Звездный час астронавта Бейтса - Алексей Кувшинников

— О’кей, старушка, — разочарованно вздохнул Бейтс и прищурился. — Я понимаю, у тебя нет резона ссориться без нужды с хорошими друзьями. Дай мне последний шанс, шепни адресок кого-нибудь из них, и я сам поговорю с парнишкой по душам. Желательно только, чтобы он был не из той конторы, в которой работает пара навестивших меня ослов.

Но Шеррил не приняла шутливого тона. «Мне надо посоветоваться, — просто ответила она. — Побудь пару дней в Нью-Йорке. Я позвоню». И рассеянно затушила давно погасшую сигарету.

Шеррил позвонила через два дня. Разговор вышел очень коротким.

— Есть человек, который полностью в курсе дела. Но здесь, в Штатах, он абсолютно недосягаем. К счастью для тебя, сейчас он находится в другой стране, где теоретически возможно организовать с ним беседу. Делаешь ставку или пас?

— Играю, — не раздумывая ответил Бейтс.

— Тогда лети в Боготу и из аэропорта позвони сеньору Хорхе, запиши номер телефона… Чао.

— О’кей, — машинально пробормотал астронавт частым гудкам отбоя.

Получить туристическую визу в Колумбию оказалось делом пустяковым. Билет, деньги, быстрые сборы, звонок на службу — события нанизывались на нитку времени так плотно, что только сев в кресло красно-белого «Боинга-767» колумбийской «Авианки», Бейтс, наконец, собрался с мыслями, чтобы подумать, куда и зачем он летит. Но и тут ему не повезло. Через два часа после взлета, в районе Багамских островов, ровно скользивший на крейсерской высоте лайнер совершенно неожиданно для пассажиров — впрочем, и для экипажа тоже, — провалился в «воздушную яму». Падение длилось секунд пять, и все непристегнутые пассажиры, а также свободно лежавшие предметы взмыли к потолку.

Бейтс оказался одним из немногих, оставшихся на своем месте, поскольку в силу профессиональной привычки никогда не расстегивал в воздухе ремней безопасности. Даже для его тренированного вестибулярного аппарата столь резкое снижение было неприятным: чего же говорить о прочих пассажирах!

Со дна «ямы» бил мощный восходящий поток, и «Боинг», словно подброшенный гигантской катапультой, с хрустом взлетел примерно на километр вверх. Судя по ощущениям, прикинул Бейтс, перегрузка вышла побольше двукратной. Разумеется, все плававшие под потолком предметы, как одушевленные, так и неодушевленные, со значительным ускорением ахнулись о кресла и пол. Десятка три пассажиров поломали себе кости.

По решению командира лайнер экстренно сел в Майами, и часа четыре техники придирчиво изучали состояние различных элементов фюзеляжа, крыльев и двигателей. Никаких видимых повреждений они не нашли, однако рейс отложили до следующего утра. Бейтс прекрасно выспался, отлично поел за счет «Авианки» и прилетел в Боготу в прекрасном расположении духа.

Сеньор Хорхе оказался на месте, не задал ни единого вопроса и через полчаса заехал за Бейтсом на довольно потрепанном «рено» мышиного цвета. Кварталы городской окраины расступились в 10 минутах езды от аэропорта, и под колесами машины зашуршал асфальт шоссе, забитого огромными грузовиками, запряженными в двуколки мулами и балаганного вида автобусами.

Какое-то время по обеим сторонам дороги толпились эвкалиптовые рощи, разделявшие луга с сочной зеленой травой. Но потом сеньор Хорхе свернул налево, дорога круто пошла вверх, к безлесному гребню недалекой цепи холмов. Аэродром в Боготе лежал на высоте 2600 метров, так что перевал явно находился за трехкилометровой отметкой.

По мере подъема растительность исчезала и ближе к перевалу остались лишь жесткая бурая подстилка из иссушенных трав да кактусовые лепешки, тут и там бессмысленно торчавшие из каменистой земли.

У Бейтса начало позванивать в голове и ломить виски. Сказывалась разреженность воздуха. Но в этот момент дорога очень кстати выбралась на перевал, с которого стремительным серпантином бросилась в скрытую веселыми кучерявыми облачками долину. Через 20 минут головокружительного спуска, вызвавшего не менее сильные ощущения, чем недавнее падение в «воздушную яму», асфальтовая лента распрямилась и легла на дно долины. Бейтс с наслаждением вдыхал жаркий, влажный воздух, напоенный тысячей манящих ароматов. Вокруг густой стеной стояли банановые заросли, отгороженные от шоссе красно-бело-малиново-розовой пеной цветущих кустов бугенвиллы.

Тут и там у дороги высились горы апельсинов, мандаринов. На шестах, лежавших поперек надежно, на века, врытых в землю столбов, висели гроздья бананов. Над ними гудели рои мух, и поэтому торговавшие фруктами голопузые мальчуганы сидели в теньке чуть поодаль. Машину подбросило на ухабе, и из-под водительского сиденья выполз потертый приклад короткоствольного автомата. Безразличным пинком сеньор Хорхе загнал его назад. Бейтс про себя фыркнул от смеха. Романтика тропической глубинки, где мужчины словно дети не расстаются с оружием, где девушки скромно опускают глаза, встретившись со взглядом незнакомого мужчины, а морщинистые и щетинистые старики коротают солнечные дни за бутылью теплой водки из сахарного тростника, — эта романтика брала Бейтса за душу. В чем-то астронавт сам был большим ребенком…

Машина съехала на обочину и плавно остановилась.

— Вам туда. — Сеньор Хорхе показал на две колеи, уходившие в банановые заросли.

— А вам? — искренне удивился Бейтс.

Его провожатый ткнул большим пальцем через плечо, и в глазах у него мелькнула лукавая искорка:

— А мне — назад. Идите прямо, вас встретят.

— Но далеко идти-то? — уже с некоторым раздражением поинтересовался астронавт.

— Идите, идите, — мягко ответил сеньор Хорхе, явно давая понять, что излишняя любознательность в данном случае совершенно неуместна.

Бейтс взвалил на плечо туго набитую дорожную сумку, подхватил чемодан — слава богу, в Майами хватило ума снять с себя теплые вещи — и зашагал по правой колее. Едва преодолев полсотни метров, он почувствовал, что обливается потом, но только стиснул зубы и прибавил шаг. Сеньор Хорхе пошарил под сиденьем, вынул приемопередатчик и коротко бросил: «Встречайте».

Мало-помалу Бейтс отрегулировал свой организм и быстро подсох. Дорога шла в тени мощных банановых пальм, тяжело шевеливших огромными листьями под слабыми попытками ветерка проникнуть в их заросли. Укрывшиеся там от палящего солнца апельсиновые деревца были усеяны желтыми, зелеными и оранжевыми шарами. На ветке сидела маленькая мартышка и невозмутимо грызла сочный апельсин. На разные голоса пели сновавшие по веткам маленькие яркие птички. Ни они, ни мартышка не обратили на астронавта ни малейшего внимания.

Примерно через километр дорога вышла к трехэтажному ветхому особняку с башенками, балконами и выщербленной мраморной лестницей, увенчанной пышными букетами сорняков в трехобхватных гипсовых вазах-клумбах. Особняк стоял на берегу просторного пруда, окаймленного деревянной, изрядно подгнившей «набережной». Вода в пруду была плохая, черная.