Пиастры, ром и черная метка! (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович

Максима и Ганса перевели на пиратский корабль, дотащили до открытого квадратного отверстия, ведущего в трюм, и совершенно безо всяких церемоний сбросили вниз.

Очередной крепкий удар Макс уже не выдержал и окончательно поплыл, теряя сознание. Напоследок, перед тем, как провалиться в темноту, мелькнула тревожная мысль: «Неужели, опять сначала?»

Глава 2

Глава 2

— Господин! Вы живы? Господин? Скажите хоть что-нибудь?

Максим пробуждался медленно. Голова болело, все тело ныло, мысли путались, воспоминания образовывали бессвязную кашу из горы трупов, перерезанных глоток, вспоротых животов и отрубленных голов.

Сон, дурацкий сон! Всего лишь сон, к счастью…

В лицо ему плеснули водой, и Макс сразу же открыл глаза, тут же придя в себя.

Дьявол их всех раздери! Не сон!

Над ним склонилось озабоченное лицо Ганса с какой-то баклажкой в руках, из которой он и поливал голову Максима.

— Господин! — радостно осклабился немец. — Вы живы!

Так, еще раз все по порядку. Вчера он умер дома, поскользнувшись в ванной комнате и ударившись головой, потом очнулся в теле молодого германского дворянина, путешествовавшего в Гавану в сопровождении слуги на торговом корабле. Не доплыв примерно сутки до пункта назначения, их корабль был атакован пиратами, взявшими судно на абордаж. В процессе боя Максим несколько раз погибал и снова возрождался в начальной точке. Вот так вот, запросто! По неизвестным причинам и непонятным способом, но факт оставался фактом — он вновь и вновь оживал после смерти в теле Хьюго фон Валлентштейна, и раз за разом вынужден был вступать в схватку с пиратами, пока, наконец, их вместе с Гансом не пленили и не бросили в трюм.

Вроде бы память не сбоила, но и полностью принять случившееся Макс не мог. Что если все это лишь бред его сознания, а сам он так и валяется в собственной ванной без чувств, и никто не придет к нему на помощь, потому что за окном зима и долгие новогодние праздники, а он так и не удосужился обзавестись хотя бы одним приятелем, которому небезразлична была бы судьба Максима.

— Господин? — в голосе Ганса появилось беспокойство, и Макс вынужденно ответил.

— Как видишь, жив. Что происходит?

Только сейчас Максим заметил, что на них обоих, да и еще на десятке человек в придачу — таких же окровавленных, грязных бедолагах — на щиколотках нацеплены ножные кандалы. Кандалы состояли из четырех железных прутьев, примерно в палец толщиной, а соединительным кольцом были прицеплены к общей цепи. Браслеты же отпирались и запирались специальным ключом. Руки им оставили свободными, но это мало что меняло. Вокруг царила полутьма, пахло мочой, блевотиной, навозом и крепким потом. Кто-то отчаянно кашлял, почти захлебываясь, другой — глухо стонал, третий беспрестанно молился, остальные либо сидели, прислонившись спинами к холодным доскам, либо спали.

Тут же рядом бродили и время от времени блеяли несколько коз, они перемещались по трюму свободно. Более того, бегали вверх-вниз по лестнице, ведущей на среднюю палубу.

Помимо коз и рабов, по трюму сновали жирные и наглые крысы, совершенно не стесняясь человеческого присутствия.

Большую часть трюма занимал груз: плотные, туго свернутые тюки, многочисленные крепко сколоченные ящики, несколько десятков массивных бочек, разномастные сундуки. Все это было бессистемно свалено по всему трюму, оставляя лишь узкие проходы, и не очень надежно закреплено. Время от времени бочонки, лежавшие на боку, начинали перекатываться туда-сюда.

Максим, конечно, не был специалистом в морском деле, но даже он понимал, что груз надо закреплять гораздо более тщательно. Любое волнение на море разметает бочки и тюки по всему трюму. Но пираты этого не сделали. Либо им наплевать на собственную безопасность, либо плыть им предстояло совсем недолго и нового шторма не предвиделось.

