Когда рухнет плотина - Николай Эдельман

- Погоди! - крикнул я Анжеле, остановившейся около машины, и подбежал к ней. - Дай-ка ключи и отойди подальше.

Она подняла брови, но подчинилась. Разумная девушка, успела навидаться всякого в своем секретариате. Сперва я, согнувшись как только мог, попытался заглянуть под днище малолитражки. Вроде ничего лишнего. Тщательным осмотром я пренебрег. Даже самый тупой киллер должен понять, какой верх нелепости - взрывать "оку". Все-таки взмахом руки подальше отогнав Анжелу, с опаской наблюдавшую за моими манипуляциями, я открыл капот. Тоже как будто все в порядке. Но только заведя мотор, я позволил хозяйке машины занять место за рулем, а сам запихнулся на пассажирское сиденье, удивляясь - как Анжела ухитрилась вчера вечером засунуть меня в эту таратайку?

Мы выехали на Октябрьский проспект. По небу метались тучи, со страшной скоростью гоняясь друг за другом, сталкиваясь, разрываясь на клочки, открывая в просветах небо чистейшей голубизны, и картина этой борьбы была одновременно и осязательно-отчетливой, и совершенно нереальной, как на полотнах Дали. Порывы ветра швыряли в лобовое стекло горсти снежной крупы, и эти короткие шквалы кончались так же внезапно, как начинались.

- Послушай, - спросил я Анжелу, когда мы остановились перед светофором. - Кто такой Долинов?

- Долинов? Не знаю никакого Долинова. Это из твоей записки? Дай сюда, - приказала она.

Я неохотно отдал ей листок. Не хотелось, чтобы она начала волноваться, суетиться, бросилась меня спасать. И вообще, чем меньше близкие вовлечены в твои профессиональные дела, тем спокойнее.

Прочитав записку, она задумалась ещё сильнее, и сзади засигналила "тойота", увидев, что мы не торопимся ехать на зеленый.

- Так ты из-за этого бомбу искал? - сказала она, трогаясь с места. То-то я смотрю, ты больно осмотрительный нынче стал. Нет, впервые слышу о Долинове. По крайней мере, он точно не из Светлоярска. Может, просто блеф?

- Может, - кисло согласился я. По правде говоря, состояние мозгов не способствовало мыслительной деятельности. Я волей-неволей предоставлял событиям развиваться своим ходом.

- Послушай, - сказала она. - Может, тебе не надо туда ехать? Если это кто-то из наших крестных отцов, они в восторге не будут. Еще спровоцируешь их такой наглостью.

- Только к лучшему - хоть не будем, дрожа от страха, гадать, кто за этим стоит. А что же ты мне - предлагаешь отсиживаться где-нибудь? Нечего предоставлять противнику инициативу. В толпе, где на каждого почетного гостя десяток бодигардов, я буду в большей безопасности.

- Что за жуткие секреты ты раскопал? Кто мог на тебя ополчиться?

- Врагов-то наберется достаточно. Не исключено, что просто припугнуть хотят.

О том, что я писал, в общем, и так всем было известно - только те, кому полагалось карать и пресекать, делали вид, что ничего не замечают. Орел был мной недоволен. Я как-то на пресс-конференции стал выяснять у него подробности темной истории с продажей боеприпасов одной из противоборствующих сторон в "горячей точке", где генерал миротворствовал и Орел обиделся. Имел основания я и Дельфинова подозревать в недружелюбных замыслах.

- Попробую навести справки, - пообещала Анжела. - Может, узнаю что-нибудь об этом Долинове. Позвоню тебе.

Анжела довезла меня до новенького Кардиоцентра, ещё не обтесавшегося временем, и поэтому выглядевшего немножко призрачным, неестественно-чистеньким в окружении старых построек и неубранной строителями глины на тротуарах, остановила "оку" под знаком "остановка запрещена", я подался к ней губами, и она после короткого поцелуя отстранилась и помахала в воздухе ладонью: "Фу, как перегаром несет!" - но тут же снова присосалась к моим губам и не отрывалась минут пять.

- Ну пока. Будь осторожнее, - и, поцеловав меня в последний раз, она укатила.

2.

Я направился через чугунные ворота к главному входу, где собралась изрядная толпа и на ступеньках подъезда были установлены несколько микрофонов.

Оказалось, что церемония ещё не началась. Как и повсюду в стране, налицо были бардак и вопиющая непунктуальность. Публика уже начинала мерзнуть на незапланированном морозце. Журналисты перемешались с приглашенными гостями, среди которых преобладали уверенные бизнесмены с бритыми затылками; в толпе почти каждую минуту раздавался писк сотовых телефонов.

Наконец, появились герои дня. Довольно щуплая, несмотря на всю самоуверенность, фигура Дельфинова окончательно меркла рядом с массивным Орлом. Его имиджмейкеры сегодня утром, вероятно, пребывали в таком же состоянии, как и я - генерал был одет в светло-серый костюм с несколько длинноватыми брюками, значительно более темную рубашку и аляповатый малиновый галстук; на плечи была накинута камуфляжная куртка. Его лицо, обладавшее выразительностью рифленой подошвы, но уже известное всей стране и даже ставшее объектом подражания, могло бы принадлежать идиоту-военруку из средней школы, но хлесткие афоризмы Орла, выдаваемые за политическую мудрость, успели привлечь к нему по всей стране немало сторонников, уставших дожидаться милостей от московского правительства.

Главным оппонентом Орла на выборах был Барабанов, нынешний губернатор. Не то что бы особенно одиозная фигура, напротив, он даже числился в рядах демократов и считался способным администратором, насколько таковым может быть выходец из советских райкомов и обкомов, но при нем в Светлоярском крае происходило то же, что и по всей стране. В городе простаивали многие крупные предприятия, а люди, которым месяцами не выплачивали зарплату, наблюдали, как один за другим вырастают особняки местных крестных отцов.

На открытии Кардиоцентра Барабанов, естественно, не приехал, зато наличествовал мэр Светлоярска - Пурапутин, личность тоже по-своему примечательная, известная скандальными выходками и громкими требованиями отвоевать у Америки Аляску. Я не слишком понимал, почему так лояльна к нему Анжела - Пурапутин сгоряча мог и на женщину броситься с кулаками, и бросался не раз. Впрочем, мне он своей колоритностью был даже симпатичен. Но сейчас его присутствие меня удивило. Все знали о его трениях с губернатором - двум амбициозным фигурам нелегко ужиться в одном городе, и Пурапутин тоже числился в избирательных бюллетенях, правда, без особых шансов на победу. Решил подлизаться к чужим благодеяниям - насколько я знал, город на строительство Кардиоцентра не дал ни копейки - или, пока не поздно, заручался благоволением фаворита? Он первым подошел к микрофону, как обычно, растрепанный, развинченный, дерганый, и уже открыл рот, когда на меня выскочил Сашка Эстес и, несмотря на то, что его макушка едва доставала мне до носа, похлопал меня по плечу.