История зеркала. Две рукописи и два письма - Анна Нимова

Позже, уже собираясь идти спать, я слышал, как папаша Арно тихонько говорит жене:

– Сдается мне, и не монах он вовсе… Слышишь, Анна?

– Да, много лихих людей, такие времена, что и говорить, – только и сказала мамаша Арно, прибирая в кухне. Они были довольны, что столь подозрительный гость без лишних хлопот убрался со двора, и больше не заговаривали о нем. Я же ещё несколько дней вспоминал о его следящем взгляде, но потом успокоился.

В ту ночь я перебирал в памяти свои короткие встречи, и мне стало казаться странным, что одни люди словно наделены даром свободно выбирать себе дорогу, и дано им идти по ней. Опять я стал думать, что их новый день не похож на вчерашний, и сколько всего они смогут увидеть, узнать на своем пути, даже если это таит в себе некую опасность… А другие принуждены всю жизнь провести на одном месте… Сам ли человек решает, как жить, или ему дается знать? Верно, надо обратиться к Господу, чтобы наставил на нужный путь… Или человек всё узнает, когда приходит его время… Стараясь положить конец странным, как мне казалось, размышлениям, я шептал молитву, но сон всё равно бежал от меня. Первый раз в моей голове сложился вопрос, и не было ответа, который смог бы разом успокоить.

Далеко за полночь всё же начал дремать, когда увидел рядом с собой незнакомого мужчину. Я не слышал его шагов и не мог понять, как он очутился в кухне, спросонья решил: какой-то заблудившийся путник ищет ночлег до рассвета. Я уж было собрался крикнуть хозяину, но заметил бледный свет, разливающийся вокруг нас. Приглядевшись, увидел: свет тот исходит не от огня, успевшего к тому времени погаснуть, и не с улицы, коль скоро ночь, а от лица и рук мужчины. Тут я совсем очнулся и сообразил, что незнакомец никак не мог попасть в дом, ибо дверь заперта и въездные ворота тоже.

Душа моя наполнилась страхом, я чувствовал: не только крикнуть, слова вымолвить не могу, мужчина же продолжал стоять совсем близко от меня. Одет он был в темные одежды и выглядел человеком средних лет, хотя из-под круглой шапочки на голове выбивались совершенно седые волосы. Лицо его казалось скорбно и неподвижно, губ не размыкал, и скорее я почувствовал, чем расслышал голос, ему принадлежащий: В моей власти, Корнелиус, дать тебе ту дорогу… И более ничего не прибавил. От ужаса я закрыл глаза. Не могу точно сказать, сколько просидел, боясь пошевелиться, слушая удары, гулко бьющиеся в груди, пока, наконец, не послышались спасительные шаги с лестницы – это мамаша Арно спускалась в кухню, чтобы начать новый день. Открыв глаза и оглядевшись, я убедился, что мужчина исчез.

Прошло ещё несколько дней – гостей по-прежнему не было. Взволнованный той странной ночью и необычным видением, я старался больше времени проводить вне стен таверны, ночевал в доме для гостей, а на кухню заглядывал с опаской – всё мне мерещился человек с седыми волосами. И хотя разум подсказывал, был он всего лишь сон, но слишком уж отчетливо запомнилось его обращение.

Выйдя одним ранним утром во двор, я увидел, что пронизывающий ветер, метавшийся по округе в последние дни, наконец, стих, а края неба окрашены бледно-желтым и розовым. День обещал быть солнечным, и я решил навестить родных прежде, чем выпавший снег скроет дорогу на долгие месяцы. Папаша Арно не особенно возражал, и тот день я провел дома.

Так Господь даровал мне видеть родителей, но не дал знать, что это наша последняя встреча… Много лет спустя я думал, как милостиво задумано создателем скрыть от нас будущее: кто знает, как бы мы распорядились своей жизнью, узнай всё наперед. Как бы я пережил тот день, зная, что нам не суждено больше свидеться? К счастью своему, я не ведал об этом.

Сумерки начали сгущаться, когда я возвращался на постоялый двор. Торопясь добраться, пока совсем не стемнело, я ускорил шаг, почти побежал, но внезапно остановился как вкопанный: мне почудилось, что на этой знакомой с детства дороге я не один, и из темноты прямо на меня надвигаются тени. Приглядевшись, я действительно различил сквозь деревья смутные фигуры – это были какие-то всадники, расслышал, как их лошади двигаются неспешным шагом, но голоса людей до меня не долетали, судя по всему, ехали они в глубоком молчании.