— Мы в плену, господин, — пояснил очевидное Ганс. — Нас скинули в трюм, вы ударились головой и потеряли сознание. Потом нас сковали, дали немного еды и воды, да ведро для испражнений — одно на всех. Затем спустили груз с нашего корабля. После этого в трюм больше никто не спускался. С того момента прошло уже больше сутки. А вы все не приходили в себя. Я начал беспокоиться…

Да, помнил бы он все предыдущие смерти, которые помнил Максим — вряд ли волновался бы об обычной потери сознания.

Итак, корабль идет неизвестно куда, захватив ценный груз на торговце, и в придачу десяток пленных — будущих рабов. Все пленники — крепкие мужчины-матросы средних лет, среди них лишь один юноша-юнга лет шестнадцати. Ни одного старика — их не продать, проще сразу за борт, на корм акулам. Рационально. Алоизыч был бы доволен.

Один из пленных вновь громко застонал. Максим узнал его — это был помощник капитана торгового корабля — достаточно молодой для этой должности, высокий и статный, с правильными чертами лица, черноволосый и смуглый, своей выправкой скорее походивший на офицера военного корабля. Именно с ним Макс договаривался об оплате путешествия. Голова мужчины была перемотана окровавленной тряпкой, он бредил, не приходя в сознание. С какой целью его-то схватили, интересно? Он еще долго не сможет принести пользы, помощнику крепко досталось во время вчерашней драки. Один из матросов, скованный рядом с ним, протирал ему лицо влажным куском материи.

Так, а сам-то цел или все же пострадал больше, чем кажется по первым ощущениям? Макс осторожно поднялся на ноги, загремев цепями, чем вызвал недовольные взгляды прочих пленников. Но ему было плевать на чужое недовольство, его сознание странным образом совместилось с сознанием Хьюго фон Валлентштейна, который вовсе не отличался человеколюбием и терпением. Память и привычки Хьюго стали одновременно памятью и привычками Максима, при том, что и свою прошлую жизнь он прекрасно помнил, но она как бы отошла на второй план.

Макс чуть развел руки в стороны — вроде целы, ноги тоже, ран не видно. Вот только голова гудит… но она болела с момента, как он очутился в теле германца.

— Вы не ранены, господин, — подтвердил Ганс, — повезло!

Да уж, повезло… еще вчера обдумывать планы на новогодние выходные, а сегодня валяться в вонючем трюме пиратского корабля.

Макс пинком отбросил слишком близко подошедшую крысу, потерявшую от безнаказанности всяческую осторожность. Крыса отлетела на несколько шагов в сторону и юркнула в какую-то щель между тюками, напоследок злобно зыркнув глазками-бусинками на Максима.

— Дай попить! — попросил он Ганса, и тот вручил ему давешнюю баклажку.

Вода была теплая и отдавала тухлятиной, но выбирать не приходилось.

— Откушать не желаете, господин? — в голосе слуги появился явный сарказм. — Могу предложить вяленую рыбу, слегка подпорченную червями, и сухарь, из которого сначала нужно вытрясти муравьев.

— Давай сухарь, — подумав, выбрал Макс.

Муравьи — ерунда! В детстве он пробовал их на вкус, наслушавшись рассказов об особой кислинке, присутствующей в этих насекомых. Ничего, не умер. Глядишь, и сейчас выживет.

Сухарь оказался таким твердым, что им при желании запросто можно было пробить борт корабля. Но чуть смочив его водой, Макс сумел его разгрызть, и съел до последней крошки. Молодой организм требовал пищи!

Покончив с сухарем, Максим подумал было, не попробовать ли разобраться и с рыбой, но оказалось, что за это время ее уже умял Ганс, целиком, прямо с костями.

Кстати, о Гансе Вебере. Макс помнил всю его историю, которую знал Хьюго. Рослый и сильный, он с малых лет сопровождал фон Валлентштейна-старшего в его путешествиях и войнах. Дважды был серьезно ранен, но упрямо выкарабкивался из лап смерти, хотя доктора, глядя на его израненное тело каждый раз лишь разводили руками — мол, не жилец. Многократно спасал жизнь Валлентштейну-старшему, за что заслужил себе право жить в его землях до самой смерти. Но когда Хьюго засобирался в дорогу, самолично попросился в его компаньоны — не сиделось Гансу на одном месте, чах он. А жены и детей за эти годы Ганс так и не завел. Отец одобрил просьбу, сказав, что лучшего компаньона для его сына и желать нельзя.