромную обезьяну — Гулл, Косматый-Что-Живет-На-Луне. Двух других божеств — тварь, напоминающую гиену на полусогнутых человеческих ногах и какое-то змееподобное существо Конан не знал. Вся первобытная дикость и нечеловеческая жестокость пиктов, все угрозы, таящиеся в Дебрях — все это отразилось в уродливых чертах лесных идолов.

Перед идолами возвышался массивный черный камень с плоской вершиной — алтарь пиктов. Вокруг него простирались обнаженные люди, раскинувшие руки и ноги в разные стороны. Сквозь пламя костров и пелену дыма было трудно что-то разобрать, но Конан сумел разглядеть, что их конечности были привязаны к вбитым в землю колышкам. Судя по всему, это были пикты — здесь в сердце Пущи трудно было найти хоть одного чужестранца, чтобы принести его в жертву. Всего Конан насчитал около пяти человек.

За пределами круга костров, еле видные в темноте, сидели пикты-Волки — бесстрастные и молчаливые они не отрывали взгляда от идолов. Их худощавые мускулистые тела густо покрывала боевая раскраска. Среди них Конан увидел Горлу, — насупившийся вождь, выглядел самым взволнованным среди своих соплеменников, нервно теребя завязки волчьей шкуры на горле.

Откуда-то из темноты грохнул барабан и в круг костров вступила пугающая фигура. Сухопарое тело Рогоаты покрывали замысловатые узоры, нанесенные белой краской, голову окружал убор из перьев страуса. В руках он сжимал большой бубен, на который, насколько было известно Конану, всегда натягивали человечью кожу. Издевательски скаля зубы, шаман начал обходить пленников: то высоко вздергивая ноги словно журавль, то, припадая к земле, как охотящаяся пантера. При этом он не забывал отвешивать поклоны своим идолам. Его глаза блестели лихорадочным огнем, язык то и дело облизывал тонкие губы. Не отрывая взгляда от беспомощных жертв, он ударил в бубен и тут же ему эхом отозвался из темноты барабан.