По мере того, как всадники приближались, стало возможным рассмотреть, что всего их семь человек, четверо наглухо закутаны в дорожные плащи, а лица прикрывали широкими полями шляпы. Трое же всадников лица не прятали, и даже надвигающаяся темнота не могла скрыть их важный вид, были они похожи на знатных особ, которых сопровождают слуги. Фигуры то скрывались за деревьями, то появлялись снова, но медленно двигались ко мне, встреча наша делалась неминуема.

В нерешительности я замер на дороге, не зная, что предпринять, ругая себя, что не успел вернуться к папаше Арно засветло.

Рано или поздно они заметят меня, и что хорошего может сулить такая нежданная встреча, – рассуждал я, – что может быть нужно знатным сеньорам в этом месте в столь неподходящий час? Для охоты время позднее… А если едут они по делу, то почему не торопятся, наступающая ночь настигнет их в лесу. Не найдя достойного объяснения, я не на шутку испугался. Ясно припомнился мужчина с седыми волосами, явившийся то ли во сне, то ли наяву несколько дней назад. Если людям здесь делать нечего, так, может, и не люди они, а принявшие человеческое обличие посланники Господа, отправленные нам за неведомые пока прегрешения, – подумалось мне, – а может, и не Господь их посылает…

Мысли кружились всё быстрее, и такой страх овладел мной, что, не справившись с ним, я сбежал с дороги и напролом через кусты, деревья, спотыкаясь, бросился прочь. Я надеялся, что смогу обогнуть всадников и, выскочив на дорогу позади них, добежать до постоялого двора, но совершил ошибку. Хруст ломаемых веток не мог остаться без внимания настороженно прислушивающихся ко всем шорохам, и, оказавшись опять на дороге, я понял, что меня заметили. Стараясь не оглядываться, я изо всех сил бежал вперед, но чувствовал, как всадники повернули лошадей и стали следовать за мной. Огромные тени почти бесшумно двигались за моей спиной. Окончательно уверившись, что они преследуют меня, я думал только об одном: как бы поскорее добежать до постоялого двора и выбраться из этой проклятущей темноты на свет. Губы мои пытались выговорить молитву, но слова мешались, ничего путного не выходило, и Господь, которого я отчаянно призывал, оказался бессилен помочь мне. К счастью, бежать оставалось недолго, и скоро впереди замелькали тусклые огни, едва освещавшие знакомые строения.

Когда я вбежал на постоялый двор, уже совсем стемнело. Хозяева ждали моего возвращения и большие кованые ворота, обыкновенно запираемые на ночь, были ещё открыты. Задыхаясь, я всё так же бегом пересек пустой двор и распахнул дверь таверны. Папаша Арно, сидя за столом, доедал похлебку, его жена мыла тарелки возле кухни; услышав стук двери, они разом повернулись.

С трудом переводя дыхание и не в силах произнести ни слова, я повалился на стоящую рядом скамью, чем немало встревожил хозяев. Желания начинать рассказ о приключении на дороге не было, я сказал только, что поздно ушел из деревни, и очень торопился добраться, прежде чем наступит ночь. Мамаша Арно недоверчиво покачала головой.

– Странный ты какой в последние дни, Корнелиус, и что только с тобой происходит… То ходишь, ничего не видя – слова не добиться, а то несешься, потеряв голову.

Чувствуя себя почти в безопасности, я хотел уверить её, что ничего особенного со мной не случилось, как вдруг со двора раздались топот и фырканье лошадей, послышались голоса, кто-то громко позвал:

– Эй, хозяева! Есть здесь живая душа?

Папаша Арно проворно вскочил и, подхватив светильник, бросился к двери. В проеме я увидел людей на лошадях, но вот один спешился, за ним второй… Завороженно следил я, не в силах пошевелиться. Те, кто на ночной дороге казались видениями, при свете обретали вполне земную форму…

Схватив лошадей под узду, хозяин в раздражении крикнул:

– Черт тебя носит, Корнелиус, да помоги же!

Выбежав во двор, я придержал лошадь последнего спрыгнувшего на землю. Видно, устав в дороге, он решительно снял шляпу, и я снова замер. Ни у кого раньше не видел таких волнистых черных волос. Он пригладил их рукой, и послушно они окружили его лицо. Огоньки, отражаясь в темных, широко очерченных глазах, заставляли их то вспыхивать, то гаснуть, но не это казалось удивительным, а то, что был он совсем мальчик, едва ли сильно старше меня.

В тот момент один из тех, кого я принял за важных господ, а при свете разглядел, что одеты они в форму королевской гвардии, громко захохотал, тыча пальцем в мою сторону: